Внимательный взгляд позволяет обнаружить на удивление полное и точное соответствие между географической и культурной конфигурациями
евразийского мира.
С точки зрения евразийцев, задача заключается в том, чтобы личностную природу
евразийского мира возвести в сознательное начало.
Эти сказы и предания не просто приправа к истории, но важнейший способ свидетельствования о реальности
евразийского мира.
Итак, в
евразийском мире взаимодействие небесного и человеческого начал характеризуется их попеременным главенством и в конечном счёте – равновесием.
Но автор предпочёл сосредоточиться на аспектах
евразийского мира, относящихся к области его профессиональных интересов, в надежде, что указанный недостаток будет со временем исправлен компетентными исследователями.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: зимовалый — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Цель данного очерка как раз и состоит в том, чтобы открыть новые перспективы изучения
евразийского мира.
Всевместительность души – вот источник силы и подлинная тайна
евразийского мира.
Жизнь в
евразийском мире есть чудо: возвращение вечносущего, но извечно забываемого индивидуальным сознанием.
Вот почему творческое начало в
евразийском мире равнозначно не созиданию, не активному воздействию, но и, разумеется, не реакции на какую бы то ни было данность, а следованию изначально заданной реальности, которая опознается как высшая цельность бытия и притом извечное самоотсутствие (что соответствует, напомним, вершине сознательности в евразийском модусе познания).
В истории её неизменно возникали движения, которые сопрягали в политическое единство всё пространство
евразийского мира географического, всю область «флагоподобного» расположения зон (скифская держава, гуннская, монгольская, русская).
Пространство
евразийского мира, одновременно природное и экзистенциальное, есть событие, функциональность всех функций, действенность всех действий, в котором сходятся действие и реакция, причины и следствия, предвосхищение и воспоминание.
Даже самое беглое знакомство с
евразийским миром позволяет заключить: законы его организации и развития кардинально отличаются от принципов, обуславливающих единство европейской ойкумены.
Общность
евразийского мира относится к самоочевидным и спонтанным, наиболее фундаментальным импульсам жизненного опыта, засвидетельствованным петроглифами и писаницами, культом пространства в его бесчисленных вариациях, масками, являющими образ родового бытия, звериным стилем в декоре и проч.
Западные политики, пытающиеся перекроить
евразийский мир по образцу европейских национальных государств, не ведают (или слишком хорошо знают), что творят.
Нетрудно объяснить тот, представляющий на первый взгляд контраст между огромной силой принудительно-государственного центра, с одной стороны, и режимом непринудительности в национальном и религиозном вопросах – с другой, который мы наблюдаем в истории
евразийского мира.
И в любом случае нет необходимости сводить существо
евразийского мира к «буферным» зонам.
Природа
евразийского мира минимально благоприятна для разного рода “сепаратизмов” – будь то политических, культурных или экономических…
Чередуя бытовые наблюдения с описаниями походов и битв, они старались дать наиболее полную картину политической и социально-экономической жизни кочевников, представляющую древнюю историю многих тюркоязычных народов
евразийского мира.
Тогда в понимании ряда представителей интеллектуальной элиты подчинённых монголами стран стало пробуждаться осознание громадности
евразийского мира.
К 70-м годам XIII столетия полувековой наступательный порыв монголов иссяк, и картина
евразийского мира на некоторое время стабилизировалась.
А точнее – показал своё умение, главную способность: объединять необъемный, казалось бы,
евразийский мир в единую сущность, внедрив в него скрепляющую основу, твёрдую сердцевину и генератор энергии – русский мир.
Публикуемая здесь карта (рис. 3.1) отражает на этот период лишь самые общие черты целостного полотна
евразийского мира, поскольку излишняя детализация способна помешать основным целям нашего изложения.