Коан Янг 2

Stan Wesley, 2022

Спустя пятьдесят лет забвения Академия Ши-Ян вновь возвращается в строй, но не все так просто: далеко не все в магическом мире готовы закрыть глаза на страшные события прошлого… Пострадавшие от лап Зверя дети, темная магия, что уничтожила целый город… Это ставит Профессора Монтгомери под удар: сможет ли она сохранить целостность Академии на этот раз, когда на воле хищный Зверь, а Судный Совет, кажется, устраивает против нее заговор? Аврора вынуждена просить помощи Коан… Блуждая по пустующим улочкам Города, Тьма отлавливает неугодных и вытягивает их души. Тела отдает в Башню Молчания – ту, что скрыта за Лесом, – а Могильщики скармливают дары стервятникам. С восьмым ударом часов на площадь являются Шептуны, помогая Потерянным обрести себя вновь. Букер совсем не понимает законов Города, в котором он живет. Не ведая ни о Тьме, ни об ужасающих тайнах Города, он продолжает жить обычной жизнью, пока не встречает Обри.

Глава шестая. БУКЕР. ПРОФЕССОР

«Чтобы изменить строй, необходимо создать хаос, и в воздухе каждый ощутит свободу.

Хаос рушит.

И хаос строит.

Из хаоса рождается порядок».

Неизвестно, кем определялась власть в городе. Неизвестно, кто этой властью являлся. Загадочные голоса, шепчущие после восьми ударов Часовой Башни, или же Букер, благодаря Обри очнувшийся после долгого сна глухой слепоты?

Будь город вымышленным, была бы в его существовании мораль? Пока Букер чувствовал лишь толстый слой обмана и отвращения к этому месту. Никакой морали здесь близко быть не может. Кто бы ее, в конце концов, придумал?

Нет, город не настоящий. Его точно нет на картах. И не было никогда. Все это вымысел. Кто-то тешится над беспомощностью Букера.

— Город служит результатом, а я — причиной, — прошептал он.

С неба сыпался нескончаемый снег, ложась едва слышно. Тяжелые железные цепи, напротив, со звоном рухнули на каменную заледенелую плитку. Кусачки сменились ломом. Поддев замок, Букер всей силой надавил на лом, и громадная дверь под натиском сдалась — замок продавился в дереве, шлепнулся вниз, и из темного проема подул ледяной воздух.

— Храм Знаний взломан, — довольно объявила Обри. — Можем заходить.

Букер помедлил.

— Что-то там не так.

Он вгляделся в дверной проем. Беззвучный сквозняк, дующий ему в лицо, был пропитан чем-то мертвым и безжизненным.

— За этой дверью Смерть, Обри. Я туда не пойду.

Девушка нахмурилась.

— Букер, это Храм не Смерти, а Знаний.

— Ты сама назвала город непростым. А сейчас рассуждаешь столь поверхностно.

Он говорил, не отрывая взгляд от тьмы, таящейся в узком проеме. Обри сочла его замечание справедливым и решила не торопиться. Подобрала кусачки, лом и спрятала в сумку. Букер тем временем не двигался. Стоял спиной к Обри, точно застыл.

— Почему ты считаешь, что за дверью Смерть? — спросила она.

Он не ответил. Не шевельнулся даже, продолжая таращиться в проем.

— Ты слышишь? Букер!

Обри взяла его за плечо, развернув в пол-оборота к себе, и в ужасе отскочила. Лицо Букера сделалось как у мертвеца: побледнело, очерствело, осунулось, под кожей проявились сине-красные вены, глаза обратились двумя размытыми стекляшками.

Чья-то массивная рука захлопнула дверь Храма. Обри оттолкнула полуживого Букера, лицом к лицу встретившись с незнакомцем. Им явился пожилой мужчина. Полноватый, с длинными седыми волосами и идеально ровной бородой. Одет в черный костюм, на ногах — блестящие туфли, во взгляде читалось отчаяние.

— Глупцы! — воскликнул он. — Кто дал вам право взламывать Храм Знаний? Негоже сюда было соваться! Хорошо, я подоспел!

Букер, пошатываясь, пришел в себя. Цвет кожи наладился, вены исчезли, зрачки сфокусировались на старике.

— Кто вы такой? — спросила Обри. — И как здесь оказались?

— Меня предупредили, — осмотревшись по сторонам, тихо изрек старик. — Благо, шепот призраков доносится быстро.

Обри недоверчиво скрестила руки на груди.

— Вы — тот самый Часовщик, в честь которого установили табличку на фасаде?

Старик обернулся к Храму и прочел предупреждение.

— Хм, нет, — покачал он головой. — Часовщик давным-давно пропал. Я не видел его очень давно. К сожалению, время в городе течет иначе, и предположить, сколько точно, я не в состоянии.

— Т-так к-кто вы? — с трудом вымолвил Букер.

Мужчина вытянул из кармана пиджака очки, протер их специальной салфеткой и аккуратно надел. Указательным пальцем постучал по оправе, чтобы они сели на нос как можно удобнее, и поправил голос.

— Я Профессор. Единственный в своем роде. Часовщик был моим давним другом. Когда призраки заговорили о ком-то, кто появился у Храма Знаний, я понадеялся, что это он. Неужели вы обо мне ничего не знаете?

Букер и Обри переглянулись, пожав плечами.

— Ах, точно, точно, — взялся он за переносицу, — вы наверняка ни черта не помните о себе… Чего уж обо мне говорить.

— А вы, значит, о себе все помните, — пробормотал Букер.

— Я и не забывал, друг мой.

Профессор подобрал с земли поломанный замок, измятый от лома, убрал в нижний карман пиджака, а в дверной проем сунул салфетку от очков. Удивительно, но дверь держалась закрытой.

— Вам нечего там делать, — предостерег он. — За этой дверью вы ничего хорошего не сыщите.

— Что за ней? — недоумевала Обри, встревоженно глянув на Букера.

Профессор положил руку ей на плечо и прошептал:

— Тьма. Эта тварь засела в Храме Знаний и уже давно не высовывается. Зайти к ней внутрь означает добровольно погибнуть. Тебя, — обратился он к Букеру, — Тьма готова была сожрать с потрохами.

— Зря я затеяла поход сюда, — пожалела Обри. — Прости, Букер. Еще чуть-чуть, и ты был бы мертв.

— Ты не виновата, — сказал парень. — Любой исход поучителен. А вам, Профессор, спасибо. Вы спасли мне жизнь.

— Здесь нет живых и мертвых, — ответил Профессор. — Точнее, умереть-то можно, но… Это несколько другое состояние. Не физическое. Скажу вам точно: есть Потерянные и Найденные. Вы оба, как мне видится, Потерянные. Заблудшие души, так скажем. Но город таит в себе опасности для каждого. Например, Тьма. Если лезть к ней на рожон, она обратит вас в призраков. Тьма всегда прекрасно с этой трансформацией справлялась. Призраков уже никто не спасет. Они лишены личности, их естество сливается с городом как единое целое. Призраки становятся… Шептунами. Как шелест листьев при дуновении ветра. Раз в день Шептуны делятся новостями с Найденными, а те, в свою очередь, вольны распоряжаться информацией, как им заблагорассудится. Собственно, я принадлежу касте Найденных. Хотя, иронично заметить, в городе я себя никогда не терял.

Увидев на лицах двоих оторопь и смятение, будто годовалым детям объяснили правила деления на корень, Профессор по-доброму улыбнулся.

— Предлагаю посидеть в теплом помещении и выпить чашечку какао. На улице нынче холодает. Как вам такой расклад?

Республиканская улица располагала чудесным кафе, куда Букер любил заглядывать в холодные деньки. За окном метет снег и вьюга, а Букер сидит на мягком диване и попивает горячий кофе, рассуждая о великом. Как-то раз он даже отметил здесь Рождество — хотелось разнообразия. Сидел с кружкой кофе и наблюдал, как за толстым стеклом кружат снежинки и горят огни. Да уж, не самое лучшее развлечение, но кто на что горазд. Веселья в городе кот наплакал. Кафе названия не имело, да и, пожалуй, в таковом не нуждалось: в целом городе лишь там варили горячий кофе. В пунктах выдачи, к слову, где выдавали пищу, предлагался только рассыпной кофе или зерновой.

Профессор угадал с выбором, приведя Букера и Обри на Республиканскую улицу. На перекрестке ребром стояло крохотное темно-бордовое заведение, выложенное из мелкого кирпича. Окна затемненные, на двери гирляндой сверкала вывеска «Открыто».

— Почему улица названа Республиканской? — полюбопытствовала Обри.

— История, — пожал Профессор плечами. — Каждый уголок любого места — это часть истории. Что-нибудь да приключилось. Но с этим городом не все так просто. Название уж точно пускает корни в прошлое. А какое прошлое — дремучая загадка.

— Кафе работает еще час, — хмуро сказал Букер. — Обсудим историю города попозже.

Внутри заведения царило немое сияние неоновых огней. Приглушенная, отдаленная игра света, уступающая место гнетущей тьме: лампы в кафе не горели. Лишь неоновые фонарики, служащие не столько светом, сколько частью незамысловатого интерьера. Они сели за один из столиков. Напротив каждого уже стояла чашечка горячего кофе, по центру — кубики сахара, круассаны с банановой начинкой, блинчики с джемом и малиновый пирог.

— Напрасно ты пренебрегаешь историей города, Букер, — заметил Профессор. — В ней прослеживается закономерность.

— Я преподаю историю в институте, — ответил тот. — Европа, Штаты, Азия, история Древнего мира, история Руси… Всего мира, одним словом. Но не города, где я живу. В чем же закономерность?

— Очевидно, в ее отсутствии. Крайне важно отыскать себя на страницах прошлого, чтобы принять настоящее и не бояться будущего.

Обри внимательно следила за нашей беседой, подперев ладонью подбородок. В словах Профессора она, видимо, невольно нашла повод поразмыслить.

— Хорошо, и кто я в этом городе? — спросил Букер.

Мужчина задумчиво погладил идеально выстриженную седую бороду и отпил кофе.

— Учитель.

Букер нахмурил брови.

— Я знаю, что работаю учителем. Но я совсем про другое.

— Нет, дружок, — мягко возразил Профессор. — Ты — Учитель. — И вздохнул, опершись на мягкую спинку дивана. — Видишь ли, город подразумевает хитрую игру, где каждый игрок занимает свою позицию. Есть Шептуны, Часовщик, Профессор, Тьма и Учитель. Уверен, эта девушка, — указал он на Обри, — тоже кем-то служит. Просто так она сюда попасть не могла.

Букер перевел взгляд на Обри. В ответ она развела руками.

— Я помогаю тебе вспомнить, кем ты был… Помощница?

Профессор кратко рассмеялся. Почему, хмуро подумал Букер, его это развеселило?

— Тогда и я помощник, — сказал мужчина. — Или даже спаситель — я спас вам жизнь. Но нет. Человек служит городу, а не другому человеку, потому и следует классифицировать в отношении себя. «Кто я для этого города?». Задай себе этот вопрос, дорогая Обри. Не спеши. Нет причин торопиться с определениями, всему свое время.

— Я… не знаю, чем я могу послужить городу, — пробормотала она.

Букер обозленно прошептал:

— Мне не нравится думать, будто я служу проклятому городу. Я не служащий, черт подери. Я обычный парень, который пытается разобраться в себе. «Служба», — загнул он по два пальца на руках, — не помогла мне ни капельки.

Профессор с серьезным видом посмотрел ему в глаза и произнес:

— Закономерность твоего пребывания заключена в ее отсутствии. Как и моя. Как и ее. Твои рассуждения обернутся либо ложноположительным результатом, либо ложноотрицательным. В обоих случаях, Букер, ты не будешь прав. Ведь если ты себя вспомнишь, произойдет это не по твоей собственной воле. А по случайности.

— Случайности, — недоверчиво повторил Букер, прищурившись.

— Да, случайности, мой друг. А случайность вытекает из закономерности. Понимаешь?

Букер поймал на себе абсолютно пустой взгляд Обри — девушка сидела с поднятыми бровями, демонстрируя удивление и недоумение сразу. Букер слабо улыбнулся в знак солидарности.

— Не очень.

Мужчина увидел на соседнем столике красное яблоко. Или зеленое, но под светом неоновых огней выглядело красным. Он сходил за ним и начал подбрасывать.

— Однажды племянница Исаака Ньютона поведала философу-просветителю Вольтеру любопытную историю о том, как в саду на голову ее дяди упало яблоко, — начал Профессор, усевшись с плодом обратно. — История эта перекочевала в учебники по физике и приобрела некий… истинный вид. Конечно, это миф, и никакое яблоко Ньютону на голову не падало, но суть не в правдоподобности. На минутку представим, что это правда. Закономерное падение яблока послужило случайной мыслью. Поводом задуматься о траектории падения. По той же закономерной случайности появились микроволновая печь, шампанское, наклейки Post-It. Даже пенициллин! Большинство случайных открытий, Букер, изменили мир. Этот город является собственным миром. На картах его не отыскать. Но его можно изменить. Закономерным образом. Понимаешь теперь? Не надо взламывать двери Храмов, обманывать Шептунов и идти навстречу Тьме. Твоя роль — Учитель. Так будь им, друг мой.

Долгое время Букер буравил Профессора напряженным взглядом.

— То есть мне просто жить, как раньше? Преподавать в институте, потягивать пиво дома и смотреть кулинарные передачи по телевизору?

— Ты сделал главное: проснулся, — ответил Профессор. — Ты все еще Потерянный, а не Найденный, но верный путь взят. Своим временем распоряжайся, как хочешь, но если до этого момента ты жил, будто бы во сне, то сейчас ты прозрел. Делай, что делал, только с открытыми глазами. Ты тоже, Обри. Кстати, чем ты занимаешься?

— Особо ничем, — сказала она. — Якобы переехала в дом Букера из другого района, но жизнь до переезда вспомнить не могу. Просто знаю, что она была. И все.

Профессор удовлетворительно кивнул.

— Значит, ты преимущественно свободна… Не хочешь поработать у меня?

— Кем?

— Я — историк. Всегда им был. У меня очень много исследовательских работ, посвященных тем или иным событиям прошлого. Пишу я пером, но хотелось бы переписать их в электронный… девайс… или как вы там это называете. Я не силен в компьютерах.

Обри приложила палец к подбородку и задумчиво хмыкнула.

— Пожалуй, я соглашусь.

Букер ревниво перевел взгляд с нее на Профессора, который решением девушки остался довольным. Судя по расплывшейся на морщинистом лице улыбке.

— Ты уверена, Обри?

— Да, — непринужденно отозвалась она. — А что? Хуже уж точно не будет.

За окнами раздался звон Часовой Башни. Время девять вечера. До закрытия кафе пятнадцать минут. Допив остывший крепкий кофе, Профессор собрался первым. Пожелал хорошего вечера и попросил Обри приходить утром по адресу, написанному на листочке. Девушка свернула бумажку вчетверо, спрятала в карман куртки и улыбнулась в знак прощания. Когда мужчина покинул кафе, ребята посидели еще пару минут.

— Ты ему доверяешь? — тут же спросил Букер.

— Он спас нам жизнь, — ответила Обри. — Доверие считаю заслуженным. А ты?

Парень пожал плечами.

— Мне кажется, этот старик — тот самый преподаватель по истории, которым я восхищался. Беда в том, что я не помню внешности. В памяти есть человек, которого я уважаю, но без деталей. Странная штука. В общем, он будто бы Профессор.

— Тоже историк, — подметила Обри. — Тоже… старый.

— Угу. Правда, его появление разрушило нашу с тобой теорию.

На улице подморозило. Лужи и грязь, перемешанная со снегом, покрылись корочкой льда. Чтобы не поскользнуться, Обри обняла Букера за плечо, и они не спеша зашагали домой.

— Какую теорию? — спросила она.

— Что я являюсь спасением. Профессор помнит себя, но он не выбрался из города. Значит, не выберемся и мы.

— Да, — поникла девушка. — Тут ты прав. Но вдруг, если и я себя вспомню, мы все-таки покинет это угнетенное место?

— Не знаю, Обри. Старик прояснил многие вещи, но вместе с тем породил уйму вопросов.

Она прижалась к Букеру сильнее и положила голову ему на плечо.

— В этом прослеживается закономерность.