Небесное служение. Пророк

Эмилия Витковская, 2020

Я не смогла сбежать из монастыря и, возможно, никогда не смогу. С каждым днем Пророк становится все опаснее. Его безумие пропитано кровью, и если я не буду осторожна, эта кровь будет моей. Несмотря на растущий риск, я все еще продолжаю поиски истины, даже несмотря на то, что они могут привести меня к Адаму. В его темных глазах – чувство вины. Я знаю, что под личиной монстра скрывается душа, но до нее так трудно добраться. Когда я приехала сюда, я знала, что мне придется сражаться, но не понимала, что война будет идти на многих фронтах. Содержит нецензурную брань.

Глава 5

Далила.

Моя старая комната. Я сижу на своей кровати, у меня ощущение, что прошло сто лет с тех пор, как я была здесь. Я провожу пальцами по белому покрывалу.

Мое внимание отвлекает короткий стук в дверь. Входит Честити с заплывшими глазами, рассеченной губой и синяком на подбородке.

— У тебя все нормально? — Она спешит ко мне.

— Я в порядке. — Я продолжаю следить за покрывалом, пока она рассматривает мое платье.

— Нет креста. — Она гладит белую ткань на моих плечах и с облегчением вздыхает. — Нет креста.

— Пророк не выбрал меня. — Слезы наполняются моими глазами, и стыд омывает меня, как приливная волна. — Я предложила себя ему, но он меня не взял. — Мои губы дрожат. — Я не достойна его. Теперь я это знаю.

Честити напрягается, затем убирает волосы с моего лица.

— Далила, что они с тобой сделали? Они продержали меня два дня и… — Она расстегивает рубашку, затем стягивает ее, обнажая багровые рубцы на светлой коже. — Просто избивали. Снова и снова. Но я видала и кое-что похуже… В прошлый раз. Она снова застегивает рубашку и понижает голос до шепота. — Никто не сбежал. Даже Сара. Думаю, она все еще в доме священника. — Она тяжело сглатывает. — Они нашли видео, где Сюзанна прижимала к моему горлу заостренную зубную щетку. Я все время говорила им, что перелезла через забор только для того, чтобы держать всех вас в поле зрения, чтобы в конце концов сдать вас.

Я смотрю на нее. Она была права, пытаясь нас сдать. Быть вдали от Пророка — ужасная судьба, с которой я никогда не хочу встречаться.

Она продолжает приглушенным голосом:

— Сначала они мне не поверили, но я настаивала. Как только избиения прекратились, меня затащили сюда. Но теперь Грейс мне еще меньше доверяет. Сюзанна, Ева и Ханна вернулись в монастырь. Что с тобой случилось в доме священника?

— Они показали мне, что я ошибалась. Глупо. Я слишком застряла в этом мире, когда мне следовало стремиться к следующему. — По моему лицу текут слезы. — И единственный способ попасть в рай — это повиноваться Пророку.

Она смотрит мне в глаза, затем проводит руками по моим ребрам.

— Тебе нужно есть. Они держали тебя четыре дня и кормили только фруктами с наркотиками.

Во мне закипает негодование:

— Я не была под воздействием наркотиков. Пророк позаботился обо мне. Он любит меня.

— Пойдем посмотрим, что можно найти на кухне, — настаивает Честити.

— Я не буду есть. Пока не пришло время. Только когда Пророк скажет, что я могу. — Я падаю на колени и поворачиваюсь к кровати, чтобы начать свою молитву. — Я буду проводить все свое время в восхвалении Пророка. Он единственный, кто меня по-настоящему любит. — Я бросаю на нее взгляд через плечо и не могу не улыбнуться. — Я его любимица, понимаешь?

— Далила, не делай этого. Пожалуйста, не надо.

— Что не делай?

— Не поддавайся этому. Ты слишком сильна, чтобы верить лжи. Все, что говорит Пророк, не соответствует действительности. Он обманщик…

Я бросаюсь на нее, сбиваю с ног и кричу ей в лицо:

— Пророк — это все. Все! — Я бью ее с такой силой, что моя рука начинает вибрировать.

Она хватает меня за запястья и отбрасывает, затем перекатывается на меня и прижимает к холодному деревянному полу.

— Далила!

Ее губа снова разбита, из раны по подбородку течет кровь.

— Слезь с меня, ведьма! — Я не могу ей противостоять. Все силы, которые у меня были мгновение назад, исчезли.

— Далила, пожалуйста. — Ее голос смягчается, но она удерживает меня на месте. — Подумай, зачем ты здесь!

— За Пророка.

— Нет. — Она качает головой. — Не для него. Ты пришли сюда ради нее…

Призрак девушки танцует в моей голове, ее золотые локоны отражают каждую каплю солнца. Я как будто смотрю на нее сквозь матовое стекло. Но она там, ждет меня. Мысль о ней приносит слишком много боли, поэтому я отталкиваю ее и сосредотачиваюсь на Пророке.

— Нет. Я здесь ради него. Чтобы служить ему.

— Когда Джорджия приехала сюда, она поверила. Но у нее был дух. — Голос Честити низкий и ровный. — Ей удалось осветить самые темные уголки монастыря. Что бы с ней ни случилось, она продолжала идти. Она не сломалась даже после того, как перестала верить лжи Пророка. Она осталась сильной. И она бы сбежала.

— Ты врешь! — Я хочу выцарапат ей глаза, вырвать язык изо рта. Кто она такая, чтобы причинить мне эту боль? Боль, которую унес Пророк.

— Она рассказала мне о тебе.

— Лживая шлюха! — Я кричу и пытаюсь вырваться. — Ты лжешь, лжешь, лжешь!

Честити дает мне звонкую пощечину. У меня перехватывает дыхание, и я вижу звезды, которые мерцают и лопаются. На мгновение появляется небольшая полоска ясности, как будто я могу видеть сквозь тьму, в которой нахожусь, но затем она исчезла. И я все еще здесь с Честити, которая говорит ужасные вещи о благословенном Пророке. Она врет. Пророк — единственный, кто когда-либо говорил мне правду. Может… может, Честити убила Джорджию? Да, в этом есть смысл.

— Ты сделала это, — шиплю я на нее.

— Что? — Ее глаза расширяются. — Что я сделала?

— Ты убила Джорджию. Ты пытаешься переложить свою вину на Пророка, потому что ты грязное падшее существо. Я знаю, что ты за урод. Я знаю про твои отношения с Джез. Я знаю твой грех. Ты отвратительная содомитка, и я надеюсь, что Пророк даст тебе то, что ты заслуживаешь. Вырвет твой лживый язык! Убийца!

Что-то вроде печали омрачает ее лицо, но решимость все еще горит в ее глазах:

— Это неправда, и ты это знаешь. Я бы никогда не обидела Джорджию. Подумай, Далила! Вспомни, зачем ты пришла сюда. Борись с этим. Борись с тем, что он с тобой сделал. Вспомни Джорджию.

— Молчи. — Интересно, смогу ли я сбросить ее и сбежать к Пророку, чтобы рассказать ему о ее лжи?

— Ты помнишь ее смех?

Я моргаю:

— Что?

— Как она смеялась. Это было похоже на свет, теплый и сладкий.

В моей голове звучит фантомный звук, теплые высокие ноты.

Я зажмуриваю глаза, у меня по щекам текут слезы.

— Нет.

— Она всегда улыбалась. Даже когда все было плохо, даже когда тренировки были ужасными, даже когда Грейс наказывала ее за оптимизм — она улыбалась, как будто знала, что все будет в порядке. И это помогало мне держаться. До сих пор помогает.

Улыбка Джорджии прорывается сквозь дымку, и я вспоминаю ее. Я помню ее любовь, ее свет, ее тепло. И я хочу вернуть это — все это — я так сильно хочу вернуть эту легкость, но у меня ее никогда не будет.

Голос Пророка шепчет мне:

— Честити убила ее. Честити поглотило этот свет. Честити — та, кто хочет причинить тебе боль. Я твое спасение.

— Ты убила ее.

— Нет. — Она качает головой. — Я любила ее.

— Лжешь!

— Джорджия говорила о своей младшей сестре с белыми волосами и большим сердцем, она…

— Молчи!

— Она так сильно любила тебя и была рада, что ты не последовала ее примеру в этом ужасном…

— Ты врешь. — Матовое стекло, отделяющее меня от смеющейся златовласой девушки, начинает трескаться.

— Я не вру, Далила. Она рассказывала мне, как называла тебя, чтобы подбодрить тебя.

— Нет. — Трещины становятся шире, они указывают мне выход из этой темной ямы.

Она наклоняется и прижимается губами к моему уху, произнося имя, которое знала только Джорджия. Так Джорджия звала меня, когда я была в упадке или когда с моей матерью было еще хуже, чем обычно. Только Джорджия. Матовое стекло разбивается.

Мои слезы текут без остановки, и я задыхаюсь.

— Она врет. — Пальцы Пророка касаются моего сердца. — Я правда…

— Молчи! — рычу я. — Лжец! Ты лжец. Ты…

Честити перебивает, думая, что мои слова адресованы ей:

— Я не лгу. Я была новенькой Сестрой, когда встретила Джорджию — это было до того, как меня отправили в часовню. Прежде, чем я попыталась сбежать. Мы были друзьями. Она была моей единственной подругой, пока я не встретил Джеза. — Ее глаза блестят от слез. — Она так сильно тебя любила. Ты помнишь? Она рассказала мне все о тебе, и она была так рада, что ты слишком умна, чтобы поддаться соблазну этого места. Она любила тебя, а я любила ее, как сестру.

Ее слезы прорываются сквозь тот туман, который держит меня, и я окончательно вспоминаю Джорджию во всей ее юной красе. Сияющей, счастливой и улыбающейся мне. Из моих легких уходит весь воздух, как будто кто-то сильно ударил меня кулаком в живот. Она ушла. Ушла. Я больше не могу бороться с правдой, какой бы страшной она не была. Пророк — причина, по которой я больше никогда не смогу обнять свою сестру. Я больше не чувствую его притяжения. Джорджия сияет ярче лунного луча в моей памяти.

Меня охватывает агония, когда я вновь переживаю ее потерю, похороны, то, как ее пытали. Я с трудом могу выдавить из себя:

— Что с ней случилось?

Честити садится и снова ставит меня на колени, пока мы оба «молимся» у кровати. Она не смотрит в камеру в вентиляционном отверстии, но я знаю, что она думает об этом. Прямо как я.

Я склоняю голову, позволяя горю утраты обрушиться на меня. В моей памяти всплывает картина: Пророк смотрит на меня, когда я раздеваюсь и раздвигаю ноги, предлагая себя ему. Желчь поднимается к моему горлу.

— Мне очень нужен подарок, который ты предлагаешь, милая Далила. — Его взгляд блуждает по моим бедрам. — Но ты можешь служить мне лучше как чистый ангел Пророка.

Мой живот сводит судорога, но я сжимаю руки мертвой хваткой и кладу на них потный лоб.

Честити наклоняется ближе:

— Это наркотики. Они накапливаются в организме, особенно если вы принимать их каждый день. Они образуют в сознании что-то вроде… паутины. Ты попадаешь в ловушку этого.

— Вы попала в ловушку?

— Да, когда была Девой. Еженедельного приема ЛСД достаточно, чтобы появилась зависимость. Она становится сильнее каждый раз, когда ты ешь отравленные фрукты.

Я вытираю глаза.

— Что случилось с Джорджией?

— Мы не знаем.

— Мы?

Она закусывает губу, потом морщится.

— Поговорим позже. У меня будут проблемы из-за видео.

— Не уходи.

Она прижимается плечом к моему:

— Оставайся сильной.

Когда она встает, я заставляю себя оставаться на месте, хотя мне хочется бежать за ней и требовать, чтобы она рассказала мне все, что знает о Джорджии.

Когда она открывает дверь, я слышу резкий голос Грейс.

— Я как раз собирался проверить вас. Ты же знаешь, что тебе больше не положено оставаться наедине с Девами.

— Я знаю. Приношу свои извинения. Я просто хотела убедиться, что у нее есть все необходимое для возобновления тренировок.

Я не оборачиваюсь, просто продолжаю молиться.

— Она в порядке. Иди на кухню. Ты будешь там, пока я не скажу иначе.

— Да, мэм.

— А ты. — Голос Старшей впивается в мой мозг, как колючая проволока. — То, что Пророк дает тебе еще один шанс, ничего не значит. Еще одна подобная выходка, и снова окажешься в доме священника без посещений, без еды и без воды, за исключением тех капель, которые так тебе понравились.

Я подпрыгиваю, когда она захлопывает мою дверь, но даже ее угрозы не могут остановить шум в моем мозгу. Информация Честити — это толчок, который мне нужен, чтобы продолжать попытки и, наконец, добиться справедливости для Джорджии. Пророк сломал меня. Я не могу лгать себе и утверждать, что я оставалась сильной под пыткам и наркотикам. Но Джорджия всегда была той нитью, которая тянула меня вперед. Впервые в жизни я действительно склоняю голову в молитве и посылаю просьбу, настолько полную мести и возмездия, что я не сомневаюсь, что небеса перенаправят ее в гораздо более жаркое место.

Я обедаю с остальными Девами, хотя некоторые из них старательно избегают на меня смотреть. Сюзанна, Ева и Ханна сидят за разными столиками, и я не смею сесть рядом с кем-либо из них. Я ем свою небольшую порцию овощей и жесткого мяса в одиночестве. Каждый раз, когда открывается дверь столовой, я смотрю вверх в надежде увидеть Сару. Но ее нет.

Честити работает на кухне, и я лишь мельком вижу ее через сквозное окно. Ее голова опущена, и я все равно не могу с ней сейчас разговаривать. Миллион вопросов пылает во мне, как пыль от взорвавшейся звезды. Ни на один из них не будет ответа, по крайней мере, сегодня.

Я с облегчением обнаруживаю, что вместо тренировок мы днем проводим время перед телевизором. Я усаживаюсь на свой обычный стул, хотя теперь он кажется огромным. Мы все выглядим как ад, но я подозреваю, что выгляжу хуже большинства. Физические и моральные пытки могут сделать это с человеком.

— Служи мне, моя дорогая, — шепчет Пророк. Я зажмуриваюсь и заглушаю его голос. Это нереально. Ничего, что он мне обещал, не реально. Его шепот стихает, и я снова могу дышать.

Дверь в дальнем конце комнаты открывается, и я жду, пока Абигейл включит проектор. Вместо этого Мириам Уильямс, первая леди Алабамы, выходит в переднюю часть комнаты в скромном кремовом платье. Она улыбается, ее идеальные светлые волосы и белые зубы напоминают куклу-скелет — или я это воображаю?

— Добрый день, девушки. — Она щелкает пальцами, и Абигейл торопливо пододвигает ей кожаное кресло. Устроившись, Мириам осматривает комнату. — Я рада видеть, что вы все так хорошо выглядите. — Ее на мне на мгновение взгляд задерживается.

Я так плохо выгляжу?

Она откидывается назад.

— Вы были обучены различным способам быть благочестивым товарищем для избранного вами супруга. Все уроки, которые вы усвоили до этого момента, чрезвычайно важны для вашего будущего. Они могут показаться… — она постукивает ногтями с французским маникюром по подлокотнику стула, — трудными, но они окупятся. Как они окупились для меня. — Реплика королевы красоты сопровождается улыбкой. — Сейчас я здесь, чтобы обсудить, в частности, празднование Сочельника. Каждый год Пророк разводит огромный костер для Небес. Вы все будете присутствовать и будете вести себя наилучшим образом. — Она поднимает палец. — Грейс, не могли бы вы объяснить?

Старшая идет к передней части комнаты.

— У каждой из вас будет такое украшение. — Она показывает нам ожерелье с простой, но толстой цепочкой и крестом. — Я назначу Сестру, которая будет следить за каждой из вас. Если вы переступите черту… Мэри, поднимись сюда.

Мэри встает со своего места и идет вперед.

— Вот. — Грейс протягивает ей ожерелье.

Мэри берет его, но держит подальше от себя, как будто это ядовитая змея. Грейс достает из кармана брелок.

Мэри немедленно вскрикивает и роняет ожерелье.

Грейс улыбается.

— Извини, Мэри. Я случайно поставила его на максимальную мощность. — Она поднимает его и передает трясущейся девушке. — Возьми еще раз.

На этот раз, когда Грейс использует брелок, Мэри вздрагивает, но не издает ни звука.

— Спасибо. — Грейс забирает ожерелье и отпускает Мэри на место. — Как видите, эти ожерелья накажут любую Деву, которая нарушит правила. Я хочу, чтобы вы помнили волю Пророка, когда…

— Я хотела бы продолжить. — В ровном голосе Мириам звучит раздражение.

Я испытываю удовлетворение от того факта, что в присутствии Мириам Грейс больше не альфа. Грейс бросает на нее острый взгляд, но кивает и отступает, а Мириам продолжает:

— Потом, после церемонии зажжения костра, на которой Пророк принесет свое рождественское благословение, посетители «Небесного служения» разойдутся. Вот тогда и начнется ваше истинное испытание.

Я бросаю осторожный взгляд на Еву, но она, кажется, приросла к своему стулу и смотрит на Мириам с таким благоговением, которое может быть вызвано только ненавистью или страхом. Чем именно, не могу сказать.

— На церимонии будут присутствовать женихи. — Она приподнимает брови, как будто эта новость должна нас взволновать. — Мужчины проявят интерес к тем из вас, кого сочтут достойными. Зимнее солнцестояние — особое время года для Пророка. Вы поймете, что я имею в виду, на мероприятии. Я проинструктировала Грейс, как все вы должны быть одеты и подготовлены. С уважением относиться к Пророку — это верный способ полностью ему повиноваться.

Ее медовые слова не скрывают правды. Нас будут выставлять, как скот на мясном рынке. Я крепче сжимаю себя руками.

Она стоит и грациозно расхаживает взад и вперед, ее туфли на шпильке цокают о деревянный пол.

— Существуют определенные правила, которых Пророк ожидает от вас во время празднования. Вы не можете говорить, если к вам не обращаются. Вы не можете покидать место общего пользования. Женихи — особые гости, но им нельзя доверять. Она указывает на Деву в первом ряду.

— Ты, иди сюда.

Дева встает и подходит. Кажется, ее зовут Фиби.

Мириам подтягивает ее платье до бедер. Фиби не протестует.

— Женихи захотят забрать это у вас. — Она бьет Фиби между ног. — Это ваш самый священный дар. Если вы испачкаете его прикосновением любого мужчины, вы испачкаете себе душу. Пророк будет знать, и он будет судить вас.

Мой разум возвращается к тому, что чувствовал Адам внутри меня, заполняя каждую частичку меня, пока все, о чем я могла думать, был он. Мои бедра сжимаются. Но я не могу об этом думать. Не сейчас.

— Вы должны хранить это священным прежде всего. Пророк должен брать или отдавать, как он считает нужным.

«Ты имеешь в виду, что Пророк должен продать нашу невинность. Поклонник не купит то, что уже отнято».

Она опускает платье Фиби на место.

— Защитите свой драгоценный дар, иначе вам грозит наказание. Понимаете?

Мы киваем.

Она смотрит и толкает Фиби к ее месту.

— Я спрашиваю, вы понимаете?

— Да, — кричим мы потоком.

Она берет себя в руки и натягивает на лицо свою обычную улыбку.

— Хорошо. Я рада, что мы все на одной волне. А теперь я оставлю вас до конца ваших тренировок. — Она машет рукой, как участница конкурса красоты, когда выходит из комнаты, и мы все слишком потрясены, чтобы шептаться, когда начинается показ старинного видео о важности целомудрия.