Лето в Калинке

Элли Флорес

В Калинке, что на реке Пясть, этим летом кипит работа: археологи на кургане копают. Кто-то говорит – клад там зарыт. А Ярику и его друзьям не до кладов – они просто радуются лету, солнцу и реке. Кот Филофей тоже доволен жизнью – нашел себе молодого переводчика, который сможет наконец разъяснить людям, как нужно обращаться с котами! А остриженный хвост – это мелочи. И все бы ладно… Вот только где клады – там и беды…

© Элли Флорес, 2016

© Василий Дмитриевич Поленов, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В Калинке, что на реке Пясть, этим летом кипит работа: археологи на кургане копают. Кто-то говорит — клад там зарыт. А Ярику и его друзьям не до кладов — они просто радуются лету, солнцу и реке. Кот Филофей тоже доволен жизнью — нашел себе молодого переводчика, который сможет наконец разъяснить людям, как нужно обращаться с котами! А остриженный хвост — это мелочи. И все бы ладно… Вот только где клады — там и беды…

Глава 1

— Нехороший ты человек, Лопаткин, — тяжело вздохнула мама. — И скажи, что мне с тобой делать?

Ярик вздохнул ещё тяжелее и опустил повинную головушку так, что рыжеватый чуб повис и рассыпался.

— Нет, ты в глаза мне смотри, — мама повысила голос. — Вот зачем, скажи ты мне, недогадливой, надо было стричь хвост коту тёти Новеллы, а?

— Скучно, — честно признался Ярик, поднимая на неё тёмно-серые большие глаза. В них были карие крапинки, словно кисточкой мазнули впопыхах. Потом он шмыгнул носом и спросил: — Мам, а мам. А сколько мы тут еще будем — в Калинке?

Мама, уже в джинсовых шортах и майке с любимым семейным героем — мультяшкой Пеппи-Лоттой, поправила полосатую бандану и оценивающе оглядела себя в зеркале:

— Сколько надо, Ярослав. Летний археологический лагерь — не шуточки. Культура раннего железного века — особенно второго тысячелетия до нашей эры — у нас пока мало изучена. А в здешнем городище полвека тому назад чего только не находили. Ну, вот и решили снова здесь покопать.

— Мам. — У него сразу возник миллион вопросов, но озвучил Ярик только один, самый важный: — Слушай, а там не клад нашли полвека назад?

Мама прищурилась в зеркало и подмигнула то ли своему отражению, то ли Ярику:

— Клад. А что, интересуешься, сын?

— Ну в общем… — замялся Ярик, прикидывая, сказать ли правду и тащиться в жару на раскоп к сумасшедшим студентам и преподавателям, или соврать и остаться дома, у Новеллы, а потом сгонять с местными пацанами на речку Пясть и поудить башмаков — рыбы все равно было мало.

— Ага, — утвердительно отозвалась мама, которая Ярика знала, что ни говори, давно и очень хорошо. — Так и запишем. Идём на Малый курган вместе, клад копаем вместе. Хотя там уже… ну ладно. Быстро переодевайся в шорты и майку, намажься лосьоном и не забудь бейсболку надеть. Мне жареный сын в доме не нужен.

Ярик мученически возвёл глаза к потолку и вздохнул так, что свисавший с люстры стеклянный колокольчик звякнул два раза. Но делать было нечего — лосьон так лосьон, раскоп так раскоп. И потом, подумал он, отправляясь в ванную, ну разве там может быть хуже, чем в схватке с котом Филофеем?

Через три часа запылённый и вспотевший Ярослав Лопаткин признал, что да — Филофей, хоть и со скверным характером, лучше раскопа в Калинкинском городище. Подумаешь, восемнадцать царапин на руках. Их зелёнкой намазал — и порядок, иди гуляй сколько хочешь. И с Филофеем, если умеючи и ласково, всегда можно договориться. Мудрый он кот.

А тут полное безобразие: студенты ползают вдоль разделённых веревочками на квадраты участков земли, преподаватели — и мама тоже — то и дело уходят куда-то за натянутый между столбов брезент, где на длинных столах лежат всякие интересные разности того самого железного века. И жарища. И пылища. И мухи подлые — садятся прямо на шею.

— Эй! Мальчик! — замахал ему рукой какой-то парень с грустными глазами и короткой стрижкой, с виска почему-то свисала заплетённая косичка. — Давай сюда, поможешь.

Ярик уныло побрёл к нему, стараясь не наступить ни на валявшиеся кирки и совковые лопаты, ни на отвалы земли — они сразу начинали осыпаться, а студенты при этом ругались, и порой совсем нехорошо.

— Что-то нашёл?

— А то, — парень вдруг расплылся в широченной улыбке, и сразу Ярику понравился. — Ещё одну кузню нашёл, о как! Смотри сюда…

Ярик осторожно присел рядом на корточки и заглянул студенту через плечо.

— Ну, железяки какие-то… — неуверенно сказал он и ткнул пальцем: — А вон та — что за фиговина такая? По голове врагов бить в бою?

Парень длинно свистнул и засмеялся — но не обидно.

— Эх, ты. Тиглебоец.

— Чего-о?

— Того. Эта, как ты говоришь, «фиговина» — на самом деле тигель. Древние люди, наши предки, плавили в нём руду и получали железо.

— А-а-а… А вон то — что?

Новый знакомый кивнул и стал рассказывать, тыкая в каждую вещь:

— Представь себе, жил здесь когда-то молодой умелец-кузнец, и звали его… ну, пусть как тебя.

— Ярославом?

— Да. Кстати, меня Владимиром зовут, будем знакомы. Ну вот — жил этот Ярослав тем, что лил и ковал металлы. Вот это — его инструменты лежат. Видно, он их спрятал, когда враги напали на родное селище. Клещи, коса-горбуша и втулка. И вот ещё кольца железные. А рядом — гляди, красота какая — всякие бронзовые женские украшения: подвески, бляхи, браслеты. Тебе какие больше нравятся? Взял бы маме что-то в подарок?

— Ага. — Ярик с уважением рассматривал затейливые вещицы — очищенные от земли, наскоро протёртые мягкой тряпочкой, они не блестели, но выглядели здорово. — Вот такие бусы взял бы. Они из металла разве?

— Не-а, — отмахнулся Владимир и бережно собрал все бусинки, а потом ссыпал их в специальный мешочек. — Глина. Видно, твой тёзка их слепил, обжёг в печи и раскрасил. Наверное, в подарок своей будущей жене.

— Ух ты. — Мысли в голове Ярика закрутились, как мыши в колесе школьного кабинета биологии. — А я бы так смог?

— А что ж не смочь, — пожал студент плечами. — Я вон в училище сам научился горшки лепить и обжигать. Могу показать, что к чему.

— Ага! А вон то — что такое непонятное? — Ярик прилепился к боку Владимира и дышал ему в ухо с увлечением.

— Нож с горбатой спинкой. Шило. Цепь. Колокольчик. Гляди-ка — тут ещё и оберег-кабаний клык завалялся! Молодчага этот кузнец Ярослав был.

— А то, — согласился Ярик. Он уже чувствовал, что неведомый мастер стал ему почти что роднёй. — Наверное, враги были сильные и злые. Вот он и припрятал всё самое дорогое. Интересно, а выжил он тогда?

— А знаешь, — задумчиво протянул Владимир, встал и отряхнул руки. Ярик тоже встал, чтобы ноги размять. — Мне кажется, что да. Потому что кузнецы — они всегда были сильные, умные и ловкие люди.

— Так и запишем, — довольно повторил Ярик любимую мамину фразу.

— Пойдём водички попьем.

— Пойдём, — кивнул Ярик и ловко запрыгал по раскопу. А за ним, шагая как журавль, направился Владимир.

Работали до позднего вечера. Мокрый Ярик, выслушав от Володи инструкцию по обращению с инструментами, разошёлся так, что земля и камушки с шумом летели из-под его лопаты. Было и желание услышать похвалы взрослых, но важнее всего — азарт. А вдруг? Вдруг то самое, веками лежавшее внизу сокровище откроется его взгляду?

Совсем измотавшись, он вылез из уже довольно глубокой ямы, нашёл полупустую бутылку минералки и с наслаждением долго пил, прислушиваясь к тому, как булькает и всхлипывает в желудке.

Ярик вытер рукой рот и внезапно вздрогнул: показалось?

Да нет. Кричат. Громко, яростно.

Он вскочил, побежал на звук.

Мама стояла над ямой, с которой только что сняли защитный брезент, и кричала на местного, Константина Сергеевича Приходько, главу сельского поселения Калинки. Глава, хмурый и подобравшийся, напоминал застигнутого у хозяйского окорока Филофея.

— Сколько раз, — мама наконец выдохлась и снизила тон, но красивые серые с крапинками, как у Ярика, глаза, воинственно блестели, — сколько вам раз говорить — хватит всем плести небылицы о здешних кладах. Нет их здесь, и быть не может, поверьте слову историка с солидным стажем. Тот культурный слой, в котором золотые украшения брали, уж давно разведан. А это — несколько мусорных куч, в которых мы копаемся просто для того, чтобы совесть чиста была.

— Это я небылицы-то плету? Окститесь, гражданочка, — Приходько взвился ещё не дослушав. Крепенький, как гриб-боровик, мужичок лет шестидесяти, он вечно не ходил, а бегал, чуть не летал по селу, отчего соседи шутя прозвали его «Карлсоном». — Сами они приезжают, сами, хоть их вилами отсюда выпирай! Каждое лето уж сколько годов! Вот намедни к Руслановым двое парняг притащились, здоровые, лобастые, слова не добьешься, а сегодня их в сельмаге встретил — последние две бутылки водки брали. Спросил, что делать будут — позыркали, заплатили продавщице да ушли как ни в чём не бывало. Так иди пойми — не огород же они ехали копать руслановский? С такими мордами кирпичными, да один из них с наколками на пальцах — видел, знаю, что там за масть… А я что сделаю? В тюрьму садить — не моя, гражданочка, компетиция! И даже была б моя — сперва докажь!

Мама безнадёжно покачала головой, открыла рот, закрыла, заметила Ярика и поманила к себе.

Он подошёл, поймал жёсткую, загрубевшую руку и переплёл её и свои пальцы: это часто помогало.

Вроде бы и сейчас помогло. Мама просветлела, сдёрнула с его головы бейсболку и легонько провела пальцами по потному лбу. Подмигнула. Ярик подмигнул в ответ.

Обманула, значит, нет клада. Ну мама! Хитрая… Наверное, знала, что просто так на курган он не пойдёт…

А она тем временем сдвинула брови и шагнула к Приходько, да так, что он отступил на два шага.

— Завтра же собирайте людей и объявляйте: ученые официально заявили, что поиск кладов в Калинке не только противозаконен, но и бессмысленен, так как все имевшиеся ценности извлекли много лет назад.

— Как скажете, гражданочка Лопаткина. Самому уже поперёк горла это дело. А с руслановскими я наособь потолкую, что там и как.

Приходько уже рысцой нёсся в деревню, и пропеллер ему точно был не нужен, с такой скоростью.

— Ужинать идём?

Мамины глаза совсем Ярику не нравились. Он прижался к ней, потёрся, отвлекая, и ответил сразу же:

— Ага.

Они поплелись вниз, а за ними ещё кипел остатками дневной жары и разговорами археологов Малый курган.

Маруся сидела на пригорке и тщательно пересчитывала деньги, вынутые из разбитой тут же свиньи-копилки.

Сотня, вторая, третья, металлические десятки, ещё мелочь какая-то…

Одно огорчение прямо.

На такие деньги хорошую удочку не купишь.

А ей позарез, вот просто срочно нужна была удочка, чтобы ходить с ребятами рыбачить.

То есть ну их, ребят, особенно руслановских, которые до приезда Ярика её дразнили «белой глистой». Вот Ярик — он любит рыбачить, и ради него стоит пойти, обязательно.

На деньги, рассыпанные по траве, упала тень.

Она вскинула голову и прислонила ладошку ко лбу, козырьком, чтобы солнце не слепило. Высокий мужчина стоял и смотрел на неё. И то, как смотрел, Марусе не понравилось.

— Вам чего, дядь? — она на всякий случай сгребла сокровища и сунула в кармашки простого, выцветшего от стирок джинсового сарафанчика. Рукава жёлтой майки подвернулись, она их поправила.

— Мне-то? Да так, на тебя красивую посмотреть.

И гость засмеялся. Неприятным лающим смехом, от которого мурашки бежали по спине и становилось холодно в жаркий день.

Хотя уже вечер почти.

— Я не красивая, — отрезала Маруся, вскакивая. — И ухожу отсюда. Пока.

Она развернулась и пошла к дому, чувствуя взгляд незнакомца на спине, где всё ещё щекотались большущие мурашки.

Хотелось припустить, но отчего-то поняла — лучше не надо.

Впереди маячила знакомая фигура. Две! Тетя Тоня и Ярик с ней!

— Тёть Тоня-я-я! Погодите, я с вами пройду до сельмага!

И Маруся побежала к ним, от радости сразу забыв о странном мужчине.

А тот пристально смотрел вслед минуты три, затем пошёл в другую сторону, к окраине, к дому Руслановых.

Удачно, очень удачно он снял себе жильё.

— Будем здоровы, как говорил Заратустра, — и он подмигнул неизвестно кому и снова рассмеялся, лающе и холодно.

Сумерки уже наступали, и сады, мимо которых он шёл, облитые нежным светом, казались прозрачными, ветви деревьев гнулись от плодов.

Лето, ах, лето. В Калинке, что на реке Пясть.