Лето в Калинке

Элли Флорес

В Калинке, что на реке Пясть, этим летом кипит работа: археологи на кургане копают. Кто-то говорит – клад там зарыт. А Ярику и его друзьям не до кладов – они просто радуются лету, солнцу и реке. Кот Филофей тоже доволен жизнью – нашел себе молодого переводчика, который сможет наконец разъяснить людям, как нужно обращаться с котами! А остриженный хвост – это мелочи. И все бы ладно… Вот только где клады – там и беды…

Глава 3

Письмо папе первое

Здравствуй, пап!

Я тебе пишу, потому что очень давно не слышал. Ты занят, я знаю, но вдруг найдётся время почитать мэйл?

В общем, мы снова тут, в Калинке.

Здесь хорошо. Прошлым летом я познакомился с ребятами Руслановых — Вадькой и Тимкой, и еще с девчонками — Людой, Викой, Марусей-беленькой. Беленькая — это потому что у неё косички как лён и кожа совсем белая, она не загорает.

А я загорел, пап, честно. Вот сейчас фотку приложу, чтобы ты видел, какой я стал чёрный. Как негр.

Ты только не смейся, я знаю, что хвастаться нехорошо, это я так…

В общем, что было вчера.

Пошли мы на речку купаться и всякое такое. А там собака Варенцовых лазила, мордатая такая, Ругер зовут. Он — овчарка, колли. Мальчик.

И совсем нестриженый, ему в такую жару плохо, вот и лезет к воде.

Он худой, пап, совсем. И Вика сказала, Варенцовы его плохо кормят. Вот ты скажи, пап, зачем заводить собаку, если кормить её не хочешь? Странные люди…

Я давно маму прошу хоть кого-нибудь, но ты же знаешь, у нас одна комната, и мама от шерсти чихать начинает…

Ну я и решил, что мы все должны его покормить. Сказал руслановским — айда по домам, еды попросим, сюда принесем и ему отдадим. Сам тоже хотел к Новилишне, но Ругер что-то совсем лёг, стал тяжело дышать, ну, я испугался и решил его покараулить…

Ребята тут классные, и девчонки тоже, духом сбегали, я и моргнуть не успел. Почему они меня слушаются? Да вот, я в то лето сначала с Тимкой подрался и засветил ему в глаз, потом с Вадькой, и ему тоже в глаз, только не в правый, а в левый, они меня сильно уважать стали. Правда, Руслановы потом приходили ругаться с мамой, но она у меня хорошая, сказала — пусть дети сами разберутся. Сказала, раз кто-то начинает решать проблемы кулаками, пусть будет готов к тому, что и на него пойдут стенкой… Ну, мы и разобрались, я Вадьку с Тимкой взял под своё начало, а потом девчонок. Девчонки, пап — они тоже люди, и драться могут ничего так, когда захотят.

Тем летом мы всей командой много чего делали. Я тебе вроде писал, ты не ответил почему-то… Ты только не волнуйся, пап, я понимаю, что у тебя много дел, новая семья и вообще… Это я так просто.

В общем, сгоняли они, притащили много всякой еды, накормили мы Ругера, а потом у Маруси взяли косметичку со всякой ерундой, ножницы достали маникюрные и еще канцелярские и постригли его немного. Нам так понравилось, что я решил найти кота Новилишны Филофея и его тоже постричь. Жарко же ходить в шубе.

Но Филофей умный, пап. Он от меня сбежал сразу, и я организовал на него охоту. Я был вождь племени калинцев, Вадька был моим разведчиком, Тимка — загонщиком, Люда — целителем, а остальные воинами.

Пап, мы на него охотились аж полдня! Все мокрые были, но поймали на каштане. Тимка его загнал на самый верх, и мне пришлось лезть туда. Было страшно. Правда.

Там небо было видно хорошо. А небо, пап, оно такое… Вот прямо не сказать, но такое небище, что закачаешься.

В городе я много сижу в сети, не обращаю внимания. А тут обратил.

Это здорово, когда небо так близко, что можно представить — сейчас вытянешь руку и дотянешься вон до тех облаков.

Я так и сделал, но снизу Маруська стала орать, и другие девчонки тоже. Нет, пап, всё-таки они дуры, хоть и умеют драться. Вечно мешают в самый неподходящий момент.

В общем, Филофея я уговорил. Сказал, что всё трогать не буду, только немножко постригу хвост. Мы с ним поняли друг друга. Вроде как поговорили на одном языке.

Когда я замолчал, он пошипел, но подполз по ветке близко и дал себя погладить.

Я чуть с каштана при этом не навернулся, представь, пап!

В животе так всё забулькало от страха.

Филофей слез первым, задом вперёд, я после него.

Внизу мы отдышались, я сел, он подошёл бочком, улёгся мне на колени, а я взялся за ножницы.

Маникюрные, пап — это дрянь, они режут плохо и мало, да ещё в шерсти путаются страшно. Так что спасибо Марусе, что она в косметичке не только их таскает, канцелярскими было стричь — одно удовольствие.

Да я и состриг-то всего ничего, правда. Немного по бокам прошёл и кисточку подровнял. Шубу трогать не стал, мне Филофей сказал по секрету, котам в ней очень даже ничего в жару. А я-то думал…

Руслановские, пока я делом занимался, балду гоняли — занимались армреслингом. Я б им сказал, что дохлый номер, они ж по силе равны, так бесполезно, вечно они друг друга проверяют.

Когда я закончил, Филофей ещё пошипел, но не зло, задрал хвост и ушёл. А меня, пап, так прихватило вдруг… не буду говорить, сколько я в кустах просидел у берега, ужас.

В общем, когда вылез, все уже спустились вниз по течению. То есть все, кроме Маруськи.

Маруська потом подошла и попросила, чтобы я её поцеловал. Я ж говорю, пап — они все до одной дуры. Ну как можно такие вопросы задавать? «Если ты меня поцелуешь, я тоже смогу с котами разговаривать?»

Она на меня смотрела, а рядом плескалась Пясть. Рыбы там мало на самом деле, но и ладно. Зато купаться и загорать хорошо.

Ты, пап, никому не говори, и маме тоже, но я её поцеловал. Маруську.

Она стала красная, глаза опустила и молчала. Я тоже. А что сказать?

Потом она убежала к ним, а я посидел под каштаном.

Не знаю, перейдёт ли к ней моя способность говорить с Филофеем, но целоваться оказалось приятно. В щёку точно. А взрослые-то куда только не целуются, судя по кино и книжкам…

Но я пока на этом остановлюсь, пап, не хочу близко к девчонкам подходить. Они же такие… я уже говорил, повторять не буду.

Короче, день вчера был такой, что хоть за голову хватайся. Но ты не подумай, что я жалуюсь — весело было, правда.

Мама меня потом послала в сельмаг, по секрету от Новилишны — сказала купить конфет хороших, развесных, в подарок хозяйке нашей. Самые вкусные — это сливы в нуге и шоколаде, точно знаю, но у нас денег на такие нет, мама же в университете работает и подрабатывает репетитором для старшеклассников, но всё равно не хватает… А взятки она не берёт. Говорит, не заработанные деньги, как сырая рыба — плохо перевариваются…

Взял я конфет попроще, ореховых, тоже ничего, даже бумажку прочитал, ну, то, что мелким шрифтом. Там написали, что есть какао-масло, значит, конфеты хорошие, не фигня какая.

Пап, ты знал, что настоящего шоколада в мире так мало, что едва хватит всем немцам на год? Вот, то-то же. Так что с конфетами этими повезло, если только на фабрике не соврали.

Люда, продавщица, мне сильно нравится, пап. Только никому не говори, ладно? Она такая… красивая. Как картина. Когда она мне сдачу даёт, прямо в руку, у меня мурашки по спине бегают.

Хотел ещё рассказать: я видел белую козу Маню, у здешнего попика Филиппа. То есть попиком его так, за глаза, местные алконавты зовут, а вообще отец Филипп, из церкви Михаила Архангела.

Она старая… и не совсем церковь, понимаешь, настоящую здесь взорвали ещё в 1927 году. А потом здешние потихонечку стали ходить к одному деду домой молиться, КГБ об этом узнало и хотело всех посадить. Но дед был непростой, у него сын был знатным чекистом и членом компартии, поэтому как-то дом удалось спасти.

И в результате дом стал церковью. Теперь все хотят деньги собирать на новую, но отец Филипп сказал — не надо. Деньги на другое пригодятся, а место есть, и ладно.

Он смешной такой, вечно думает о чём-то, по три раза переспрашивать надо. Но хороший.

Конец ознакомительного фрагмента.