Мемуары уфимского школьника

Шамиль Валеев

Книга уфимского журналиста и общественного деятеля Шамиля Валеева посвящена классической триаде современного человека – детству, отрочеству, юности и их воплощению во взрослой жизни. Внимательный читатель сможет ещё раз войти в пространство своего прошлого, но теперь уже с внимательным и понимающимся проводником.Вспомнить всё чудесное, что было с тобой в прекрасное время жизни, увидеть красоту места, где живёшь, – вот девиз этой книги.

Мои рок-уроки

Я бы так и мыкался по чужим магнитофонам, если бы не подарок маминого коллеги, профессора Алексея Борисовича Курлова. Время от времени у меня появлялась служебная техника отца — он известен в интернете под ником rimzil, служил в то время собкором «Комсомольской правды», привозил иногда кассетники на время, и потом они исчезали. Это была шипящая «Электроника» третьего класса, которая пробыла у меня недолго, и высококлассный диктофон Marantz в кожаном чехле и с ремнём через плечо. Единственный его недостаток — он хорошо записывал, но плохо, то есть очень тихо, воспроизводил.

Иногда я ходил слушать музыку к дяде Оскару-Луису, в профессорскую «сталинку» на Революционной, который имел примерно «майбах» — двухкассетник Sony с наушниками Hi-Fi. Музыка там была попсовой, можно было приходить со своими кассетами, но только фирменными, Sony EF-90. Там я начал слышать модные тогда перекаты звука из правой колонки в левую и наоборот. И начал разбирать ушами распределённые по каналам инструменты: ненавистные клавишные и желательные гитары.

И вот в один из зимних вечеров я поехал в другую профессорскую квартиру, расположенную примерно там же, забирать предназначенный на выброс, видимо, проигрыватель грампластинок «Аккорд», судя по всему, изготовленный на заводе «Радиотехника». Он был тяжёлый и с двумя отдельными колонками. Довольно громкий.

В открывшемся ТЦ «Башкирия» в отделе грампластинок начали появляться пластинки русского рока, типа «Чёрный кофе». Я сначала купил миньон на четыре песни и заслушал его до дыр: «Чёрный кофе» и «Светки падающий глист». Группа эта, как и многое другое тогда, была весьма стрёмным коммерческим проектом Ованеса Мелик-Пашаева. Но мне очень нравилась — хотя с охотой я слушал лишь отдельные риффы и ритмические сбивки. Потом появился альбом группы «Круиз» с тремя нахохленными музыкантами. Мне они тогда казались верхом мастерства и звука, особенно многоминутные завывания в стиле Pink Floyd в начале альбома.

— Хватит слушать эти рулады, вот, возьми нормальных ребят! — сказала мне мамина подруга Светлана Михална Поздяева, профессор философии, и протянула мне несколько разноцветных конвертов. «Эмерсон, Лейк энд Палмер», The Alan Parson’s Project и прочий прогрессив вошёл в мою жизнь, оставив убеждение, что нормальная группа должна называться не меньше чем в четыре слова.

Светлана Михална в начале лета того же восемьдесят шестого, кажется, года, сводила меня в «Синтезспирт» на выступление группы «Арсенал» с Алексеем Козловым, которая тогда играла какой-то джаз-рок (не знаю, что это такое), но гитара шпарила нормально, как сейчас говорят, жирно. Я всё время искал ушами гитарный звук, который мне бы понравился. И не находил его нигде.

Появляющиеся бутлегерские переиздания знаменитых западных альбомов «Роллингов», «Цеппелинов», «Дом голубого света» «Дип Пёрпл», всякие Ингви Мальмстины звучали для меня слишком мягко, джазово или архаично.

Хорошая для меня музыка была у Шильнова, который где-то брал деньги и бывал на туче: пласты там стоили сто пятьдесятдвести рублей. Как целый маг. Как сто пластинок фирмы «Мелодия».

Видимо, их брали в качестве мастер-копий для перезаписи, которая давала обладателям кассетников доступ к любой музыке.

И когда он мне давал заслушать пласты на один-два прогона, я слушал их на полную катушку, поставив голову между колонок, водружённых на подушку.

Удивительным образом моя мама, выпускница сельской школы и отделения татарской филологии БГУ, приносила мне с зарплаты альбомы, которые и сейчас для меня непростые, развивающие. Это — So Питера Гэбриела, «Песни для Дреллы» Лу Рида и Джо Кейла, посвящённый умершему только что Энди Уорхолу, первый изданный альбом «Аквариума» с легализующим тридцатитрёхлетнего Гребня текстом Андрея Вознесенского на конверте. Я этот текст и альбом знаю почти наизусть.

Основным поставщиком информации стали для меня изящные музыковедческие эссе Д. Ухова на конвертах и передачи «Молодёжного канала» радио «Юность», особенно когда ведущим был Олег Гробовников.

До концерта Шевчука в «Юбилейном», отменённой «Арии» во Дворце спорта оставалось год-полтора, до «Назарета» в Уфе — лет десять, до a ha — лет двадцать, до Стинга, которого пригласил в Казань мой брат Денис, — лет двадцать пять, а до «Металлики» в Стамбуле — лет двадцать восемь…

SIDE THREE