Женщины

Чарльз Буковски, 1978

Чарльз Буковски – один из крупнейших американских писателей XX века, автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности. Роман «Женщины» написан им на волне популярности и содержит массу фирменных «фишек» Буковски: самоиронию, обилие сексуальных сцен, энергию сюжета. Герою книги 50 лет, его зовут Генри Чинаски, и он является неизменным альтер эго автора. Роман представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые объединены главным – бесконечной любовью героя к своим женщинам, любованием ими и грубовато-искренним восхищением.

5

Я не видел Лидию пару дней, хотя удалось позвонить ей за это время раз 6–7. Потом наступили выходные. Ее бывший муж, Джералд, на выходные всегда забирал детей.

Я подъехал к ее двору в ту субботу около 11 утра и постучался. Лидия была в узких джинсах, сапогах, оранжевой блузке. Ее карие глаза казались темнее обычного, и на солнце, когда она открыла мне дверь, я заметил естественную рыжину в ее темных волосах. Поразительно. Она позволила себя поцеловать, заперла за нами дверь, и мы пошли к моей машине. Мы выбрали пляж — не купаться, стояла середина зимы, — а просто заняться чем-нибудь.

Мы поехали. Мне было хорошо от того, что Лидия — в машине со мной.

— Ну и пьянка же была, — сказала она. — И вы называете это брошюровочной вечеринкой? Да это прямо какая-то брюхатовочная вечеринка была, во какая. Сплошь ебля!

Я вел машину одной рукой, а другую держал у нее между бедер. Я ничего не мог с собой сделать. Лидия вроде бы не замечала. Пока мы ехали, моя рука вползла ей совсем между ног. Она продолжала говорить. Как вдруг сказала:

— Убери руку. Это моя пизда!

— Извини, — ответил я.

Никто из нас не произнес ни слова, пока не доехали до стоянки на пляже в Венеции.

— Хочешь сэндвича с колой или еще чего? — спросил я.

— Давай, — ответила она.

Мы зашли в маленькую еврейскую закусочную взять еды и потащили все на поросший травой бугорок, откуда хорошо смотрелось море. У нас были сэндвичи, соленые огурчики, чипсы и газировка. На пляже почти никто не сидел, и еда была прекрасна и вкусна. Лидия не разговаривала. Я поразился, насколько быстро она ела. Она вгрызалась в сэндвич с дикостью, делала огромные глотки колы, съела пол-огурца одним махом и потянулась за горстью картофельных чипсов. Я же, напротив, — едок очень неторопливый.

Страсть, подумал я, в ней есть страсть.

— Как сэндвич? — спросил я.

— Ничего. Я проголодалась.

— Они тут хорошие сэндвичи готовят. Еще чего-нибудь хочешь?

— Да, шоколадку.

— Какую?

— О, все равно. Какую-нибудь вкусную.

Я откусил от сэндвича, отхлебнул колы, поставил все на землю и пошел к магазину. Купил две шоколадки, чтоб у нее был выбор. Когда я шел обратно, к бугорку двигался высокий негр. День стоял прохладный, но рубашки на негре не было, и тело перекатывалось сплошными мускулами. Лет двадцать с хвостом, пожалуй. Он шел очень медленно и прямо. У него была длинная гибкая шея, а в левом ухе болталась золотая серьга. Он прошествовал перед Лидией по песку, между бугорком и океаном. Я подошел и сел рядом.

— Ты видел этого парня? — спросила она.

— Да.

— Господи боже, вот сижу я с тобой, ты на двадцать лет меня старше. Мне могло бы достаться вот такое. Черт, ну что со мной не так, а?

— Смотри. Вот пара шоколадок. Выбирай.

Она взяла одну, содрала бумажку, откусила и загляделась на молодого и черного, уходившего вдаль по песку.

— Я устала от этого пляжа, — сказала она, — поехали ко мне.

Мы не встречались неделю. Потом как-то днем я оказался у Лидии — мы лежали на кровати и целовались. Лидия отстранилась.

— Ты ничего не знаешь о женщинах, правда?

— Ты о чем?

— Я имею в виду — прочитав твои стихи и рассказы, я могу сказать, что ты ничего не знаешь о женщинах.

— Еще чего скажешь?

— Ну, в смысле, для того, чтобы мужчина меня заинтересовал, он должен съесть мне пизду. Ты когда-нибудь ел пизду?

— Нет.

— Тебе за пятьдесят и ты ни разу не ел пизду?

— Нет.

— Слишком поздно.

— Почему?

— Старого пса новым трюкам не научишь.

— Научишь.

— Нет, тебе уже слишком поздно.

— У меня всегда было замедленное развитие.

Лидия встала и вышла в другую комнату. Потом вернулась с карандашом и листком бумаги.

— Вот смотри, я хочу тебе показать кое-что. — Она принялась рисовать. — Вот, это пизда, а вот то, о чем ты, вероятно, не имеешь понятия, — секель. Вот где самое чувство. Секель прячется, видишь, он выходит время от времени, он розовый и очень чувствительный. Иногда он от тебя прячется, и ты должен его найти, только тронь его кончиком языка…

— Ладно, — сказал я. — Понял.

— Мне кажется, ты не сможешь. Говорю же, старого пса новым трюкам не научишь.

— Давай разденемся и ляжем.

Мы сняли все и растянулись. Я начал целовать Лидию. От губ — к шее, затем к грудям. Потом дошел до пупка. Передвинулся ниже.

— Нет, не сможешь, — сказала она. — Оттуда выходят кровь и ссаки, только подумай, кровь и ссаки…

Я дошел дотуда и начал лизать. Она нарисовала мне точную схему. Все было там, где и должно быть. Я слышал, как она тяжело дышит, потом стонет. Это меня подстегнуло. У меня встал. Секель вышел наружу, но был он не совсем розовым, он был лиловато-розовым. Я начал его мучить. Выступили соки и смешались с волосами. Лидия все стонала и стонала. Потом я услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Раздались шаги, и я поднял голову. У кровати стоял маленький черный мальчик лет пяти.

— Какого дьявола тебе надо? — спросил я его.

— Пустые бутылки есть? — спросил он меня.

— Нет, нету у меня никаких пустых бутылок, — ответил ему я.

Он вышел из спальни в переднюю комнату и ушел через входную дверь.

— Боже, — произнесла Лидия, — я думала, передняя дверь закрыта. Это был малыш Бонни.

Лидия встала и заперла входную дверь. Потом вернулась и вытянулась на кровати. Было около 4 часов дня, суббота.

Я занырнул обратно.