Держи это в тайне

Уилл Джонсон, 2015

Томми видит своего дядю в слезах и не может понять, почему он плачет. Чтобы отвлечь его, он отправляется с ним в путешествие по Европе прошлого. Читатель переносится во времена испанской гражданской войны, Сталинградской битвы и Холокоста, а Томми растет в Англии, запятнанной фашизмом. Наконец, все, что было тайным, становится явным, а главный герой находит любовь своей жизни в России.

Глава пятая: Джек II

В то серое утро Робби, Джек, Галя и Катя прошли маршем от Казарм Ленина через весь город до площади Каталонии. Окружающая их поход атмосфера была похожа на странную смесь из гордости и печали. Радость и грусть читались на лицах мужчин и женщин со всех уголков нашей планеты. Горькие рыдания, попеременно, крайне неожиданно, приходили на смену заливистому смеху. Сладко-горький вкус решительности и отчаянья смешивался с ощущением фатальности. Казалось, что что-то внутри них оборвалось сегодня, что-то умерло. Некоторые не скрываясь, плакали. Другие, расправив плечи, гордо и дерзко печатали свой шаг.

Повсеместно, вокруг себя, Джек видел большое количество флагов и транспарантов. Часть из них — это написанные от руки лозунги на испанском или каталонском языках, еще одна часть — это флаги и знамена военных отрядов. Заметил он там и флаг Советского Союза, с его хорошо узнаваемым серпом и молотом. Но, над всем этим буйством красок безраздельно властвовали яркие красно-жёлто-синие тона триколора Испанской Республики. Джек задумался о том, как долго еще флаг свободы будет реять над Барселоной. И если так случится, что это знамя вырвут преступной рукой, сколько снова потребуется времени и усилий развернуть его полотнище навстречу нежному средиземноморскому бризу или порывистому борею, высоких пиренейских вершин или свирепому шторму мрачной зимней поры. Сможет ли он снова свободно взметнуться в лазурную высь?

Катя чувствовала ту бурю эмоций, бушующую сейчас в голове Джека, она нежно коснулась его руки и прошептала:

— Мой друг, мой дорогой, что так взволновало твою душу?

— Все это! — отрывисто ответил Джек, стараясь сдержать свои слезы. Широким жестом левой руки он обвел площадь.

— Я понимаю тебя, Джек. — Катя вытянула правую руку Джека из кармана его брюк и прижала к себе. — Джек, в один прекрасный день все наладится.

— Я надеюсь, что ты права, Катя. Надеюсь, что права. Но, быстро это не случится, — он помедлил, окинув взглядом площадь и добавил, — Этот день наступит еще не скоро.

Пока толпа ждала обещанную речь с балкона в северной части площади, низкое, ритмичное пение начало медленно нарастать где-то вдали и теперь накатилось, как стремительная морская волна, на ближние ряды собравшихся воинов:

El pueblo unido jamás será vencido!

El pueblo unido jamás será vencido!

El pueblo unido jamás será vencido!

Даже Джек, как правило, очень сдержанный, в этот раз не устоял перед искушением поддержать всеобщее пение. Тень неподдельной печали окутала его лицо. Как будто по зову народной толпы, маленькая фигура появилась на балконе. Стало ясно, что сейчас начнется выступление. Люди приготовились слушать.

— Очень трудно расставаться с героями Интернациональных бригад, зная теперь, кто они, и как дороги и ценны они нам. Чувство печали, бесконечная скорбь сковывает наши сердца — печаль о тех, кто покидает нас. Нам грустно расставаться с вами, солдатами с наивысшими человеческими и моральными качествами, изгнанниками

в своих странах, преследуемыми тиранами всех народов. Мы оплакиваем тех, кто навеки остался здесь, погребенный в нашей испанской земле. Мы будем вечно хранить память о них в глубинах нашего сердца, разделяя чувство безграничной благодарности их подвигу.

Робби что-то прошептал на ухо Гале, легонько ткнул ее пальцем в бок, и она рассмеялась. Они были неразлучны, наслаждаясь последними часами, которые им оставалось провести в компании друг друга. Джек и Катя, оба целомудренно скрестив руки на груди, стояли немного поодаль, изредка обмениваясь шепотом короткими репликами.

— Вы приехали к нам со всех стран и континентов, как наши братья, как сыновья бессмертной Испании; и в самые тяжелые дни войны, когда столице Испанской Республики угрожала опасность, именно вы, доблестные воины Интернациональных бригад, помогли спасти город вашей самоотверженностью, вашим героизмом и вашей готовностью пожертвовать собой. Харама и Гвадалахара, Брунете и Бельчите, Леванте и Эбро, воспевают беспримерное мужество, абсолютную самоотдачу, отчаянную смелость, и военное мастерство мужчин из Интернациональных бригад.

Робби и Галя еще крепче сжали свои руки. Джек сказал Кате:

— Она должна также сказать и о женщинах-воинах!

— Они никогда не скажут, — пробормотал Катя себе под нос. — Как будто нас не существует, но мы здесь. Я лучший стрелок, чем ты, Джек Уилкинсон.

— Даже не буду спорить, Катя. — Он игриво толкнул ее в бок.

— Впервые в истории борьбы народов, произошло событие, захватывающее дух своей величественностью, — формирование Интербригад, для отстаивания свободы и независимости нашей страны — свободы и независимости нашей Испании.

Галя заплакала от мысли о долгой разлуке, которая предстояла им с Робби. Джек сильно сжал руку Кати, в бессмысленной попытке передать ей часть своей силы, мужества и выносливости, что наверняка потребуется ей в будущем. В ответ, Катя еще сильнее сжала его руку. Она предчувствовала, что Джеку было уготовано судьбой. Катя была сильной, ее силы хватило с лихвой на двоих.

Из прилегающих улиц вокруг площади Каталонии были слышны отдаленные, несмолкаемые звуки аплодисментов, нарастающие по мере продвижения вдоль Рамблас, и парящие по воздуху одой памяти борцам за свободу.

— Коммунисты, социалисты, анархисты, республиканцы — люди разных цветов кожи, диаметрально противоположных идеологий, непримиримых религий — но, все безмерно любящие свободу и справедливость, прибыли к нам, чтобы протянуть свою руку помощи. Они отдали нам все без остатка: свою молодость и свое здоровье; свои знания и свой жизненный опыт; свою кровь и свою плоть; все свои надежды и чаяния, — и взамен они нечего не просили у нас. Да, нужно сказать, единственное, что они настойчиво требовали — быть удостоенными чести умереть за нашу свободу.

— Я так рад, что я жив! — ненароком громко сказал Робби, обращаясь к Гале, так, что эту фразу услышали Джек и Катя. Они широко улыбнулись этим словам, безмолвно поддержав его мысль своими одобрительными улыбками. Галя развернула лицом к себе Робби, и одарила его долгим и страстным поцелуем. Это был поцелуй влюбленных, которым предстояло расстаться на многие, многие годы.

— Флаги Испании! Рейте во славу героев! Припадите к земле перед павшими!

— Джек, — промолвила Катя, — присматривай за Робби, я боюсь, что его идеализм не приведет его к добру.

Вместо ответа Джек пожал ее руку. Робби и Галя не переставали обнимать друг друга и о чем-то перешептываться.

— Матери! Женщины! Пролетят годы, и затянуться раны, нанесенные этой войной, память об этих печальных и кровавых днях раствориться в пучине повседневной жизни — но, жизни свободной, мирной и благополучной; ненависть поблекнет; и гордость за свою свободную страну разделит каждый испанец. Напоминайте вашим детям, рассказывайте им, об этих мужчинах и женщинах из Интернациональных бригад.

— Мы всегда будем это рассказывать всем! — сказала Катя, хотя Джек приложил палец к губам, предупреждая, что бы она помолчала.

— Расскажите всему миру! — энергично выкрикнул Робби, во весь свой голос. — Расскажите всем! Расскажите своим нерождённым детям!

Слёзы навернулись на Галины глаза. Но Робби это не заметил.

— Расскажите им как, преодолев широкие моря и высокие горы, перебравшись через неприступные опасные границы, преследуемые озверелыми собаками, жаждущими растерзать их плоть, — эти люди пришли в нашу страну, как светочи свободы, что бы бороть и защищать от немецкого и итальянского фашизма волю и независимость нашей Испании. Они покинули все — своих любимых, свои родные страны, свои дома и очаги, своих отцов, матерей, жен, братьев, сестер и детей. И они пришли сюда, чтобы сказать нам: «Мы здесь. Ваша борьба, борьба Испании — это и наша борьба. Это борьба всего передового и прогрессивного человечества».

Да, подумалось Гале, мы здесь. Нас много. Мы сильные. Но завтра мы расстанемся. Нас не будет уже здесь. Может моя жизнь начинает рушиться?

— Сегодня, многие из вас возвращаются домой. Но тысячи навеки останутся глубоко в испанской земле, и глубоко в памяти всех испанцев. Товарищи бойцы Интернациональных бригад — политические взгляды, социальные или моральные стимулы, которые подвигли вас с такой безграничной щедростью предложить нам ваше дружеское плечо, ведут вас снова в родные страны. Хотя, некоторые из вас, будут вынуждены доживать свой век на чужбине. Идите по жизни, гордо расправив плечи. Вы — это история. Вы — это легенда. Вы — героический пример демократической солидарности и единства, бросивший вызов мерзкому малодушию тех, кто привык трактовать демократические принципы через призму богатства и капитала, которым им бы не хотелось рисковать.

— Ты, мой пример солидарности и единства, моя дорогая Галя, — прошептал ей на ухо Робби и нежно обхватил руками ее осиную талию. Галя ему улыбнулась, но ее глаза были наполнены грустью предстоящей разлуки с Робби.

— Солидарность! Солидарность! Солидарность навсегда!! — Громкий клич прокатился по площади. — Солидарность!

— Мы некогда не забудем вас! И когда оливковое дерево мира распустит свои цветы, вплетаясь в победные лавры Испанской Республики — возвращайтесь к нам! Возвращайтесь в нашу страну, возвращайтесь на свою вторую родину. Всех, у кого нет своего дома и родных, всех, у кого не осталось друзей — всех вас примет испанский народ с любовью и благодарностью и будет вечно ценить ваш беспримерный подвиг.

— Закончится война, и я вернусь к тебе. Я тебе обещаю, — промолвил Робби.

Катя одобрительно кивнула.

— Да здравствуют герои Интернациональных бригад!

Громкий гул одобрения приветствовал окончание речи. Им не хотелось уходить, огромное желание продлить этот миг обжигало сердца, было невыносимо тяжело думать, что еще один поцелуй, еще один взгляд и их пути разойдутся навек. Робби и Галя плакали. Джек и Катя держались за руки, теперь казалось, что они стали как никогда близки друг другу.

Галя сказала:

— I want to stay here with you. Я хочу остаться с тобой.

— Возможно, я смогу вернуться за тобой, — сказал Робби.

— Робби — ты романтический дуралей. Ну, все, давайте, нам надо идти: ваш поезд и наш корабль ждут нас, — перебила его Катя.

— Катя права. Нам скоро снова воевать. Галя, Катя, — Джек горько, но решительно улыбнулся, — даст бог, увидимся в Берлине! И если вы окажетесь там первыми, не съешьте все пирожные, и помните — я пью черный чай с большим количеством сахара.

Он притянул их обоих к себе и крепко обнял.

— You must stay. We will win eventually. Ты должен остаться. В конце концов, мы победим, — промолвила Галя умоляющим тоном.

Сейчас Галя плакала совсем того не стыдясь. Катя силою тянула Галю за рукав.

— Пойдем! Корабль не будет нас ждать. Это последний рейс из Барселоны. Мы не сможем здесь остаться! — она взяла Галю за плечи и встряхнула ее. — Посмотри на меня! Победы не бывают безусловными, как и поражения, и надо иметь мужество продолжать начатое. Ты должна верить в себя.

— О, Катя! Я не думаю, что смогу. Ты не понимаешь.

Джек уводил Робби к северу, через площадь к проспекту, который вел к железнодорожному вокзалу.

— Давай, малый. Нам надо успеть на поезд. Катя позаботится о Гале. С ней будет все в порядке. Увидишь. — Он тащил за собой Робби в пункт сбора, в направлении железнодорожного вокзала. Робби уже не сопротивлялся, но все никак не мог оторвать свой взгляд от Гали, отдалявшейся от него с каждым шагом.

Галя вырвалась из Катиных объятий и отчаянно крикнула Робби:

— Робби! Робби! I’m pregnant! Я беременна.

Робби подбежал и заключил Галю в свои объятия, крепко прижав к себе, так сильно, как будто он никуда не собирался ее отпускать. Он хотел что-то сказать, но Галя прикрыла ему рот своей рукой:

— No words! Words would break my heart! Be strong! Не надо слов! Слова разобьют моё сердце! Будь сильным!

— Я буду сильным… для тебя! — вскричал Робби.

С мрачным выражением на своем лице, Катя отрешенно произнесла:

— Вряд ли получится быть достаточно сильным!