Испытание

Трейси Вульф, 2021

«Испытание» – четвертая часть серии, продолжение бестселлеров «Жажда», «Искушение» и «Желание» Трейси Вульф. Серия-бестселлер № 1 New York Times. Выбор Amazon в категории «Лучшая YA-книга месяца». Самая популярная вампирская сага 2023 года. Для поклонников «Сумерек» и «Дневников вампира». Последняя битва не прошла бесследно ни для кого. Флинт зол на весь мир, Джексон превращается в нечто с трудом узнаваемое, а Хадсон воздвиг вокруг себя стены, которые я вряд ли смогу сломать. Грядет война, и мы к ней не готовы. Только наличие армии может подарить хоть какую-то надежду на победу. Но прежде всего мне нужно разобраться со своим прошлым. Я должна найти ответы, которые помогут определить, кто из нас настоящий монстр. Найти истинное чудовище в мире, наполненном кровожадными вампирами, бессмертными горгульями и непрекращающейся враждой богов. Нет никакой гарантии, что кто-то останется в живых, но, если мы хотим спасти этот мир, у меня нет выбора. Мне придется принять каждую часть себя… даже ту, что я боюсь больше всего. Об авторе Трейси Вульф – американская писательница, автор 64 книг в разных жанрах, некоторые из них стали бестселлерами по версии New York Times и USA Today. В прошлом преподавала английский язык и литературу, сейчас полностью посвятила себя писательству. Любит создавать загадочные и романтические истории с непростыми героями и крутыми героинями. Обожает вампиров, драконов и всяких жутких ночных тварей. Все свои книги написала в своем доме в Остине, Техас, где живет по сей день вместе со своей семьей.

Глава 4. Слишком близки к катастрофе

— Твой отец выкачивает из похищенных учеников магическую силу и, возможно, убивает их, — выпаливаю я. Вероятно, это не лучший способ сообщить об этом Джексону, зато из его глаз тут же исчезает печаль. Теперь в них горит ярость, от которой у меня по спине пробегает холодок.

— Я убью его голыми руками, — бормочет он с таким видом, будто готов сделать это прямо сейчас.

— Давай отложим решение вопроса о том, кто первым убьет нашего дражайшего папашу, до утра, — говорит Хадсон, растягивая слова. — Думаю, сейчас нам всем надо поспать, иначе, если кого-то и убьют, то не Сайруса, а нас самих.

Все ворчат, но мы понимаем — он прав. Я чувствую себя так, будто вот-вот упаду от усталости. Мэриз предпринимает несколько попыток заставить нас воздержаться от опрометчивых решений, но Джексон обещает ей только одно — что мы не покинем Кэтмир до утра. Он дожидается, когда Флинт опять встанет на костыли, затем члены Ордена расходятся по своим комнатам.

Когда мы вслед за ними выходим из лазарета, Хадсон крепко обвивает рукой мою талию и вместе со мной молниеносно переносится к лестнице, ведущей в его комнату. Должна признаться, что иногда умение переноситься приходится очень кстати — мы двигались так быстро, что было невозможно в деталях разглядеть хаос и разрушения, оставшиеся после битвы. Я знаю — рано или поздно мне придется посмотреть на весь этот разгром, но я не уверена, что сейчас я в состоянии смотреть, как именно приспешники Сайруса осквернили место, которое стало для меня домом.

Хадсон осторожно ставит меня на ноги около кровати, глядя при этом на все, что угодно, но только не на меня.

— Тебе надо поспать. А я лягу на диване, чтобы тебе не мешать.

— Мешать мне? Как будто ты мне когда-то мешал. — Он прямо передо мной, но я не могу не заметить, что между нами что-то стоит. — Хадсон, нам надо поговорить о том, что произошло в лазарете.

— О чем тут говорить? — мрачно говорит он. — Произошло то, что произошло.

Я мягко кладу ладонь на его рукав.

— Мне так жаль…

— Грейс, перестань. — Он говорит это твердо, но не зло. И видно, что он далеко не так вымотан, как я сама.

— Почему ты так себя ведешь? — спрашиваю я, и мне становится тошно от того, какой эмоционально зависимой я сейчас кажусь. И еще более тошно от того, какой неуверенной и эмоционально зависимой я чувствую себя. — Что не так?

Он смотрит на меня, будто спрашивая: ты это серьезно? И я понимаю — все не так. Но это не новость. И речь идет не о нас с ним, а всего-навсего обо всем, что нас окружает. Вот только… Вот только, когда он ведет себя так, мне начинает казаться, что речь все-таки о нас.

Мне это не нравится, ведь нам пришлось столько всего пережить, чтобы обрести то, что у нас есть сейчас. И мне точно не нравится то, что он отстраняется, чтобы зализать свои раны, вместо того чтобы разделить свои тревоги со мной.

— Хадсон, пожалуйста, — говорю я и тянусь к нему. — Не делай этого.

— Не делать чего? — спрашивает он.

Я устремляю на него многозначительный взгляд. И это действует — он сжимает зубы и вдруг начинает с большим интересом смотреть на стену за моей головой.

— Поговори со мной, — шепчу я, придвигаясь к нему все ближе, пока наши тела не оказываются так близко, что почти соприкасаются, и мы не начинаем дышать одним воздухом.

Пару секунд он стоит на месте, затем делает шаг назад. И в меня будто вонзается нож.

— Мне нечего сказать.

— Думаю, правду говорят, что все когда-нибудь бывает в первый раз, — говорю я, пытаясь поддразнить его, надеясь вернуть прежнего Хадсона, самоуверенного и нахального.

Он наконец переводит взгляд на меня, я тоже смотрю на него. И тону в его голубых глазах, бездонных, как океан.

Но чем внимательнее я смотрю, тем больше убеждаюсь, что он тоже тонет. И что бы я ни делала, как бы ни старалась, он не дает мне кинуть ему спасательный круг.

— Позволь мне помочь тебе, — шепчу я.

Он невесело усмехается.

— Мне не нужна твоя помощь, Грейс.

— Тогда что же тебе нужно? — Я хватаю его за руку. — Скажи мне, что тебе нужно, и я сумею тебе это дать.

Он не отвечает, не обнимает меня и даже не сдвигается с места. И меня охватывает страх. Потому что это не мой Хадсон. Это какой-то незнакомец, и я не знаю, как вернуть того Хадсона, который мне знаком и дорог. Я даже не знаю, как отыскать его подо всем этим льдом. Я знаю только, что должна попытаться это сделать.

Поэтому, когда он снова начинает отодвигаться, я обеими руками вцепляюсь в его рубашку, прижимаюсь к нему и пристально смотрю в глаза. И отказываюсь его отпускать. Потому что Хадсон Вега — мой, и я не отдам его тем демонам, которые живут в глубинах его души. Никогда.

Я не знаю, сколько времени мы продолжаем так стоять, но в конце концов чувствую, как у меня сжимается горло, как потеют ладони и в груди зарождается рыдание. Но я все равно не отвожу глаз. И не отпускаю его.

И тут у него сжимаются зубы, кадык начинает двигаться, он кладет руку мне на затылок, запускает ее в мои волосы, запрокидывает мою голову назад, не переставая глядеть в глаза, и говорит:

— Грейс. — И его голос полон такой муки, что все мое тело напрягается от отчаяния. — Прости, — говорит он. — Я не могу… Я не…

— Все нормально, — отвечаю я и притягиваю его лицо к моему.

Мгновение мне кажется, что он сейчас отстранится, что он все-таки не желает меня целовать. Но тут он издает какой-то гортанный звук, и все мои страхи и неудачи уходят, когда его губы неистово припадают к моим.

Только что я пыталась заставить его приоткрыться, а в следующую секунду уже тону в исходящем от него аромате амбры и сандалового дерева и прижимаюсь к его упругому твердому телу.

И мне никогда еще не было так хорошо. Потому что это Хадсон, мой Хадсон. Моя пара. И даже когда все катится к чертям, это так правильно.

И, словно доказывая это, он прикусывает мою нижнюю губу, его клыки царапают чувствительную кожу в уголках моего рта, и я отдаюсь жару его мрачного и отчаянного сердца.

— Все хорошо, — шепчу я, чувствуя, как его пальцы сжимают мою спину, а его трепещущее тело прижимается к моему. — Хадсон, все хорошо.

Похоже, он не слышит меня — а может, просто не верит мне — и целует меня еще более страстно.

Ударяет молния, гремит гром, но я слышу только его. Я вижу и чувствую только его, даже до того, как его язык проникает в мой рот. У него вкус меда — сладкий, теплый, опасный. От него невозможно оторваться, и я стону, отдавая ему всю себя. Отдавая все, что он хочет, и умоляя его взять еще больше. Намного, намного больше.

Когда он наконец отстраняется, мы оба задыхаемся. Я пытаюсь продлить это, пытаюсь удержать эту связь между нами, не дать ей ускользнуть. Пока он поглощен мной — пока он поглощен нами, — он не погружен в себя и не изводит себя из-за того, что он не может и не должен изменить.

В конце концов он отстраняется, но я не готова его отпустить. Я продолжаю обвивать руками его талию и прижиматься к нему. Еще немного, мысленно прошу я. Подари мне еще несколько минут тебя и забвение, которое приходит, когда мы касаемся друг друга.

Он чувствует, что я на грани — хотя я и пытаюсь это скрыть, — и не двигается с места.

Я жду, что он скажет что-нибудь остроумное, насмешливое или просто абсурдное, как может только он, но он не говорит ни слова. Он просто продолжает обнимать меня и не мешает мне обнимать его.

И пока этого достаточно.

Мы столько всего пережили за последние двадцать четыре часа. Мы сразились с великанами, сбежали из тюрьмы, выстояли в этой ужасной битве, потеряв Луку и едва не потеряв Джексона и Флинта, и по возвращении обнаружили, что Кэтмир разгромлен. Часть меня изумлена тем, что мы все еще можем держаться на ногах. А другая часть просто радуется тому, что это так.

— Прости меня, — шепчет Хадсон, и я чувствую на своем лице его дыхание. — Мне так жаль.

По его стройному сильному телу пробегает дрожь.

— За что ты просишь прощения? — спрашиваю я, отстранившись, чтобы лучше видеть его лицо.

— Я должен был спасти его, — говорит он, встретившись со мной взглядом, и его голос срывается. — Я должен был спасти их всех.

Я вижу, как его терзает чувство вины, и я этого не допущу. Я не могу.

— Ты не сделал ничего плохого, Хадсон, — твердо говорю я.

— Флинт был прав. Я должен был остановить их.

— Остановить — значит, обратить сотни людей в пыль? — спрашиваю я, вскинув брови.

Он пытается смущенно отвернуться, но я крепко держу его. Я испытывала подобные боль и чувство вины после того, как погибли мои родители, и это тяжело. И я не позволю, чтобы такое происходило с Хадсоном. Ни за что.

— Ну и что же ты, по-твоему, должен был сделать? — спрашиваю я. — Сделать так, чтобы Сайрус и все остальные, кто нам противостоял… — Я мотаю головой, подыскивая слова. — Просто растворились в воздухе?

— Если бы я это сделал, Лука был бы жив. Флинт не потерял бы ногу. А Джексон и Нури…

— А ты мог это сделать? — спрашиваю я, потому что в самом начале битвы на острове, когда вокруг царил хаос, я чувствовала его растерянность, чувствовала, как он прилагает усилия, стараясь овладеть собой и взять ситуацию под контроль. — В самом начале, когда кругом была неразбериха, ты мог это сделать?

— Конечно, мог… — Он осекается и запускает руку в волосы. — Не знаю. Вокруг был такой хаос. А когда Джексон кинулся в самую гущу схватки…

— Ты тогда кинулся в гущу схватки вместе с ним. Потому что боялся промахнуться и ударить по Джексону и остальным нашим. А ты скорее согласился бы умереть, чем позволил бы, чтобы с Джексоном что-то случилось.

— Ты же видела его тогда, — говорит Хадсон, растягивая слова, и на минуту снова становится самим собой. — Ему явно требуется защита. Стоит мне отвернуться, как у него из груди вырывают сердце или вроде того.

— Я не уверена, что дело обстояло именно так, — фыркаю я. — Но я знаю — ты готов на все, чтобы защитить его и меня. И остальных тоже. Ты не сокрушил всех в пыль в самом начале, потому что ты не мог быть уверен, что не уничтожишь также и кого-то из нас. А когда ты разобрался что к чему и уверился, что не ударишь по нашим, ты пригрозил сделать это и сделал бы, я в этом убеждена.

Он опять уставляется на стену над моим плечом.

— Ты не понимаешь. Никто этого не понимает. Это не так просто. — Он вздыхает. — Я ненавижу эту штуку внутри меня.

— Я знаю. — Я убираю руки с его талии, беру его лицо в ладони и терпеливо жду, пока его взгляд не встретится с моим. — Но я также знаю, что, если бы Сайрус и остальные не убрались, когда ты их предостерег, ты бы уничтожил их всех и сделал бы это ради нас. Я не сомневаюсь, что ты бы сделал это, чтобы защитить нас.

Он смотрит мне в глаза.

— Я бы сделал все, чтобы защитить тебя, Грейс.

Но я на это не куплюсь. Хадсон любит меня, я это знаю, но думаю, он и сам не осознает, чем он готов пожертвовать ради каждого из нас, а не только ради меня.

— Чтобы защитить всех нас, — говорю я.

Он пожимает плечами, но я чувствую, что он немного расслабился. И я опять обнимаю его, прижимаю к себе еще крепче, чтобы показать ему, что верю в него, даже если он сам в себя не верит.

— Как бы то ни было… — Хадсон кашляет и добавляет: — Прежде чем опять схватиться с Сайрусом, мне надо будет поговорить с Мэйси о том, как нейтрализовать чары, действующие на органы чувств.

— Чары, действующие на органы чувств?

— Должно быть, Сайрус использовал именно их, — продолжает он. — Он приказал своим ведьмам и ведьмакам сделать что-то подобное со всем его воинством — я почти в этом уверен. Поэтому-то, когда я попытался убедить их отступить, они меня даже не заметили. Как будто…

— Как будто они не слышали тебя, — заканчиваю я.

— Да. — Он качает головой, и на лице его отражается отвращение — не знаю, то ли по отношению к себе самому, то ли к его отцу. — Я должен был предвидеть, что он прибегнет к чему-то подобному.

— Потому что ты всеведущ? — язвительно спрашиваю я. Я понимаю, почему он винит себя — потому что он Хадсон, а значит, готов взвалить на свои плечи бремя всех мировых проблем, но ведь нужно знать меру. — Или потому, что ты бог?

Его беспокойные голубые глаза досадливо щурятся.

— Потому что я знаю своего отца, знаю, как он думает. И знаю, что он не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое.

— Верно. — соглашаюсь я. — Он ни перед чем не остановится. А раз так, то все, случившееся на острове, произошло из-за него, а не из-за тебя.

Хадсон начинает спорить со мной, но замолкает, когда я устремляю на него насмешливый взгляд. Он знает, что я права, готов он признать это или нет.

Кажется, мы стоим так целую вечность, глядя друг другу в глаза, касаясь друг друга, и все, что мы видели и делали, оседает между нами, словно мокрый цемент. Жаль, что я не могу быть уверена, соединяет ли он нас или, наоборот, образует между нами стену.

Потому что эта война далека от завершения. Нам предстоит непростая задача, мы должны спасти ребят до того, как Сайрус убьет их, и нет никаких гарантий, что все закончится так, как мы хотим.

Нет гарантий, что когда-либо хоть что-то будет хорошо.

Поэтому я делаю глубокий вдох и рассказываю ему о страхе, который терзает меня с тех пор, как мы вернулись в Кэтмир.

— Думаю, Корона — не то, чем мы ее считали.