Страна, которую придумал я. Или которая придумала меня

Сергей Журихин (2024)

Дорогой читатель! Хочешь отправиться в путешествие длиною в жизнь? Погрузиться в мир нашей огромной страны — от Владивостока до Калининграда? Тогда эта книга для тебя. Герой, такой же как ты или я — уставший от суеты мегаполиса, ищущий себя и смысл жизни. Он садится в поезд и едет через всю Россию. Просто едет. Смотрит в окно. Разговаривает с попутчиками. Слушает. Думает. А города и веси сменяют друг друга, как узоры в калейдоскопе. У каждого места — своя история, свой характер. У каждого человека — своя судьба, свой взгляд на жизнь. И через эти встречи, через эти разговоры герой постепенно понимает самого себя. Открывает в душе то, что раньше было скрыто за мишурой будней. Любовь к родине. Уважение к людям. Вкус к жизни. Эта книга — не путеводитель и не травелог. Это разговор по душам. Искренний, местами смешной, местами грустный. Читай. Думай. Чувствуй. И, может быть, в следующий отпуск ты тоже решишься на такое путешествие. Путешествие к самому себе.

Глава 6. Врата в океан

Я еду по Русскому мосту — белоснежной громаде, парящей над проливом Босфор Восточный. Это грандиозное творение человеческих рук, соединившее Владивосток с островом Русский. Мост стал символом новой эры — эпохи открытости и развития острова, который более ста лет был закрытой военной зоной.

Сам Русский встречает меня буйством красок и ландшафтов. Зелёные холмы перемежаются с лазурными бухтами, песчаные пляжи — со скалистыми мысами. На ста квадратных километрах этой земли природа, кажется, решила собрать все свои богатства.

Но прежде чем погрузиться в исследование острова, стоит вспомнить, как он вошёл в историю России. Ведь первооткрывателям Русского довелось пройти непростой путь.

Хотя китайские и корейские моряки знали об острове с незапамятных времён, для европейцев он долго оставался белым пятном. Лишь в 1859 году экспедиция под руководством генерала Николая Муравьёва-Амурского описала и нанесла на карту неизвестную землю в заливе Петра Великого.

Муравьёв предложил назвать остров Русским, подчёркивая его принадлежность к России и стратегическую важность. Так скромный клочок суши обрёл своё нынешнее имя и место на географических картах.

Но настоящее освоение Русского началось двумя десятилетиями позже. В 1889 году на острове был основан военный пост, призванный охранять подступы к Владивостоку. С этого момента Русский превратился в неприступный форпост России на Тихом океане.

Шли годы, остров покрывался сетью укреплений и батарей. В его бухтах базировались корабли Сибирской военной флотилии, на перешейках возводились грозные форты. Русский оправдывал своё имя, став непреодолимым бастионом для любого врага.

Особенно ярко военная история острова проявилась в годы Русско-японской войны. Хотя основные боевые действия разворачивались у Порт-Артура, Владивостокская крепость играла важную роль в обороне дальневосточных рубежей.

Мой проводник по острову — Александр, популярный гид из Tripster. Он знает здесь каждый уголок и готов поделиться со мной своими знаниями и любовью к этой земле.

— Остров Русский — настоящая жемчужина Приморья, — говорит он, пока мы идём по экологической тропе в районе бухты Аякс. Это одна из самых живописных бухт острова, глубоко врезающаяся в сушу. Её берега — причудливое сочетание скалистых утёсов и песчаных пляжей, поросших густым кустарником.

— Здесь сохранились уникальные природные комплексы, редкие виды растений и животных, — продолжает мой спутник. — В лесах острова обитают пятнистые олени и кабаны, енотовидные собаки и харзы. Из птиц можно встретить фазанов, уток, сов. А на прибрежных скалах гнездятся топорки, уссурийские бакланы, тихоокеанские чайки.

Я заворожённо слушаю этот список, представляя, как в ветвях могучих дубов и грабов мелькает рыжий хвост белки, а по ночам раздаётся уханье совы. Мы как раз проходим мимо огромного старого дуба — его ствол в три обхвата, а корни, словно змеи, извиваются по земле. Сколько он видел на своём веку?

— А море вокруг острова — это отдельный, удивительный мир, — говорит мой гид, когда мы выходим на мыс Тобизина. Отсюда открывается потрясающий вид на Японское море, на бескрайние просторы воды и неба. Когда-то здесь прятались от штормов парусные суда, а сегодня это место притягивает любителей приключений и фотографов.

— В бухтах и проливах водятся камбала и навага, терпуг и краснопёрка, — перечисляет гид. — Часто можно увидеть стаи сельди и корюшки. А на лежбищах греются на солнце ларги — пятнистые тюлени.

Я смотрю на лазурную гладь моря и представляю этот подводный мир: вот среди водорослей мелькнула полосатая спинка терпуга, вот в толще воды блеснула серебристая корюшка. А на прибрежных камнях лениво переваливаются ларги, поблёскивая мокрой шкурой.

По пути мы заезжаем и в другие бухты, каждая из которых — со своим характером, своей историей. Вот бухта Воевода с её суровыми скалами и полуразрушенными фортами. Когда-то здесь кипела военная жизнь, а теперь — лишь крики чаек да плеск волн.

А вот бухта Рында, фактурно изрезанная береговая линия которой образует множество уютных заводей и лагун. По легенде, именно здесь укрывались в старину контрабандисты. Сейчас бухта — излюбленное место дайверов, исследующих её подводные гроты и пещеры.

Мыс Тобизина встречает нас яростным прибоем и порывистым ветром.

Кажется, сама стихия бьётся в его каменное чело, пытаясь сокрушить неприступные скалы. Но мыс стоит — как стоял века, как будет стоять ещё тысячелетия. Непокорённый страж у морских ворот острова.

— А вон там, видите — бухта Островная, — указывает гид на небольшой залив, укрытый со всех сторон зелёными сопками. — В начале XX века здесь располагалась база китобоев. Русские и иностранные промысловики вылавливали китов прямо у берегов Русского. Представляете — десятки судов, дым коптилен, горы китового уса и ворвани…

Я пытаюсь вообразить эту картину. Грохот гарпунных пушек, свист шкивов, крики матросов. И киты — величественные, могучие. Как они метались в волнах, израненные, истекающие кровью… Зрелище, наверное, было то ещё. Хорошо, что эти времена ушли.

Чем дальше мы идём, тем больше я проникаюсь этой землёй — её красотой, её силой, её удивительными контрастами. Дикие пляжи сменяются суровыми утёсами, густые леса — пологими холмами. Остров словно примеряет на себя разные обличия, играет оттенками и формами.

Но больше всего меня заинтересовали руины и артефакты военного прошлого острова. Ведь Русский более ста лет был закрытой военной зоной, недоступной для гражданских.

— Здесь располагался целый ряд береговых батарей Владивостокской крепости, — рассказывает гид, когда мы бродим среди заросших травой капониров и дотов. — Орудия защищали подступы к городу и порту. Гарнизоны жили прямо в казематах, неся дозор днём и ночью.

Я пытаюсь представить суровые будни артиллеристов и пехотинцев, оторванных от большой земли. Тяжёлая служба, скудный быт, постоянное ожидание нападения врага. И при этом — удивительное чувство причастности к чему-то большому, готовность в любой момент встать на защиту Отечества.

Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов Владивостокская крепость не подвергалась прямым атакам, но была готова отразить возможное нападение. Остров Русский играл важную роль в системе обороны города.

В бухте Воевода мы осматриваем руины дореволюционных батарей. Массивные стены из камня, узкие амбразуры, обломки снарядных погребов. Немые свидетели эпохи, когда Россия укрепляла свои дальневосточные рубежи.

— Это батарея №19, — с гордостью говорит мой спутник. — Она была построена в начале XX века и считалась одной из самых мощных в крепости. Здесь служили лучшие артиллеристы, готовые в любой момент дать отпор врагу.

Я смотрю на эти камни, между которых пробивается молодая поросль, и чувствую дыхание истории. Словно тени давних солдат всё ещё стоят на боевом посту, охраняя русскую землю.

Мы сворачиваем на едва заметную тропку, ведущую в глубь острова. Александр обещает показать место, овеянное легендами — Ворошиловскую батарею. Здесь, как нигде, ощущается дыхание военной истории Русского.

— В годы Великой Отечественной войны эта батарея была одним из ключевых элементов обороны Владивостока, — рассказывает Александр, пока мы пробираемся сквозь заросли. — Она могла вести огонь по морским целям на расстоянии до 35 километров.

— Здесь располагался гарнизон из нескольких сотен человек, — поясняет гид. — Краснофлотцы, командиры, политработники. Батарея была автономной боевой единицей — со своей электростанцией, медпунктом, кухней. Настоящий подземный город, некогда кипевший жизнью.

Грандиозность подземных сооружений впечатляет. Гулкое эхо наших шагов разносится под сводами тоннелей и галерей. Кажется, стены до сих пор хранят эхо давно отгремевших событий.

Я захожу внутрь казармы, где некогда стояли двухъярусные койки и сколоченные столы. На стенах ещё видны обрывки газет и плакатов: “Не болтай!”, “Родина-мать зовёт!”, “Враг будет разбит!”. Лозунги далёкой, но понятной эпохи.

— Немцы так и не дошли до Приморья, но угроза со стороны Японии была реальной, — продолжает гид. — Батарея держала их на прицеле днём и ночью. На случай нападения.

Я закрываю глаза и силой воображения переношусь на десятки лет назад. Рев сирен боевой тревоги, лязг затворов, напряжённые лица краснофлотцев. “По местам стоять, к бою!” И разверстые жерла орудий, нацеленные в морскую даль.

Покинув батарею, мы углубляемся в самое сердце острова. Здесь, вдали от туристических троп, природа Русского предстаёт во всём первозданном великолепии. Многовековые хвойные леса, луга с целебными травами, каскады звонких ручьёв.

— Чувствуешь, какой воздух? — блаженно жмурится Александр, с наслаждением вдыхая смолистую прохладу. — Недаром остров целебным зовут. Здесь все хвори проходят, силы прибывают.

Природа Русского и впрямь обладает магической силой. Она словно очищает душу и тело, возвращая к изначальной гармонии. Недаром коренные жители этих мест — удэгейцы и нанайцы — считали эти земли священными.

— Здесь каждое дерево, каждый камень — живые, — делится Александр старинными поверьями. — Нужно уметь слышать их голос, просить совета и защиты. Тогда остров откроет тебе свои тайны.

Мы выходим на залитую солнцем поляну, и я чувствую, как меня охватывает необъяснимая эйфория. Хочется петь, танцевать, обнимать эти древние кедры и пихты. Русский словно принимает меня в свои объятия, делится сокровенной силой.

— Вот она, магия острова! — смеётся Александр, глядя на мой восторг. — Ты теперь тоже отмечен ею. Теперь Русский всегда будет с тобой — где бы ты ни был.

Мы идём дальше, и я всё больше убеждаюсь: остров Русский — это настоящий заповедник истории. Каждая бухта, каждая вершина здесь — свидетель событий, о которых не всегда напишут в учебниках. Но ведь из таких маленьких, частных историй и складывается большая История…

Тропа уводит нас всё дальше, в самое сердце острова. Мы проходим мимо живописного залива Новик, форта №7, миниатюрной церквушки на сопке. Каждый объект — как страница в захватывающей книге. Книге, которую мне и предстоит написать.

В какой-то момент мой гид останавливается и смотрит на меня с лукавой улыбкой:

— Остров вам нравится? Чувствуете его дух, его характер?

Я на мгновение задумываюсь, подбирая слова.

— Знаете, это удивительное место. Здесь особая энергетика, особая аура. Такое ощущение, будто сама земля хочет тебе что-то рассказать, поделиться своими тайнами. И ты как будто… не совсем чужой здесь. Будто тебя приняли, признали своим.

— Так всегда бывает с Русским, — усмехается он. — Этот остров никого не оставляет равнодушным. Влюбляет в себя, привязывает накрепко. Поверьте, я знаю, о чём говорю.

Мы сидим с Александром на берегу бухты Рында, любуясь закатом. Небо полыхает оранжево-алыми красками, море отражает этот огненный свет. В такие моменты кажется, что время останавливается, замирает в вечности.

— Знаешь, я ведь не сразу стал гидом, — вдруг говорит Александр, и в его голосе я слышу задумчивые нотки. — Долгий путь прошёл, прежде чем нашёл своё призвание. Свой остров, в прямом и переносном смысле.

Я киваю, давая понять, что готов слушать. Каждая человеческая история по-своему интересна, а история того, кто нашёл своё место в жизни — вдвойне.

— Я ведь моряком мечтал стать, как отец и дед, — с затаённой грустью говорит он. — Всё детство о морских приключениях грезил. После школы сразу в мореходку поступил, в Находке. Думал, вот оно — счастье!

— И что же помешало? — с искренним интересом спрашиваю я.

— Да жизнь сама и помешала, — вздыхает он. — На втором курсе отца не стало, мать одна с сестрёнкой осталась. Пришлось учёбу бросать, семью тянуть. Куда уж тут о странствиях мечтать…

Я сочувственно киваю. Знакомая история — когда обстоятельства ломают юношеские грёзы, заставляют резко повзрослеть и принимать непростые решения.

— Ну, в общем, пошёл я работать, — продолжает Александр после недолгой паузы. — На заводе сначала, потом в автомастерской. Дело привычное, отец с детства учил. А по вечерам — учебники штудировал, на заочное поступил. Думал, выучусь — может, ещё получится мечту догнать.

В его голосе — ни капли жалости к себе, ни намёка на обиду на судьбу. Только спокойное принятие, понимание неизбежности определённых поворотов.

— А потом друг позвал с собой в поход на Русский, — в глазах Александра вспыхивают весёлые искорки. — Он здесь уже бывал, красоты местные нахваливал. Ну, я и согласился, от работы отпросился на недельку. И вот приезжаем мы сюда — и всё, пропал я…

— В каком смысле? — не могу удержаться от улыбки я.

— Да в самом хорошем! — смеётся он в ответ. — Увидел эти бухты, сопки, море это бескрайнее — и как будто другими глазами на мир взглянул. На себя самого. Понял вдруг, что вот оно — моё место, моя судьба. Здесь, на этом острове, среди этой дикой красоты.

Я молча киваю, потрясённый этим внезапным откровением. Как удивительно порой складываются человеческие судьбы! Как причудливо пересекаются дороги, ведя нас к главным открытиям в жизни.

— Ну, в общем, вернулся я с Русского — и начал жизнь свою потихоньку менять, — продолжает Александр, задумчиво глядя вдаль. — На работе уволился, вещи собрал — и назад, на остров. Снял домишко в Подножье, стал рыбачить помаленьку, огород завёл. Душой отдыхал, сил набирался.

— А как же мечта морская? — не удерживаюсь от вопроса я. — Неужели не тянуло больше в дальние плавания?

— Так я же своё море нашёл! — улыбается он, широким жестом обводя горизонт. — Здесь, на Русском. Каждый день хожу по его берегам, каждый день слышу его голос. И понимаю — вот оно, счастье. Не в странствиях дальних, а в том, чтобы быть в ладу с собой. Там, где твоё сердце того просит.

Мы молчим, глядя, как солнце медленно опускается в морскую пучину. В этом молчании — понимание, сочувствие, общая тайна. Тайна острова, который умеет менять судьбы. Притягивать к себе, заставлять расти и меняться.

— А гидом-то как стал? — нарушаю я тишину, вспомнив начало нашего разговора.

— Да просто всё вышло, — пожимает плечами Александр. — Стали ко мне знакомые приезжать, расспрашивать про остров, про места здешние. Ну, я и водил их, рассказывал, что сам успел узнать. А потом друг и говорит: у тебя ж так здорово получается, ты бы гидом пошёл! Вот я и пошёл. И ни разу не пожалел.

Он вдруг тепло улыбается, смотрит на меня с хитрецой:

— Оно ведь как — когда о любимом рассказываешь, да ещё и людям это интересно — тут уж не работа, а чистое удовольствие. Я ведь каждый раз, как на Русский выхожу, словно заново в него влюбляюсь. И так хочется этой любовью со всеми поделиться, красоту эту показать, историю рассказать… Вот и веду, вот и делюсь. И сам от этого только богаче становлюсь.

Я киваю, не в силах подобрать слова. Как просто и как мудро! Находить богатство в том, чтобы отдавать. Черпать силы в том, чтобы делиться. И как удивительно, что именно остров Русский стал для этого человека источником таких открытий.

— Знаешь, Александр, я ведь почему тебя об этом расспрашиваю, — вдруг признаюсь я, решившись. — Сам ищу в жизни что-то настоящее. Стержень какой-то, опору. Вроде и дело у меня есть, и друзья, и достаток. А чувствую — не то всё это, не моё. Словно гложет что-то, зовёт куда-то… Вот и пустился в странствия. Чтобы понять, куда же меня тянет так.

Александр внимательно смотрит на меня, и во взгляде его — понимание и сочувствие.

— Это правильно, — серьёзно кивает он. — Ищи, раз зовёт. У каждого ведь свой остров, своя гавань. Не у всех получается её найти, но если уж ищешь — обязательно отыщешь. Главное — сердце слушать. Оно-то уж точно не обманет, куда надо — приведёт.

Мы молчим, и в этой тишине — понимание, общность, какое-то почти мистическое единение. Да, остров и впрямь не отпускает. Вцепляется в сердце мёртвой хваткой — красотой своих пейзажей, глубиной своей истории. И ты уже не можешь, не хочешь вырваться.

— Ладно, пошли дальше, — хлопает меня по плечу гид. — Покажу тебе ещё пару интересных мест. Бухту Парис хочешь посмотреть? Там такие закаты — закачаешься!

…Солнце клонится к закату, когда мы заканчиваем нашу прогулку. На смотровой площадке у мыса Вятлина — последняя остановка, прощальный аккорд. Отсюда видно, кажется, половину острова: зелёные холмы, синие бухты, белоснежные здания кампуса ДВФУ… Удивительная мозаика природы и истории, сошедшаяся в одной точке.

— Ну что, будешь писать про Русский? — спрашивает мой спутник, любуясь открывшейся панорамой.

— Обязательно, — киваю я. — Не рассказать о нём — всё равно что промолчать о самом главном.

— Это верно, — улыбается гид. — Ты, я смотрю, и впрямь проникся нашим островом. Значит, недаром тебя сюда занесло. Значит, судьба.

На прощание мы обмениваемся крепким рукопожатием. В его глазах — искорки смеха и едва заметная грусть.

— Ты только пиши правду, ладно? Без прикрас всяких, без пафоса ненужного. Русский — он ведь простой. Настоящий. Он фальши не любит.

— Обещаю, — серьёзно говорю я.

И в этот момент я действительно понимаю — другой истории и не будет. Не может быть. Только правда — пусть неприглядная порой, неоднозначная. Но зато — живая, трепещущая. Как этот остров, как эти люди.