Вслед за расколотой луной

Светлана Турмова, 2023

После смерти Киннана III на престол должен взойти его сын Роланд. Но не все так просто. Почему король ненавидел сына? Зачем обязал жениться на княжне Снауланда? Какую роль играет древний маг из мира мертвых? Чем поможет героям нож убийцы? И стоит ли ворошить прошлое, вскрывая старые раны? Как много вопросов требуют ответа…

Глава 1

Король уходит

В покоях было совсем мало света: тяжелые темные портьеры скрывали окна, а свечи почти догорели. Стояла духота — густая, липкая, пропитанная сладковатым запахом смерти и свечного воска. На роскошной резной постели под золоченым балдахином лежал старик. Серое лицо тонуло во взбитом шелке белоснежных подушек. Черты его были таковы, что сразу становилось ясно: мягкость никогда ни на миг не поселялась в них, а блеклые губы с запекшимися кровинками вряд ли умели искренне улыбаться. И все же в иссохшем лике его еще жила агрессивная, львиная красота — даже шапка седых волос с редкими вспышками смоли напоминала разметавшуюся гриву.

Вот верхняя губа судорожно дернулась, приподнялась, показывая желтоватые зубы. Старик слегка повернул голову, вперив вороний взгляд в спину молодому человеку в оранжевом берете — стоя перед мольбертом, тот ловко орудовал кистью, и лишь очень пристальный наблюдатель сумел бы заметить мелкую дрожь, сотрясающую руку художника. Ему, несомненно, не доставало освещения, но страх перед умирающим стискивал горло покрепче веревки палача и не дозволял просить даже о таком пустяке, как открытое окно.

Старик хрипло рассмеялся: робость придворного живописца доставляла ему подлинное удовольствие — даже сейчас, в полушаге от мертвенного забвения, он был способен повелевать! Немощь изъеденного недугом тела ничуть не укротила дух — жестокий и властный. И в столь жалком состоянии он внушает ужас подданным! Старый король глубоко вздохнул и закашлялся, подавившись приторной духотой, заполнившей легкие.

Художник, коего, к слову, звали Кассио, напрягся до судорог в лопатках, но не обернулся, сосредоточив все свое внимание на весьма странном задании государя: Киннан III повелел ни много ни мало — написать его портрет в полный рост, причем писать следовало именно в королевских покоях и не глядя на умирающего. К тому же надо исхитриться успеть завершить работу до того, как владыка Дангара испустит дух. Кассио недоумевал, к чему такие сложности, и совершенно не представлял, как предугадать наступление скорбного момента. Стоит ли удивляться, что живописец чувствовал себя весьма неуютно и изо всех сил поспешал, стараясь как можно скорее избавиться от неприятной обязанности, возложенной на него государем?..

Монарх прикрыл глаза: тени стали явственней — он не видел их в полумраке залы, но чувствовал, как они тянутся к нему из всех углов. «Нет уж, вам придется остаться без добычи! — Злорадно подумал Киннан. — Я не тот, с кем просто справиться, у меня свои планы!»

Будто возражая, на краешке его сознания обозначился силуэт, запрятанный в темные складки мантии, — он неуклонно приближался, различимый даже через закрытые веки.

— Мой господин, — слова скатились в ухо почтительным шепотом.

Киннан заставил себя сконцентрироваться на этом голосе — низком, с царапающей хрипотцой и в то же время по-женски мелодичном.

— Леди Глэйм, — признал он посетительницу, вошедшую через потайную дверь. — Все ли готово?

— Да, ваше величество. Гонцы к принцу Роланду отправлены. Полагаю, к завтрашнему полудню он будет в замке. Однако не торопите ли вы события?

— В самый раз, — проговорил король и неожиданно резко приподнялся, уставив в лицо женщины жадный черный взгляд, — ты принесла ее?!

Леди Глэйм извлекла из свободно ниспадающего рукава небольшой округлый предмет, пахший воском и жженым тростником, в другой руке у нее оказался свиток.

— Магическая печать, — протянул Киннан и удовлетворенно откинулся на подушки, стараясь не замечать плывущий к нему силуэт в ореоле мерцающей синевы. — Действуй, да поживее, — коротко приказал король, — время выходит!

Леди Глэйм покосилась на спину художника, который, казалось, полностью погрузился в свою работу, точно действо, разворачивающееся за плечами, нисколько его не занимало.

— Тратишь драгоценные минуты, — отмахнулся умирающий, — каждый делает то, что должно. Ты. Делай. Своё.

Женщина кивнула. Шелестя складками одеяния, она прошествовала к ближайшей свече и грела на огне магическую печать до тех пор, пока та не стала тягучей, словно медовая патока. Леди Глэйм прикрепила печать к свитку и смотрела, как та в отсвете свечи обретает зловещий буро-красный оттенок и растекается, будто выпущенная из вены кровь. Внезапно печать заискрила, документ моментально оказался опутанным множеством сверкающих нитей. Леди Глэйм протянула пергамент государю. Тот последним усилием вжал в застывающую массу большой палец правой руки, прошептал:

— Воля моя изъявлена, колдовской печатью запечатана — чему быть — тому сбыться, чему не быть — не сложиться! Слов моих не превозмочь, тайну знает только ночь!

Печать обожгла руку жаром. Киннан слабо вскрикнул, и этот вскрик моментально растворился в сухом потрескивании догорающих свечей. Король сфокусировал взгляд на единственном ярком пятне в комнате — оранжевом бархатном берете художника — и рухнул на подушки.

Черный силуэт вынырнул из своей мантии, сотканной руками тьмы, наклонился низко-низко и овладел сознанием монарха: синеватое свечение отразилось в смоляном зеркале навеки замерших глаз.

Кассио размашисто нанес последний мазок на холст.

Леди Глэйм перехватила запечатанный свиток и снова запрятала в глубине рукава.

Король не дышал.

Художник снял берет и понурил голову:

— Государь опочил, — скорбно объявил он.

— Воистину, — холодно согласилась леди Глэйм, безучастно глядя на застывшее неживое лицо владыки. — Я распоряжусь насчет траурной церемонии и погребения, — добавила она, скользя к выходу, — а вам, дорогой Кассио, стоит поторопиться: согласно повелению государя, утром его портрет уже должен украшать тронный зал, ибо король не намерен надолго покидать своих подданных.