Страж серебряной графини. Кофейный роман-эспрессо. Фейная дилогия. Том второй

Светлана Анатольевна Макаренко-Астрикова

Семейная сага в духе авантюры в тридцати шести главах с эпилогом, имевшая уже весьма серьезный успех у интернет-публики. Это – вторая часть семейной саги «Сказки кофейного фея». Приключения героев книги продолжаются, их жизнь в свете любви и трепета перед прекрасным наполняется новыми переживаниями.Основная мысль романа – борьба силы Духа и любви над смертью – Духовной и физической…

Глава пятая. Шоколадный день. Тени прошлого

Анна Лесник — Ворохова. Скрытые записи в чате на портале «Day. Dairu.ru». Конец марта 2013 года

— Стой, королева, стой, куда ты?! Без пальто, в дождь! Ё — мое, подожди!! — Мой сумасшедший Мишка соскакивает со стула, не окончив завтрака, и бежит вслед за Ланушкой, которая мчится в холл, прижав руки к горлу, словно пытается остановить рвущиеся оттуда рыдания..

Увидев в окно, что Грэг лежит, согнувшись, на мокром асфальте парка, около отполированной серым, мартовским дождем скамьи, а над ним растерянно склонилась Никуша, фей, опрокинув табурет, как стремительно — слепой ураган, бежит в подъезд, прежде, чем мы успеваем что либо понять. Сообразить.

В тапочках на босу ногу я лечу за Мишкой, оставив распахнутой дверь квартиры…

–.Миша, что это? Что такое случилось? Кто ударил Грэга?! — тормошу я его, но он отмахивается нетерпеливо:

— Откуда знаю? Какой то… удак в сером плаще. Кепка меховая.. Силуэт видел только.. Они говорили, вроде, что то кричали друг другу, потом — Ника.. Серый на нее замахнулся зонтом, Грэг отвел руку, и зонт ему в колено попал… Ланушка, да стой, куда же ты, боже мой! — кричит Мишка в глубину подъездного холла, где хлопают двери, урчит лифт..

— Василий Степанович, она спустилась уже? В ответ на вопрос консьержу только — свистящее молчание в квадратах цветного витража холла. Оказавшись на улице, ныряем в противную морось дождя, огибаем дом, мчимся в глубину аллей парка, и тут нас настигают голоса: Фея, Грэга, Никуши и Василия Степановича одновременно, все разные по тональности, но в общей ноте — тревожно — озабоченные

— Ника, милая, что с папой случилось? Что такое стряслось здесь? Давайте, Светлана, я помогу.. Вот так, осторожно… Еще. Может, «скорую», Георгий Васильевич? Так я вызову. — Шмелино — сановито и спокойно басит консьерж.

— Ну, вот еще, ерунда какая.. Не надо «скорой».. Любимая, что ты, успокойся… Я же цел.

Грэг сидит на земле и усиленно трет колено обеими ладонями. Лицо его с левой стороны испачкано грязью, которую старательно оттирает крохотным платочком раскрасневшийся, закусивший яростно губы фей.

— Папочка мой, папа! — Не сдерживая слез, гладит Грэга по колену Никуша, уткнувшись в мокрую брючину лицом. — Тебе больно? Зачем ты так сделал? Пусть бы он меня ударил.. Я привыкла.. Ничего.. А ты… Ты теперь ногу сломал, наверное? Нет.. Папочка, папа, прости меня! _ Ника рыдает без удержу. Она очень испугалась.

Я пытаюсь успокоить ее, вместе с Грэгом, которому Мишка и Василий Степанович помогают подняться и сесть на скамейку.

— Ну что ты, солнышко, все хорошо… Папа, видишь же, наступает на ногу, значит, все цело, ну, не плачь, ты что! — Я слегка встряхиваю девочку за плечи, повернув лицом к себе, пытаюсь обнять: Она вырывается, устремившись с раскрытыми руками к скамье, где сидит Грэг, крича:

— Мама, мамусенька.. Прости, мамочка, я не думала, что он так больно ударит папу…

Девочка вместе с феем принимается усиленно растирать больное колено Грэга маленькими дрожащими ладошками, и тут только я замечаю, что фей стоит на коленях перед скамейкой, прямо в луже, смешно вывернув крохотные ступни.. Абсолютно босые. В разорванном капроне…

И тотчас теряю дар речи, слыша только ее мягкий, чуть охрипший от не прорвавшихся слез, голос:

— Детонька моя, ласточка, успокойся… Не плачь.. Не время сейчас.. Повыше растирай.. Тихонечко, вот так.. Любимый, очень больно? Да? Ну потерпи, еще чуть чуть.. Дай, я вот так потру.. О, господи.. синяк, наверное, будет.. Я подержу.. еще так, вот… Мальчик мой, потерпи.. Вот, возьми, у меня тут.. еще.. мятная конфетка..

Грэг послушно берет с ее ладони конфету. Просто губами. И это зрелище доканывает меня. В лом. Я начинаю реветь. Белугой. Падая на скамейку, запуская руки в волосы, готовясь их просто — вырвать. От отчаяния. Я ни к кому не обращаюсь. Просто реву и ору: Обалдевший Мишка стоит рядом. Давит на плечи обеими руками. Я не слышу. Отчаянно причитаю хриплым горлом:

— Идиоты! Сумасшедшая страна! Уже в парке погулять днем нельзя с ребенком. Покоя нет нигде. Бьют почем зря!.. Что надо было этому психу? С зонтом?

— Тетрадь. Дневник Виолетты Норд. Для комиссара Перье. — ледяным, мерным, спокойным голосом отвечает мне Грэг, гладя обеими руками склоненные к нему головки: светлую, пепельную и темно — каштановую Фея и Ники.

— Сказал, если не отдам через два дня, расшифрованную, он просто меня прирежет где нибудь в Песочном переулке.

— В Песочном? Почему в Песочном — именно? — Ошеломленно смотрю я на Грэга, разом проглотив все слезы и истерику. От неожиданности. Опять! Начинается…

— А ты что, Анют, предлагаешь в переулке Трубадуров… тьфу, то есть Панфиловцев? Около театральной студии? — смеется хрипло наш неугомонный профессор. — Ну, знаешь, это как то.. Не по бандитски, что ли. Народу много. Лишние глаза. — Грэг пожимает плечами. — А романтизм ему незнаком, очевидно.. Как то так…

…И тут Грэг, как и я, обращает взор на фея. Судорожно глотает. Теряет дар речи на секунду, и вместе с Мишкой, уронившим на асфальт, прямо в дождевую лужу ее пальто, рывком поднимает Ланушку с земли.

— Королева, ну ты даешь! — ошеломленно бормочет Мишка, пытаясь отряхнуть с колен фея налипшую грязь… — Очумеешь с тобой вконец!

— Cohanny, ясонька, голубка моя, ты сошла с ума?! Босиком, по земле.. Как же ты бежала?!… Почему? — Влюбленно и потерянно хрипит наш вечный трубадур, прижимая голову Ланки к своему кадыку. — Ты же заболеешь, боже!…Дождь, грязь…. — .Грэг осторожно, как ребенка, поднимает фея на руки, и почти летит, прихрамывая, с ношей, драгоценнее которой — нет ему — ничего.

И мы едва успеваем за ним, чертыхаясь, отряхиваясь, удерживая в руках мокрые комки пальто, ускользающие тапочки, солнечные блики.. Мгновения дня.

— Горушка, я не помню, забыла. Тебя увидела… Упал… какая земля?!.. Я думала, что — в аду. — Лепечет фей, виновато утыкаясь носом в твердое плечо мужа.

Пальто Грэга из английского сукна безнадежно испорчено. Придется шить новое. Впрочем, и фею тоже… Они же — два сапога пара!

Ника:

..Папочка.. Папочка так смешно, нежно укутывает мамочку после купания в махровую простыню, вытирает ей волосы… Расчесывает. Потом мы долго ищем в стенном шкафу новые красивые тапочки для мамы… У нее много красивых вещей.. Все платья, рубашечки, кофты, туфельки, костюмы.. Мама нарядная, даже когда и не одета… Я видела ее в твердой коже на лямочках… это такое.. кастет¹⁴ называется.. Там все колется… И сразу видно, какая мамочка.. тоненькая на самом деле же. А она — фыркает всегда и говорит, что толстая, как булка.. А папочка тогда хохочет, как сумасшедший, и у него все делается веселым, даже нос и подбородок, и тогда все сосульки на люстре сразу в их комнате дрожат, переливаются… Я люблю, когда они смеются.. Сразу — оба. И от меня даже. Пусть. Они же не дразнят меня, как девочки во дворе, а — любят.. А смех это как….. солнышко спустилось в ладошки…

И еще люблю, когда можно сидеть, по турецкому, у мамусеньки на кровати, и смотреть, как она пьет какао с печеньками… Она множко¹⁵ не допивает и всегда отдает мне, и смотрит, как я оделась, и завязала бантики всякие там, и застегнула пугвицы эти.. Не люблю пуг — ви — цы… Мне папочка часто помогает их застегнуть. И Лешик. И — крестная…

…Еще мамочка всегда смотрит на мои туфельки.. И трусики… Как я одела.. Правильно или не очень. Я их путаю… У меня раньше их часто не было или они рвались… Я их зашивала, они — рвались, потому что были вет — хие… Я рассказывала про это мамочке тихо — тихо, когда она купала меня в первый раз, дома.. И у мамочки были глазки такие, как звездочки. Большие, мокрые. А потом, когда я повернулась, даже и то увидела, что папочка стоит в дверях и держит голову руками, и что то говорит на чужом языке, и голова — лохматая… Он тоже все слышал… Папочка мой.. Он никому же не скажет секрет.. Молчун мой папочка.. Я его люблю. Просто так — много люблю. Как облако прямо. Рук не хватает.

А мамочка любит… Так никто не умеет, как она. Она гладит папину рубашку, а потом целует то место, где рукава, воротник. И шепчет что то… И крестит… Всегда крестит.. Если бы моя первая мама, Тонечка, так делала для папы, который умер, то тогда бы он и не умер совсем… Мне кажется вот.. так.. Мамочка и меня всегда крестит на ночь. И целует… От нее пахнет такими шоколадкиными духами, так я и знаю, почему папочка говорит, что он от них — голову теряет…

— Как будто ты в облако упал, да? — серьезно спросила я его. А он вдруг сразу заулыбался и стал похож на мальчика, которому только вот… четыре годика.. Даже и не пять.. Четыре, точно! Такой — папочка.. Такого больше нигде и нет. Только у нас с мамусенькой….

Лешик Ворохов. Каракули в блокноте с автомобилем:

…Взрослые странные, чес — слово! Знают, что будет плохо, а все равно — делают.. Вот Грэг взял и поставил фея на мяч.. Делать упражнения. Фей все сделал правильно. Но ножкам же — больно. И она — плакала. Сидела потом у него на коленях и ревела… Фей вообще — редко ревет. И мне хотелось Грэга — побить. Я его просто пожалел, потому что он и так весь был белый, и кусал губы.. Ему же надо было утешать фея.

Ему то — просто. Скажет что то на этой своей хрипоте, как будто курил десять сигарет сразу, на своем бетонском — варшавском, и фей сразу глазищами засияет, в сто фар прямо.. А вот Ника.. Ее то я не умею успокоить.. Она очень расстроилась, что фей ревел, и чуть зайцу ухо не оторвала, балда..Потом, когда мы собирались на этот концерт скри — пичий, блин, она даже и не могла бант завязать на поясе, потому что, наверное, думала про что то грустное. Фей спрашивал, что, тормошил, но она — не сказала совсем.

С отцом, машину когда вытирали во дворе, я его спросил, что надо говорить человеку, когда он думает плохое.

— Ничего не надо говорить. Поцелуй, и все! — брякнул па с ходу, вытирая тряпкой фару. Он над своим «шевроле» трясется, как над феем..Не, вот над феем и мамой — больше. Это — правильно. Если за них трястись не будешь, они такое натворят!

…Как мама три дня назад.. Она решила дрова в печке на кухне полить бензином.. сырые были.. Ё — мое.. И вместо дров на пол бензин накапала и на платье… А платье — новое, она его для лекции сшила. Ревела потом — е — мое. Девчонка! Отец прибежал, от неожиданности даже кисточку сломал соболью, что в руках была. И не кричал… Только обнял ее и, все. Сказал, что она — хуже дитя малого. Так.. И вот, я про Нику.. И она — дитя. Ей всего то — пять. Малявка. И чего я хожу за ней? Не знаю.

— Па, ты чего! Если я Нику целовать буду, она же меня дразнить начнет. Или испугается. Она маленькая еще! — обалдел я сразу. Я же говорю, странные взрослые… И па — странный. Пока я бегал домой, за водой, фей посылку получил.. Из Парижа.. Фу.. Такой тяжелый квадратный ящик. Мы с Грэгом еле затащили в холл. Я сбегал за па, чтобы он открыл посылку резаком, ящик твердый… А там.. офигеть.. Там — фейский портрет…

Мы все — ахнули, а Фей — опять заревел… Молча. Горло только ходило… И она опять стала падать, ползти по косяку, и Грэг заорал, как бешеный: «Мишка, голову держи. Разобьет!» И она потом полчаса лежала у па на руках… И па был весь такой напряженный, с синими жилами на лбу, но ее держал крепко. Она не ушиблась. А то, что бы опять было, ух! Больница? Фу!!!

Мы полезли в ящик все: Грэг, Никушка, я, мама, и вытащили оттуда еще три больших папки с рисунками, кучу книг в золоченых переплетах. Коробочку с фигурами из китайского фарфора, какие то тарелки, сервизы, бархатные футляры, шелк, гипюр, полотенца, часы с пастушками и духи там, всякие…

А на самом дне я нашел большую тетрадь с наклейкой дурацкой: арлекин в белом колпаке, и буквы «Комиссару Перье».

— Кто это — Перье? — уставился я на Грэга, а он махнул рукой. Он смотрел только на фейкина. А фейкин — на него. Они же — двое сумасшедших… Па говорит, что у них до сих пор этот… как его.. Бредовый месяц. Пять лет уже.. Офигеть… Но, по моему, па не понимает ни шиша… У них же каждый день, как — последний… Как будто они завтра на небо оба улетят.. И там — взорвутся.. Я не знаю, как, но у меня мозги взорвутся, точно, на них смотреть! Кипят мозги! Круто. Такого — не бывает. Это только у нас — кино. Мама вечером — в длинном платье, Ника с бантом, Па — как Паганини, Грэг — в бабочке, а фей.. Фу.. Она вышла, и, кажется, на ней ничего не надето, и она вся серебрится и колышется.. Совсем — ангел.. И смеется, будто десять ложек сразу упало на пол… Я теперь понял, усек, почему ее па рисует, как ненормальный, бумагу рвет, одной линией… Так всех ангелов надо рисовать. Они же водой струятся.. А вода это тоже — как одна линия.. Ух, все.. Вспотел — писать, на фиг. Хватит. Тут мне Пашка из седьмого «Б» ссылку дал на скрытые файлы Nasa: Марс там, и всякое такое, и некуда написать.. А вот: http:www.NASA.com/

Теперь запомню. Фей зовет, опаздываем на скрипучий концерт.. И как она будет его слушать, у нее же голова болит…. Странные эти взрослые, е — мое.. Не поймешь их.

Газета» Пари Суар от 25 марта 2015 года. Раздел"Светская хроника».

«Известная светская львица, законодательница моды, лицо парфюмерного дома „Le majestic“, шахматная принцесса Александра де Ливи объявила на одном из вечеров дома моды о разрыве своей помолвки с художником и дизайнером Алессандро — Витторио Да Коста, объявленной официально более месяца назад. Причины разрыва — не объяснены. Алессандро Да Коста — модный дизайнер и художник, загадочная персона парижского бомонда в этом сезоне, комментировать заявление бывшей невесты отказался.»

Из доклада комиссара Робера — Ансельма — Филиппа Перье — Министерству внутренних дел Пятой Республики от 27 марта 2015. Совершенно секретно. Конфиденциально.

Madame Александра — Антония — Франческа де Ливи, мною и нарядом полиции найдена в своем доме, с пробитой головой, в бессознательном состоянии. Госпитализирована с тяжелой травмой в ближайшее отделение военного госпиталя. В доме госпожи де Ливи, на Рю Вожирар 11 бис, — следов ссоры и борьбы не обнаружено. Из сейфа исчезла крупная сумма: более пятисот тысяч евро и редкая коллекция шахматных фигур из слоновой кости, эбенового дерева и сапфиров, стоимостью приблизительно в два миллиона евро. Коллекция, по мнению и сведениям экспертов — личный подарок бельгийской королевы Паолы madame де Ливи, в благодарность за участие и победу в международном шахматном — блиц турнире, летом 2013 года.

Подарок застрахован на сумму в три миллиона евро.

Круг подозреваемых в покушении на убийство — отрабатывается. Срок возможного раскрытия данного преступления определить пока невозможно.»

«…Международная Шахматная Федерация и парижский клуб любителей шахмат «Этуаль дю Норд» с душевным прискорбием извещает о кончине шахматной принцессы, дважды чемпионки Европы по версии Федерации и серебряного призера шахматной Олимпиады в Торонто в 2011 году, Александры — Антонии — Франчески де Ливи, последовавшей 28 марта 2015, в результате несчастного случая.

Церемония прощания состоится 30марта 2015 года, в приделе церкви св. Женевьевы, Вход — строго по пригласительным.»

Интерпол. Отдел секретных расследований. Из электронного донесения от 29 марта 2015 года. Агент XL23.

Слежение за объектом номер пятьсот три — продолжать. Дата очередного осмотра квартиры — 30 марта 2015.

Последние перемещения объ/екта:

12. 15 — выход из дома.

12.25 — завтрак в кафе» Ритц». Кофе, сэндвич, томатный сок.

12.50 — касса вокзала «Сен — Лазар». Билет на имя Винченцио Д~ Ammichi.

13.00 отправление экспресса в сторону юго — западной границы. Сопровождение агента. Наружное наблюдение. Круглосуточно.»

Грэг

…И нет никакого синяка.. Чудно… Я свалился кулем, прямо на асфальт, а когда дома стали осматривать колено, то обнаружили только красную эритему, которая исчезла ровно через двадцать минут…

— Фейкину скажи спасибо. И Никушке. — совершенно серьезно заявила Аня, укладывая мне на колено свернутое полотенце со льдом. Растирали тебя полчаса, на асфальте стоя, в грязи. У фейкина все колени синие. Всю твою боль себе забрала — Аня улыбается, хмурясь… И дочь научит такой же быть.. Волшебной..

— Да. — Ошеломленно киваю я, нисколько не сомневаясь в сказанном. — Знаешь, Анют, в голове застряло, как наша Никушенька кричит:"Папочка, пусть бы он меня ударил, я привыкла!» Представляешь, что переносила она, елки палки?! Иногда, грешным делом думаю, смерть на полотенце тюремном Олейникову — расплата за то, что творил с ребенком, ух! — Я сжимаю яростно кулаки. Аня стоит у — окна, зябко трет локти.

— Грэг, а меня удивляет, что в галерее вчера купили две его картины «У реки» и «Туман».. Восхищаются.. Люди не знают его нутра то.. Не ведают, что черно в нем.. И как ужиться с таким?… Мишка то мой, вот, если кентавра там рисует или грозу, так знаю — сердится или — мысли смутные.. А этот паразит, пьянь, ребенка тумаками, а потом: Туман, река… — Аня всплескивает руками. — Не понимаю я такого…

— Нюточка, милая, это такой изощренный способ в себе сохранить осколки гармонии. Среди развороченной в угли и пепел души. — В комнату осторожно заглядывает фей, в фартучке поверх немыслимого вихря шифона, пены сиреневых кружев и мерцающей паутинки бисерного паррота на шее. — Горушка, кушать… все готово. Тебе сюда подать? Или в кабинет? Я принесу. Куда скажете, ваше сиятельство, любимый… — смеется фей лукаво, смущая меня.

— Какое сиятельство? Почему это еще — сиятельство? — Растерянно фыркаю я, соскакивая с дивана. — Ничего не неси, сейчас я, только душ приму. Мишка приехал?

— Нет еще. Сказал — заправится. Едем завтра на дачу. Он после этого всего и слышать не хочет о городе.. Ни в какую. Милый, убеди его? Мне тут удобнее с этим дневником.. И тебе. Словари все под рукой.. А там.. Ну, не потащим же все отсюда? — Фей качает головой. — Ты сказал, это — провансальский? Даже и не бретонский?

— Да, сердце мое. На нем написана поэма Фредерика Мистраля, помнишь? Конечно, я хотел бы консультироваться с Гарышевым и Танюкович. Это по городскому удобней мне…

— А что, Грэг, покажем ему что ли, что боимся? — хрипло смеется вдруг Анюта, нервно перебирая пальцами по подоконнику. — Что там написано у Виолки — то? Какой хоррер?

— Да это не хоррер, а, скорее, путаный детектив какой то.. средних веков… Не разобрать. И не боюсь я его совсем, что ты, с чего взяла?! Мерзавец, на ребенка полез, видит первый раз, как посмел?! Пошел он, знаешь куда. Еще будет руками тут махать. А переводить, так, я для себя перевожу.. Любопытно. Она же пишет, как все это произошло… начало. Как ее мать создала ювелирную коллекцию из камня Елизаветы Тюдор… Сапфир с изумрудами.. Огранки подобной — не было..

— А что за коллекция? — Аня с любопытством смотрит на меня, охватывая рукой мою талию, помогая фею проводить мою незадачливую персону до ванной.

— Два гарнитура. Ювелирных. В одном — серьги и колье, в другом — паррот с кабошоном и серьгами. Агния Мстиславовна долго колдовала над эскизом, даже писала своей подруге, маркизе Манчини, в Венецию, месяцами ждала ответа, рисунков, набросков… Муж ее, адвокат, по каким то своим каналам, помогал этой переписке, в советское то время…

Да и убили их тоже из за этого.. Обоих… Ужас. — Фей ежится, смешно поднимая округлые плечики к верху… А потом начинает суетиться с полотенцем, расстегивать мою рубашку, искать мыло и мочалку, как будто я сам не могу все это найти. Со смехом выталкиваю фея из ванной, яростно намыливаю колено, вихры и вдруг, отключив воду, слышу вороховский басок — баритон из столовой, шелест газеты:

— Тьфу, черт, Ланушка, чего в Европах творится! Пишут:"В Афинах, при невыясненных обстоятельствах, ограблена галерея коллекционера Теодора Костакиса.. На месте преступления обнаружено сломанное звено браслета из черного агата со свинцовой прожилкой».. Ланка, ты что?.. Сокровище, королева, что?!.. Ань, воды, скорей.. Грэг… ать твою! — побелевшими скулами и белками глаз Мишка нервно косит в мою сторону — первый раз я тебя в таком виде наблюдаю.. Мокрые брюки… босой.. Тебе идет.. — Он осторожно хлопает по щекам Ланушку, виновато бормоча:

— Я прочесть не успел, она ресничками — хлоп — побелела, и давай падать… Солнце наше, да что же ты…

— Пусти, дай мне! — я ожесточенно хриплю, забыв напрочь, что с волос капает вода, рядом суетится Анюта, а в столовую в любую минуту может войти Никуша. Шмелиные, фейные ресницы трепещут под моими губами, и она, еще не открыв глаза, сдавленным шепотом повергает меня в оцепенение:

— Горушка, Христа ради! Позвони, позвони скорее!

— Кому, солнышко мое? — Я продолжаю перебирать губами ее волосы, дуть на глаза, ресницы. — Бога ради, успокойся, голубка, что ты?! Кому звонить?

— Комиссару.. Перье.. в Париж.. в Интерпол На корке дневника же телефон…… Стрельникову.. Куда нибудь, скорее.. Позвони.. Я умоляю тебя… Он еще так.. он убьет… Он сумасшедший.. Параноик. Псих.. Он думал, что у Виолки ключ от этого всего… ищет сокровища…

— Да, кто, ясонька моя? Cohannai¹⁶, о ком ты?!

— Это он. Александр. Нежин. Он носил всегда такой браслет на правой руке, из агата, камни в форме маленьких крабов.. Отцу его сделали на память, когда стерли с корабля… лодки, как это.. Мишенька, как….это штучная поделка… нет таких.. — фей будто бы — бредит, но бред — ясен до холода.

— Списали.. Черт, королева, ты уверена? — Мишка осторожно подносит к губам фея чашку, взятую из рук Ани.

Та, уставившись на Ланушку, кривит рот в нервном тике, и оседает на диванчик.

— Господи, твоя воля! Он стал вором и убийцей?! Ланка, да что же это? Неужели, правда?

— Не знаю я!! — в отчаянии, фей хрипит, подносит ручки к горлу, словно хочет заставить себя замолчать.. — Он.. очень обаятельный.. у него знакомства.. И он — законченный и холодный циник.. Ему не надо убивать.. Запугать, манипулировать, подвести к краю, он может это… Навести на след..

— Любовь моя, успокойся. Черт с ним. Все уладим. Сейчас. Я позвоню… Обязательно. Он, наводчик, ты думаешь? — Я осторожно кладу голову фея себе на плечо, оглядывая стол на котором в беспорядке сдвинута посуда, пирожные, салат, крокеты из печени.. Ранний ужин закончился бесславно. В глубине квартиры, в детской, звонок ясный голосочек Ники, которая напевает что то, звеня кукольной посудой. Слава богу, она не слышала нашей испуганной возни в столовой.. Минутную тишину взрывает телефонная трель. Мишка бежит в мой кабинет, и я отчетливо слышу, как едва подняв трубку он глухо кашляет и переходит на четко артикулированный французский:

–. Oui.. oui à Votre disposition, monsieur le commissaire. Maintenant, je suis dispo le professeur à un téléphone, d’une minute.¹⁷

И Мишка яростно подмигивает мне обеими глазами, подлетая к дверям столовой.

— Комиссар Перье на проводе.. Париж. По поводу Виолки чего — то. Иди скорее. Полный Сименон, блин!

— Мишенька… — переливчато, в серебре внезапного смеха, выдыхает вдруг фей, выпуская меня из объятий. —

Ты неподражаем. С тобой я непременно составлю новый словарь… Только ты можешь так придумать.. Надо же.. Сименон…

— А я — что? Я — ничего, королева моя! — Ворохов пожимает плечами в нарочитом недоумении. — Обалдеешь с Вами, ей богу, с утра до вечера кутерьма одна! День шоколада называется еще! Увезу завтра всех, на фиг, за город, никакой Нежин не достанет. Вот ему — дуля! — В неведомое пространство последнего дня светло — серого марта Ворохов яростно скручивает кукиш… Смотря на него, я хрипло смеюсь. Вслед за феем. Впервые за весь этот шоколадно — непонятный день. С тенями прошлого и неизведанным еще, новым для нас — будущим…

Примечания

14

Здесь — корсет.

15

Автором сохранены в тексте особенности и обороты речи, присущие ребенку.

16

Любимая (польск).

17

Да? Да я слушаю Вас, мсье комиссар. Одну минуту, сейчас я приглашу к телефону профессора. (франц.)