Впереди ветра

Роза Крыма

Рой снежинок смелыхКружит, и поёт,Летим скорее с нами!Звёздный час зовёт!Я кивну согласно-Таять не спеши!За плечами – Муза,Ввысь и ввысь неси!К звездам, что сгорели,Освещая путь,Пели, не молчали,Зная Правды суть.Святы стали песни.Святы их слова.Стала вечной памятьюГероя голова!Не у всех от РаяНа ногах ключи…Пой, не спи сегодня!Воля, не молчи!!!

У КРАЯ ПРОПАСТИ

Что-то щекотало подбородок.

Блондинка потерла зудящее место, и ойкнула. Прокушенная губа кровоточила.

— Поцелуй на прощание. — горько пошутила она.

— Шш-слы ш-ш-ишь-..?… Спрашивало море.

Гуля сорвала лист подорожника и приложила к ранке.

— Шлышу — шлышу — передразнила шепот моря она, шепелявя опухшей губой.

Родное море раскинуло объятия. Гуля смотрела с большой высоты обрыва, упиваясь свободным ветром, что трепал нетерпеливо парус:

— Ты со мной, Гуля?

Любовалась игрой моря; оно меняло цвет бегущих волн прямо на глазах: у самого берега, изумрудной порослью, что была на камнях и прозрачном дне; дальше — бирюзовой волной, уходящий в голубой отлив; а ещё дальше — в синий, который у горизонта граничил между фиолетовым и сиреневым тоном небесной палитры.

— Фиолент… прошептала Гуля.

Над Тигриным мысом разливался колокольный звон.

Девушка улыбнулась — монах не обманул; живые голубые глаза смотрели на неё из моря, неба,…

Сильные добрые руки невидимо подняли Гулю на ноги.

— Мы теперь вместе, не-раз-луч-ны! — она потянулась вверх и взмахнула руками, как крыльями.

Чайки, такие огромные, по сравнению с северными, которых она видела у речки, носились над морем. Птицы то взмывали к вершинам скал, окружающих мыс, то камнем падали в волны…

— Теперь я знаю, где ты. Я вернусь! — крикнула блондинка в море, как будь-то монах мог услышать её.

— Слышишь? — изо всех сил прокричала она, махнув руками, и чуть не свалилась с обрыва.

— Я вернусь за тобой! — она подняла ладони, чтобы почувствовать парус…но не услышала хлопка за спиной.

Даже прибой утих и не шипел пеной. Значит…

Гуля сквозь слёзы глянула в небо, и прошептала:

— Спасибо, небо, за день и за ночь. Спасибо небо, что я твоя дочь,

Что от меня гонишь ненужное прочь,

И на руках носишь, когда уж не в мочь!

Вдруг, из — под обрыва, со свистом разрезая воздух крыльями, громко гогоча, перед самым лицом, взмыла в верх большая чайка. Девушка отшатнулась от края пропасти.

Но страж моря пикировал уже с верху, целясь прямо на неё! Девушка испугалась; таким огромным клювом — долотом запросто можно покалечить!

Она поспешно отошла от края берега. Только тогда чайка что — то крикнув ей, что-то вроде — смотреть под ноги надо! — развернулась и полетела к морю.

— И в правду, чего я там, на краю зависла! — заметила блондинка. Она вышла на тропинку.

Абрикосовый аромат щекотал ноздри.

Девушка огляделась: точно! Вот и абрикос, укрывшийся в кустах.

Она вспомнила, как девчонкой залезала на дерево, и срывала самые спелые абрикоски.

Блондинка улыбнулась, и кошкой вскарабкалась под его крону.

Ласковый шепот листвы напомнил шум северного леса.

Этот резкий весенний запах почек берёзок, почти схожий с ароматом роз… Береза распускается самой первой, в мае, зеленея и зазывая пташек на встречу весны. Начинается концертная программа от певчих птиц — весне; звенящий гомон, стоящий до самой Троицы, с вечерней зорьки, до восхода солнышка, каждый день…

Конец ознакомительного фрагмента.