Алфи и Джордж

Рейчел Уэллс, 2016

Алфи – приходящий кот. Всех своих хозяев он сумел перезнакомить и крепко подружить между собой. Он желанный гость во многих домах и у него полно друзей. Но в его кошачьей жизни не все безоблачно. Хозяева его лучшей подруги, кошки Снежки, уезжают, и увозят ее с собой. Алфи в отчаянии. Но вскоре времени на грусть у него совсем не остается – заботам Алфи поручают малютку Джорджа, крошечного трехцветного котенка. «Теперь ты – моя мама?», спрашивает он Алфи, и тому ничего не остается, как принять самое живое участие в судьбе своего подопечного.

Глава 6

День накануне отъезда наступил очень быстро. Уже завтра меня жестоко разлучат с любимой. С памятного разговора в гостиной прошло несколько недель, и с тех пор я не знал покоя. Мы со Снежкой старались как можно больше времени проводить вместе, но прежняя легкость ушла из наших отношений: мы знали, что скоро все закончится, и чувствовали себя скованно. Общество друг друга причиняло нам боль, а ведь мы знали, что боль расставания будет в стократ сильнее. Жизнь снова разлучала меня с близким существом, и разве по силам бедному коту такое вытерпеть?

Клэр со скорбным видом взяла меня на руки и поцеловала в макушку. Джонатан был мрачен и серьезен. Я слышал их разговоры: они искренне жалели нас со Снежкой и грустили, что потеряют добрых соседей по Эдгар-Роуд. Но у меня не оставалось душевных сил на то, чтобы им сочувствовать, я даже «мяу» не мог из себя выдавить: хотелось только свернуться на подстилке и молча плакать.

Разлуки — одна из самых мучительных вещей на свете. На мою короткую жизнь их выпало немало, но к такому невозможно привыкнуть. Кажется, никогда еще мне не было хуже, чем теперь.

Клэр последний раз отнесла меня к соседям проститься со Снеллами и Снежкой. Дверь открыл Тим, все смущенно обнялись, и мы зашли в дом. Вещи были почти полностью уложены; при виде коробок я чуть не взвыл. Клэр бережно опустила меня на пол.

— Снежка в саду, она очень грустит, — сказала Карен и повела меня туда.

Я вышел в сад и сел рядом со Снежкой. Люди остались за дверью веранды, но я чувствовал, что они на нас смотрят. Несколько минут мы оба молчали.

— Вот, значит, и все, — вздохнула Снежка. Она встопорщила усы, но как-то уныло, без обычного задора.

— Я не знаю, что сказать, — ответил я. — Конечно, я мастер решать проблемы, но, боюсь, тут я ничего не могу поделать.

От грусти, что ее скоро увезут, у меня болела каждая шерстинка.

— А помнишь, как ужасно я обходилась с тобой, когда мы только познакомились? — спросила Снежка.

— Да уж, ты была настоящей Снежной королевой. Даже после того, как потерялась, а я тебя выручил, ты не сменила гнев на милость. Но я так просто не сдавался.

— И многому меня научил! Алфи, мне жутко не хочется уезжать, но, по крайней мере, я увезу много воспоминаний.

— Ты даже не представляешь, как тоскливо мне без тебя будет, — сказал я. Она склонила голову мне на загривок, и сердце мое сжалось так, что стало трудно дышать.

— Алфи, не приходи завтра меня провожать, иначе я не выдержу, — попросила Снежка. Ей было так же больно, как и мне.

— Я и сам бы вряд ли выдержал. Главное, помни: я буду любить тебя всю жизнь и никогда не забуду, — сказал я.

— Я тоже, — ее голос сорвался.

Мы просидели так, сколько хватило сил, а потом заставили себя оторваться друг от друга. Кошки не плачут слезами, но поверьте мне: мы оба рыдали.

Когда я приплелся обратно в дом, то увидел, что у Джонатана, Клэр, Карен и Тима глаза тоже на мокром месте. Всех растрогал наш идеальный кошачий роман; если бы еще душа не так разрывалась…

Я сидел в саду и смотрел на громадный мебельный фургон. Обычно мне нравилось, когда приезжали фургоны, потому что с ними появлялись новые соседи, к которым я, приходящий кот, проявлял живейший интерес. Но сегодня я вылизывал серую шерсть и глядел на фургон с ненавистью: он заберет вещи Снеллов, а следом уедут и они сами, и моя милая Снежка. Кошмар, который навис над нами еще в отпуске, неотвратимо сбывался.

Я наблюдал за фургоном и не знал, как справиться с отчаяньем. Хотел отвернуться и уйти в дом, но оторваться не мог, завороженный и скованный ужасом.

Раздался шорох: под калитку протиснулась Тигрица, моя лучшая подруга. Она отличалась сварливым нравом и от Снежки поначалу была не в восторге, но со временем стала лучше к ней относиться. Две самые дорогие моему сердцу кошки поладили и почти подружились.

— Бедный, как тебя пришибло, — сказала Тигрица, едва взглянув на меня. Она никогда не утруждала себя тем, чтобы выбирать выражения.

— Вон, видишь, вещи грузят. Сегодня вечером уже никого не останется, — ответил я, чуть не подвывая от боли.

— Ох, Алфи, это просто ужасно. Даже не знаю, что сказать. Слушай, вы со Снежкой уже, наверно, попрощались, но разве ты не хочешь посмотреть на нее напоследок?

— Тигрица, наша жизнь превратилась в одно бесконечное прощание с тех пор, как мы узнали про переезд. Это невыносимо. Пусть лучше собаки загонят меня на дерево, чем я снова через это пройду. Вчера мы сказали друг другу все, что полагается. Я пообещал Снежке, что сегодня буду сидеть дома, но вот не смог.

— А давай я тебя отведу в парк? Побегаем за птицами, собак подразним, что захочешь, то и сделаем, — Тигрица похлопала меня лапой. — Я готова снимать тебя с деревьев.

Я понимал, что она хочет меня утешить, но глухая тоска продолжала грызть меня изнутри. Не верилось, что я больше не увижусь со Снежкой.

— Ладно, только не обещаю, что составлю тебе приятную компанию, — сдался я. — Скорее, моя компания будет на редкость отвратительной.

— Ничего, мне не привыкать, — ответила Тигрица с теплотой в голосе.

Я старался не думать про Снежку; Тигрица делала все, чтобы меня отвлечь, но душевная рана была слишком свежей. Подруга высматривала бабочек, рассказывала, как Нелли обо что-то споткнулась — она немного неуклюжая — и упала на Родди и какое уморительное якобы получилось зрелище. Она напомнила мне про фотографии на столбах и предложила поломать голову над этой загадкой, но меня ничто не интересовало.

Мне казалось, что я больше никогда не смогу радоваться. И все же я цеплялся за надежду, что боль постепенно утихнет. Я уже проходил через это. На своем веку я хлебнул достаточно горя и убедился, что время действительно лечит, пусть и не до конца. Восемь лет жизни сделали меня мудрым и многоопытным котом. Я знал, что любовь к Снежке и печаль, что нас разлучили, останутся со мной навсегда, но будет не так плохо, как сейчас. Терять близких больно, но жизнь на этом не заканчивается.

— Тигрица, прости, что я такой скучный и унылый, — сказал я и улегся рядом с любимой клумбой. Мне на голову упал листик, я вяло его смахнул.

— Ничего страшного, я все понимаю. Помнишь, как Тома увезли?

Том, ворчливый котяра, одно время жил на нашей улице и считался ухажером Тигрицы, хотя я не замечал, чтобы он ей безумно нравился. Когда умер его хозяин, вся наша кошачья братия думала, как найти Тому новый дом, но его взяли к себе хозяйские родственники, и он с радостью к ним уехал. Тигрица немного погрустила, но у нее-то не было с Томом такой любви, как у нас со Снежкой. Она только ходила несколько дней злая как собака.

— Ты тогда зверски царапалась, — сказал я.

— Вот-вот. Я царапалась, ты тоскуешь, но суть одна и та же. А поскольку мы друзья, друзей в беде не бросают, даже когда с ними невесело. Так что страдай, рыдай, дуйся, да хоть разозлись, я останусь рядом. Я всегда с тобой, Алфи.

— Спасибо, Тигрица. К твоему сведению, я ужасно рад, что у меня такой друг.

— Вот и замечательно. Тебе повезло, что меня никуда не увозят.

— Еще не хватало тебя потерять!

Внутри меня что-то надломилось. Я забился под ближайший куст, чтобы сохранить остатки гордости, и стал орать. Боль звучала в каждом моем вопле. Наконец я вылез, совершенно без сил и без голоса, чувствуя себя опустошенным.

Тигрица терпеливо ждала, пока я выплачу свое горе. Потом потрогала меня за лапу:

— Пойдем домой, Алфи.

Когда мы вернулись, фургона уже не было, машины Снеллов тоже. Они уехали. Тигрица проводила меня до черного хода, мы простились у кошачьей дверцы. Я пролез внутрь — даже это показалось мне утомительным, — и уныло зашагал на кухню. Там собрались Клэр, Джонатан, Саммер и Полли с Мэттом и детьми, Генри и Мартой. Они посмотрели на меня, и я прочел в их глазах сочувствие. Конечно, только у взрослых: дети возились на полу и не замечали, как я страдаю. В миске я увидел свое любимое лакомство — сардинки, но аппетита не было.

— Алфи, — сказала Клэр.

Я лишь обвел их грустным взглядом, не притронулся к еде и ушел наверх. Свернувшись на лежанке, я закрыл глаза, мечтая уснуть.