Пепел

Регина Есенина

Война. Обрушившаяся на планету мировая ядерная катастрофа превратила ее в страшное пепелище. Города стали пустынями, а от людей, их населявших, остались только оболочки. Как же выжить в разрушенном мире и остаться при этом человеком?

Глава 4

— Не ешьте все сразу! — воскликнула я, глядя на то, какими голодными глазами смотрят на еду все в бункере, начиная от Василия и заканчивая безвинным Нежиным. — Вам станет еще хуже.

Информатик и Дорога кивнули. Остальные же, как будто не слышали, что я сказала. Никто даже не спросил, что там наверху, когда мы вернулись. Все просто уставились на еду так, как будто готовы разорвать нас на месте, только бы добраться до пищи.

— Каждый сейчас получит немного. В ваших же интересах есть аккуратно, чтобы не получить заворот кишок, — перевел мои слова на доступный им язык Березов. — Если все будет в порядке, сможете взять еще. Совсем не хочется оттирать тут все от вашей рвоты, тем более что нам тут, похоже, придется жить.

— И долго? — спросил с полным ртом хлеба Жуков некоторое время спустя. — Долго нам тут придется жить?

— Не знаю, — пожал плечами историк. — Нам всяко нужно будет куда-то передвигаться, потому что еда в супермаркете рано или поздно закончится.

— И есть вероятность, что мы тут не одни, — вставил Колосовский, отрываясь от поедания паштета из банки.

Я вспомнила книги и фильмы про подвергшихся воздействию радиоактивного излучения людей и животных, и какие у них проявлялись мутации. Кто знает, может, мы теперь можем встретить двухголового метрового монстра вместо обычной бездомной дворняжки? Я внутренне содрогнулась — кинофобия давала о себе знать. А вот если передо мной действительно появится что-то большое, страшное, мутировавшее от собаки и к тому же агрессивно настроенное, я, наверное, умру на месте.

Хотя, почему только собаки? Ведь людей сейчас даже больше, чем собак… зомби-апокалипсис? Я тряхнула головой, прогоняя откровенно глупые мысли.

— Думаешь, есть еще выжившие? — тихо спросил Березов.

Я зажмурилась, сидя в углу и уткнувшись носом в колени. Родители. Они вместе со всеми были на параде — нетрудно догадаться, куда стали бы кидать ракеты в первую очередь. Чертов парад ко Дню города. Мне не хотелось думать, что они погибли там. Они не могли погибнуть так. Может, они в тот момент решили уйти и спустились в метро… и они хоть и получили какую-то дозу радиации, как и мы все, но хотя бы живы. Да, пусть будет так. Пожалуйста, пусть будет так.

— Нужно это проверить. Ведь если есть выжившие, у нас больше шансов выйти из зоны радиации и прийти туда, где бомбежки не было. И узнать, что произошло, — информатик сжал кулаки.

— Радиации? — спустя повисшую в воздухе паузу осторожно переспросила Маша.

Колосовский широко распахнул глаза, когда понял, что только что сказал, но отрицать очевидное было уже поздно.

— Да, радиации. Вы все равно бы узнали, и все равно уже все облучены, — вздохнул Березов. — На поверхности нас всех ждет покрытая пеплом земля, разрушенные дома, обугленные деревья, черная пыль, мутный туманный воздух и — радиация.

На этот раз молчание было куда дольше. Все словно думали, верить его словам, или нет — как будто можно было создать из воздуха другую, подходящую для них реальность происходящего.

— Мне страшно… — еле слышно прошелестела Ника, обращаясь к Маше, но услышали это все.

— Нам всем страшно, — кивнула Дорога. — Но выход всегда найдется.

— Какой? — горько спросил Жуков, разрывая батон хлеба руками и отправляя кусок в рот.

Ему никто не ответил.

Действительно, какой? Да, если захотим, мы можем за сутки выбраться из города, но ведь зона радиации куда больше, чем он. Куда нам идти? Что делать? Как выжить? Что произошло с остальным миром? Я достала из кармана телефон и нажала на кнопку включения, но он так и оставался безгласным черным куском металла и пластика. Сети не было, связи, как можно было сразу понять, тоже. Я вздохнула и, проведя пальцем по треснувшему экрану, убрала телефон обратно. Как же было хорошо раньше. Сеть была даже здесь, в подвале, сюда хорошо доходил сигнал, даже у гардеробщицы постоянно играло радио… радио?!

Я вскочила и кинулась к столу, за которым совсем недавно писала. После меня он был еще больше завален бумагами и газетами, но скинув половину, мне удалось откопать приемник. Все присутствующие неотрывно и испуганно наблюдали за мной.

— Ну же, включайся… — я вытянула вверх антенну и нажала на главную кнопку.

Из приемника донеслось нечленораздельное шипение.

— Нужно вынести его на поверхность, — Березов понял, чего я добиваюсь, и подхватил его со стола, направляясь к выходу.

Мы снова были на поверхности, но на этот раз нас не волновало небо, воздух, пыль и пепел — мы были заняты приемником.

— Давай же, — историк включил радио, но ничего, кроме шипения, мы не услышали, как и в бункере.

Я начала крутить ручку настройки частоты. Неужели мы так и не узнаем, что произошло?.. Ведь можно гадать сколько угодно, кто бросил эти бомбы, что случилось со всем остальным миром. Иметь все, чтобы это узнать, но в то же время не иметь возможности это сделать.

— О Господи, — услышали мы и обернулись. Возле входа в бункер стоял Колосовский и потрясенно смотрел по сторонам, пытаясь осознать эту реальность. Его глаза были расширены, и в них без труда угадывался страх и желание, чтобы все происходящее оказалось сном, фантазией, не более.

— Да, — ответил Березов, — все так.

Информатик на негнущихся ногах подошел к нам, зарываясь ботинками в пепел, и без слов взял из наших рук приемник, осматривая его.

— Он не будет здесь работать, — наконец, сказал он.

Я почувствовала, что мое сердце рухнуло куда-то вниз. Пока мы с историком крутили его и пытались поймать сигнал, была какая-то надежда, а сейчас она испарилась совсем.

— Совсем не будет? — переспросила я.

— По крайней мере, в городе, — покачал головой Колосовский. Он снова поднял голову, смотря на этот страшный новый мир, и приемник бы выпал из его внезапно ослабевших рук, если бы Березов не подхватил его.

Я знала, что он чувствовал. Самой большой эмоцией был не страх. Отчаяние — вот то самое, что мы все ощущали в самой большей степени. Можно было бояться происходящего, и было бы даже странно, если бы кто-то не боялся — но ощущение безнадежности было сильнее всего. Отсюда нет выхода. Выйдем мы из города, да даже из зоны радиации — и что с того? Мы все облучены и скоро умрем. Наши близкие, скорее всего, тоже умерли. Какой теперь смысл за что-то бороться? За себя?

Я почувствовала, что меня начинает тошнить. Неужели опять еда? Все же уже было нормально… я согнулась пополам, отчаянно кашляя тем небольшим количеством хлеба, который съела. Наконец, когда я уже начала думать, что сейчас меня просто вывернет, все закончилось, и я подняла голову, пытаясь отдышаться.

Учителя очень странно и испуганно на меня смотрели.

— Все? — спросил Василий.

Я только кивнула.

— Идем обратно, — тихо сказал Березов.

***

— Нужно выбраться из города, — сказал Колосовский через несколько часов, когда все собрались в кругу на середине подвала, чтобы покушать еще не закончившейся принесенной еды.

Все уже умыли пыльные лица, промыли раны и наложили чистые бинты, куда нужно, поэтому выглядели свежее. Даже я сменила бинт на руке на новый, и теперь он выглядел белоснежным на фоне общей грязи и пыли. После всех этих нехитрых процедур вкупе с едой жить стало чуточку лучше, вот только во всем теле ощущалась ужасная слабость. Да и Березова с Лосевым тошнило, как и меня.

Мне никто ничего не сказал об этом, но я не дура, чтобы не догадаться, что это последствие облучения. Не знаю только, можно ли по этим симптомам определить, скоро ли мы умрем, но сейчас это было неважно.

— Зачем? — спросил Жуков.

— Мы не можем оставаться в зоне радиации вечно, — пояснил Березов. — Тем более, нужно выяснить, что произошло с миром, а сделать это можно только выбравшись из города.

Надеюсь, в мире еще остались живые люди. Если снаряды долетели даже сюда, в нашу дыру буквально в середине континента, то что же произошло с теми городами, которые находятся прямо рядом с границей?

— Скажите, — впервые подала голос Маша, — а разве мы не должны были услышать сирену ядерной тревоги до того, как на нас сбросили бомбы?

Все затихли. Даже шуршание оберток еды прекратилось.

— А ведь верно, — только и смог сказать Колосовский.

Я снова вспомнила, как это было. Все в абсолютной тишине. Только слышались взрывы, удары осыпающихся стен друг о друга и об пол, крики людей. И ничего больше. Никакой сирены.

— Тогда тем более нужно узнать, что произошло, — произнес Березов.

— А если от этого нам станет еще хуже, чем сейчас? — поинтересовалась я. — Вдруг эти… кто затеял это все, хотели убить всех, а выжили мы. Они же не станут церемониться и просто нас прикончат.

Конечно, сейчас я хотела узнать, что произошло на самом деле, больше всего на свете. Но осторожность брала верх.

— Вполне возможно, — кивнул мне Василий. — Но что если есть и другие выжившие, кроме нас, которым, может быть, нужна помощь, или которые бы смогли помочь нам?

Я скептически хмыкнула. Вряд ли кто-то сейчас может нам помочь, или тем более мы — кому-то.

— В любом случае, нам нужно выйти в город и если не найти людей, то найти себе новую подходящую одежду, средства первой необходимости и медикаменты, — сказал Березов.

Было очень тяжело. Все конечности как будто налились свинцом, и мне казалось, что я даже руку не смогу поднять, но тем не менее, я как могла уверенно сказала:

— Тогда идем? Ближайший торговый центр в четырех кварталах отсюда, надеюсь, он не до конца разрушен.

Как хорошо, что наша школа находилась в центре города. Рядом было все, что только можно себе позволить — несколько аптек, пара продуктовых супермаркетов, большой торговый центр «Мир», спортивный комплекс, почта, даже оружейный магазин и памятник Сталину. Если это все не разрушено до основания, то у нас есть шанс достать то, что нам нужно для того, чтобы выжить, и даже выбраться из города.

— Извините… можно я тоже пойду с вами? — тихо спросил Жуков.

Все удивленно перевели на него взгляды.

— Просто, я мог бы помочь, — продолжал парень. Я внимательно его оглядела — на первый взгляд, после самой катастрофы он выглядел почти самым здоровым, да и лишние руки нам не помешают, если мы найдем что-то нужное.

Я вопросительно посмотрела на Колосовского и Березова. Те переглянулись, и потом информатик кивнул.

Сережа поднялся с пола, и, протянув руку, помог встать мне.

— Идем, — историк и информатик тоже встали на ноги.

— Зинаида Николаевна, вы остаетесь за старшую, — сказал Василий. Учительница кивнула, а Лосев презрительно скривился, отвернувшись и собираясь уйти в коридор.

— Артем, будь здесь, на всякий случай, пожалуйста, — я посмотрела на него.

— Указываешь мне? — тут же взъелся темноволосый.

Я озлобилась. Да почему он каждое слово всех вокруг воспринимает, как умаление собственного эго? В нашем-то положении!

— Не будь дураком, — с трудом сдерживая себя, посоветовала я, — хватит ругаться.

— Даже не начинал. И я не подчиняюсь приказам зазнавшейся малолетки.

Ей-богу, что с ним не так?

— Лосев, совсем страх потерял? — спросил Колосовский. — Она права, и, будь любезен, сделай, что она сказала.

Парень только фыркнул, но спорить с информатиком не стал, поэтому просто скрестил руки на груди и плюхнулся на скамейку. Мы повернули в коридор подвала, и я покрутила пальцем у виска.

— Не обращай на него внимания, — сказал Березов.

— Мне все равно, что он там себе думает, — ответила я, — но ругаться со всеми без повода… я же не сказала ему ничего такого.

— Он сейчас не в себе, как и мы все, — вставил информатик, уже выбираясь из бункера на поверхность и останавливаясь. Конечно, мы все еще долго будем обживаться этой новой реальности. Естественно, если выживем сейчас.

Последним шел Жуков. Он на самом деле застыл с абсолютно остекленевшими глазами, из которых через мгновение выкатилась маленькая слеза, тут же убранная его локтем.

— Идем.

Странно, но черная пыль, которая поначалу попадала в нос и в рот, перестала ощущаться. Неужели мы так просто можем к чему-то привыкнуть?..

Я надела капюшон толстовки, чтобы пыль не попадала в волосы — неизвестно, когда удастся помыть голову.

Мы шли и шли по пеплу, который даже не думал остывать, хотя прошло уже больше суток. Наконец, мы добрались до торгового центра, в который угодил снаряд, так что половина его была разрушена. Кое-где еще даже прыгали маленькие язычки пламени, но тут же угасали. Мы вошли внутрь сквозь не заваленные обломками двойные двери для персонала, и очутились в кромешной темноте подсобных помещений. Березов включил фонарик.

Вокруг был жуткий бардак. Куски стен, толстые оголенные проволоки, потрескивающие провода, пыль, мертвые тела. Их даже не завалило обломками — они погибли от чего-то другого. Радиация? Ток порванных электрических проводов? Пожар? Конечно, они не могли выйти на улицу, где бомбят, и поэтому отравились здесь угарным газом…

Мы шли дальше. Вскоре рядом с очередной заваленной двойной дверью обнаружилась огромная дыра с вылезающими наружу балками и арматурой. Мы направились к ней и вылезли сквозь нее в холл, освещавшийся снаружи через проделанные ракетой дыры в потолке и большой зеркальной стене.

Повсюду лежали мертвые люди, и я замерла. Не может быть столько умерших разом. Они живы, сейчас они все поднимутся, отряхнутся, сотрут кровь с лиц, рук и спин, и… ничего не происходило. Такие же широко раскрытые стеклянные, или прикрытые веками глаза. Такие же жуткие раны и торчащие из-под обломков руки и ноги. Я зажмурилась.

— Идем, — вывел меня из этого состояния голос Березова. Он уже выключил фонарик и направлялся к ближайшему магазину — одежды.

Там, как и в холле и подсобных помещениях, было жутко. Не было такого количества мертвых людей, но все было в пыли и копоти, половина одежды валялась на полу.

— Неужели тут нет обычных футболок? — я пробежала глазами по предоставляемому товару, а потом подошла к полке, беря с нее какую-то непонятную майку с лямками.

Вдруг мой взгляд упал на стойку с джинсами, и я уверенно направилась к ней.

— Идите сюда, — позвала я, выбирая из предложенной кучи штаны для себя, Колосовского, Березова и Жукова. — Нам всем это не помешает.

— Нет, спасибо, — отказался информатик.

— Мы найдем себе что-нибудь в магазине для туризма, там точно должно быть все, что нам нужно, — поддержал его Березов.

Я пожала плечами и аккуратно упаковала две пары джинс в один из пакетов с кассы, и несколько недо-маек с лямками в качестве тряпок.

— Тогда нужен еще и строительный магазин. Не знаю, как вы, а я бы не хотела ходить по этому, — я окинула взглядом помещение, — без респиратора. А лучше противогаза.

Действительно, мертвые тела пахли, и пахли очень неприятно. Сначала я это не ощущалось в такой мере из-за всей ужасающей картины, но теперь запах разложения просто невозможно было игнорировать.

— Значит, идем, строительный магазин здесь на первом этаже, — Жуков вышел из дверей обратно в холл. — Можно взять оттуда еще и ящик с инструментами, они нам всяко пригодятся.

Несмотря на завалы и трупы под ногами, передвигались мы довольно быстро, и вскоре уже проходили внутрь магазина. Сережа уверенно свернул направо, в какие-то полки, затем налево, а мы только следовали за ним.

— Откуда ты так хорошо знаешь этот магазин? — спросила я, нагоняя его.

— Мы с отцом часто бывали здесь, когда строили подсобные помещения на даче, — глухо ответил Жуков, и я поняла, как сильно облажалась. Да уж, лишний раз напоминать о семье и той, прошлой жизни до катастрофы, было совсем не к месту. Совсем.

— Понятно, извини, — выдавила я.

— Все нормально, — тряхнул головой парень, переступая через какое-то тело. — Лучше уж так, чем тешить себя мечтами, что кто-то жив. Вот там они были, — он указал на упавший стеллаж, видимо, имея в виду респираторы.

Подошедшие Колосовский и Березов приподняли полки так, чтобы мы смогли достать то, что под ними, но, посмотрев на наши с Жуковым лица, поняли, что что-то не так.

Под стеллажом был только выжженный пол с почти расплавившимися круглыми фильтрами — все, что осталось от респираторов. Учителя опустили полки обратно.

— Кажется, у нас проблемы, — я покачала головой.

— Как оригинально, — невесело ответил информатик.

— И что будем делать? — развел руками Березов.

Я вытащила из пакета одну из маек и разорвала по шву:

— Сделаем из этого маски. Это, конечно, не так эффективно, как респираторы, но хотя бы защитит нас от пепла и того, что летает в воздухе.

Я приложила кусок ткани к носу и рту и завязала на затылке. От запаха помогло не очень, но это была хотя бы небольшая защита. Кто знает, вдруг это хоть немного спасет нас от неведомого химического оружия?

Все остальные последовали моему примеру.

— Ну, как-то так, — раздался голос Березова из-под маски. — Теперь нам нужен ящик с инструментами. Надеюсь, хоть они тут остались.

— Они там, — Сережа тоже стал звучать по-другому, — идем.

Мы направились за ним, перешагивая через строительные материалы, поваленные доски, рассыпанный из мешков грунт и выставочные модели дверей, козырьков крыш и всего остального. Повсюду был не только пепел, но и пыль. Вдруг я увидела кое-что интересное, и отбилась от группы, подходя к чудом оставшемуся на месте стеллажу. На нижней полке лежали большие топоры-колуны. Я взяла один в руку — он был тяжелым и мощным.

Все остальные заметили мое отсутствие и повернулись в мою сторону.

— Зачем он тебе? — спросил Колосовский с такой интонацией, с которой эту фразу обычно говорили мне родители, и я шмыгнула носом от таких воспоминаний.

— Пригодится, — я закинула топор на плечо и подошла обратно. Не волочить же его по полу.

— Вот инструменты, — Жуков остановился и указал рукой на сваленные в кучу немногочисленные ящики. — Берите тот комплект, который больше всего нужен. Они, по большому счету, одинаковые, но кое-какие различия между ними есть.

В инструментах я не разбиралась, поэтому стояла в стороне, поддерживая сползающий с плеча топор, глядя на то, как мужчины открывают некоторые из ящиков и советуются друг с другом об их содержимом. Наконец, они пришли к какому-то согласию, и Василий поднялся, держа в руках серый комплект — выглядел он внушительно.

Конец ознакомительного фрагмента.