БлокАда

Кирилл Шарапов, 2020

Обреченный человек в обреченном мире. Руины городов, погибшие жители, от которых за два года остались одни костяки. Одинокий лейтенант с фантастическими способностями, о которых он почти ничего не знает, переживший катастрофу, обрушившуюся на планету, потерянный, ничего не понимающий, идущий по мертвому бункеру секретного проекта. В его руке Пистолет Ярыгина, а наверху ждут кровожадные мутанты и не менее страшный враг – разумные инопланетные машины, цель которых – тотальная зачистка планеты от людей. Содержит нецензурную брань.

Пролог

Очередь. Затвор лязгает в последний раз, дальше только щелчок, пустой магазин летит на землю, некогда его поднимать… Клим Николаев откатился в сторону, судорожно ища в подсумке разгрузки полный, но его не было. Где-то справа бахнуло, да так, что взрывная волна пару метров протащила его, закинув в воронку, оставшуюся от мины. Осторожно высунув голову, он обнаружил своего противника, тот лежал метрах в сорока, поджав к груди ноги и уставившись куда-то в степь, похоже, ему прилетело парой последних патронов.

— Отпрыгался бармалей, — довольно подумал Клим.

Сплюнув тягучую слюну, лейтенант Николаев сполз вниз по скату, перевернулся на спину и тут же обнаружил покойника — бойца его взвода. Младший сержант Шахов, позывной Шах, мрачный и неразговорчивый, но исполнительный и упрямый, одним словом — хороший солдат. Он лежал на спине и смотрел в небо своими черными цыганскими глазами, у его ног валялся покореженный АГС. Грудь и шея были разорваны осколками, так, что земля вокруг стала влажной. И это несмотря на то, что стоит тридцатиградусная жара, и дождей не было дней пять.

Вытащив из разгрузки покойника магазины, Таран быстро перезарядил автомат. Бой давно вышел из-под контроля, вот уже шесть часов взвод сдерживал превосходящие силы противника. Так напишут в официальной сводке, а на самом деле — три сотни бородатых лезут и лезут, рация разбита еще два часа назад. И по последним данным атака идет на всем протяжении государственной границы. Банды непримиримых, раздолбав брошенный США на произвол судьбы в Афганистане контингент НАТО, прорвались в Таджикистан. Там их поддержали местные. И пока в ООН хлопали глазами и решали, что делать, вспыхнула вся Центральная Азия — Киргизия, Узбекистан, Туркменистан, Казахстан. Дела местных карликовых армий были плохи, половина переметнулась к бородатым, другая половина пыталась выполнять свой долг, но технически они были не в состоянии удержать даже собственные столицы, против обученного, вскормленного американцами мирового терроризма. Да и не спали ЦРУшники, тридцать пять лет мутили воду, где только могли. И пока Москва думала, что делать с вспыхнувшей на границе войной, огромная банда, вырезающая всех, кто к ней не относится, устремилась к границам России.

Клим быстро выглянул из воронки, мост перед ним был усыпан телами и остовами горящей техники, в основном пикапы с пулеметами, но на выезде, развернувшись, горел стареньки БТР-шестидесятка, которому удачно всадили в борт из РПГ. Клим с минуту наблюдал за мостом, но определить, кто сейчас мертв, а кто просто лежит в ожидании появления мишени, не представлялось возможным.

Достав флягу, он отвинтил крышку и понял, что воды не осталось. И снова на помощь ему пришел Шах — два глотка теплой, пахнущей химией воды лишь только обострили жажду. Высоко в небе он разглядел самолет, идущий в сторону границы. Клим уже не знал, один он тут, или еще кто из солдат уцелел, последние полчаса он не видел никого из своих бойцов, только разбитая линия наспех отрытых стрелковых ячеек. Достав из разгрузки красный дым, он дернул шнур и отшвырнул метров на пять правее, обозначая свою позицию. Последнее, что он услышал, это гул авиабомбы.

Семь дней спустя.

— Состояние? — доктор в белом халате посмотрел поверх узких прямоугольных очков на лежащего в койке кандидата.

— Так точно, Клим Николаев, позывной Таран, — доложился мужчина в армейской форме, стоящий у врача за правым плечом. — Пострадал неделю назад при прорыве границы бандами, Астраханский инцидент, командир взвода, единственный выживший.

Доктор посмотрел на пациента, который сейчас крепко спал, после чего открыл его личное дело:

— Двадцать семь лет, родных нет, семьи нет, лейтенант, командир взвода, — начал бормотать себе под нос военврач, — в результате тяжелой контузии не годен к дальнейшей службе. Частичная потеря памяти, повреждение внутренних органов, переломы ребер, травма позвоночника, головные боли, агрессивное поведение. Восстановление невозможно. После окончания лечения гарантированная вторая форма инвалидности. Добровольное согласие на участие в программе «Солдат 2.0». Идеальный кандидат, максимальное на данный момент соответствие требований для проекта, вероятный успех — тридцать восемь процентов. Что ж, — захлопнув папку, произнес врач, — это на десять процентов больше, чем наш предыдущий лучший результат. Но его состояние не позволяет начать внедрение. Он просто не переживет операции. Сколько ему потребуется для того, чтобы соответствовать минимальному порогу здоровья? — Этот вопрос он задал своей второй спутнице, слегка полноватой блондинки неопределенного возраста с неприятным лицом.

— Травмы слишком серьезные, — быстро произнесла она, — я смогу поставить его на ноги не раньше, чем через месяц.

— Мне не нужно, чтобы он стоял на ногах. Если он сможет пережить внедрение, то наниты самостоятельно поставят его на ноги.

Неожиданно пациент открыл глаза и уставился на военврача.

— Где я? — с трудом разлепив ссохшиеся губы, прошептал он.

— Клим, вы пережили тяжелейшею контузию, у вас несколько переломов, проблемы с печенью, селезенкой и легкими. Сейчас вы в военном госпитале. Вы помните, что вы дали согласие на участие в проекте «Солдат 2.0»?

— Да, помню, если это позволит вернуться в строй, ради этого хоть в Ад.

— В ад, говорите? — поправив очки, задумчиво произнес военврач. — В ад, это можно, вы туда непременно попадете. Многие из участников проекта уже там, правда, все они были уголовниками с пожизненным сроком.

— А остальные? — с вызовом спросил парень, нащупав губами автоматическую поилку, досталось Климу неслабо, и теперь, чтобы он не навредил себе еще больше, его надежно зафиксировали.

Доктор снова рефлекторно поправил на носу очки и глубокомысленно хмыкнул.

— Думаю, тебе не нужно объяснять, что такое подписка о неразглашении?

— Не нужно, — Клим покачал головой, при этом его едва не вырвало.

— Вот и хорошо. Я столько подписок давал, что если их в стопку сложить, большая советская энциклопедия рядом с ней будет смотреться как книжка-раскраска для детей до трех лет. Но успехи у нас есть, и шансы твои неплохие. Отговаривать тебя не буду, ты нам очень нужен, но знай, это на девяносто процентов билет в один конец.

— Десять — это неплохо, — отозвался Клим. — В моем случае десять — это охрененно большой шанс. Когда начнем?

— Прыткий ты слишком, сначала надо привести тебя в порядок, иначе не переживешь то, что мы тебе приготовили. Светлана Сергеевна гарантирует тебя довести до этого рубежа через две, максимум три недели, — он бросил на полноватую докторшу свой фирменный взгляд поверх очков.

— Максимум три, — оставляя себе пути к отступлению, заявила та.

— Хорошо, занимайтесь. Дайте нам результат, и я постараюсь сделать все, что в моих силах, дабы вернуть вас в строй, ведь это то, что вами движет.

— Да, — ответил парень и закрыл глаза.

— Светлана, душенька, вы сказали, что к этому времени Николаев будет выглядеть гораздо лучше, а сейчас ему не только не лучше, он сдает.

— Роман Данилович, я сделала все, что могла. У нас лучшее оборудование, но мы с трудом поддерживаем его на уровне ремиссии, Николаев умирает. И чтобы мы не делали, он все равно умрет. Вчера он просил позвать вас, он хочет попробовать.

— Попробовать? — усмехнулся куратор проекта от министерства обороны. —

Да он спятил! Вложить в умирающего бойца десятки миллионов рублей, это все равно, что выкинуть их на ветер. У вас при прошивке умирали крепкие и здоровые люди, а этот солдат почти покойник. Не понимаю, как он держится, похоже, только на морально волевых. Светлана Даниловна утверждает, что если бы не его сила воли, он бы не прожил и недели.

— А это интересно, — неожиданно произнес Демин, он снова окинул собравшихся в кабинете людей своим фирменным взглядом. — Света, готовьте его к процедуре.

— Он умрет, — возразил военный, — бессмысленная трата бюджетных средств.

— Он уже должен был умереть, — возразил профессор и новатор, — он жив потому, что ждет одного — операции. Не будь этого, он бы уже давно сгорел в нашей печи. Все, Света, не медлите, если он так хочет жить, то переживет все, что мы с ним сделаем.

— Запишите, что я против, — попытался оставить за собой последнее слово военный.

— Михаил Дмитриевич, мы обязательно это зафиксируем. — Потом улыбнулся и добавил, — «Баба Яга, против!»

Генерал Ломов не выдержал и расхохотался.

— Точно, Роман Данилович, Баба Яга против. Черт, как давно это было? — потом вдруг подмигнул и, открыв планшет, уселся смотреть детский мультик.

— Готовьте Николаева к процедуре, — уже не обращая внимания на генерала, произнес академик Демин. — Посмотрим, насколько он крепок. Он собирался в Ад, давайте выпишем ему путевку. Есть такой тип людей, которых туда отправляешь, а они возвращаются с загаром, с магнитиками и хорошим настроением.

Светлана Сергеевна улыбнулась и, забрав свой планшет, покинула кабинет. Она была хорошим врачом, так как полностью лишена жалости к пациентам, и сейчас недрогнувшей рукой подписывала раненому лейтенанту билет в один конец — крепкие мужики не смогли пережить процедуру. Профессор знал, что она возможна, один раз она удалась, но Клим слишком слаб, чтобы выдержать все, что ему приготовили.

Семьдесят два часа спустя.

— Я же говорил, что ничего не выйдет, — зло произнес генерал. — И что мы получили? Ничего, только деньги потратили.

— Вы ошибаетесь, — поправляя очки и наблюдая за показателями мониторов, отозвался Роман Данилович, — внедрение произведено.

— И что толку, это тело, считайте, мертво, — возразил Ломов.

— Не мертво, а в глубокой коме, и скорее всего, он никогда из нее не выйдет.

— И поэтому вы продолжаете тратить на него деньги, и определили его в жутко дорогой медицинский автоматизированный бокс?

— Именно поэтому, — спокойно отложив планшет и закуривая, отозвался Демин. Выдержав паузу, он выпустил струю дыма в потолок и, слегка прикрыв глаза, продолжил, — именно поэтому, что этот полуживой парень, прошедший процедуру от начала и до конца в состоянии близком к смерти, когда остальные уже концы отдавали, еще жив, хоть и в коме, дает мне надежду на то, что он откроет глаза. Это лучший экземпляр, который у нас был и есть.

— За исключение Чистого, или, если вам угодно циферками, объект двести одиннадцать.

— Верно, за исключением этой погани, — согласился научный руководитель проекта, — но он навечно останется в своей камере, мы сделали из этого сумасшедшего мясника машину для убийства. Если бы не бесценные данные, которые мы получаем с него, я бы уже приказал уничтожить образец. Но возможно, он поможет нам понять, как вернуть к жизни образец сто восемьдесят шесть.

— Что у вас за любовь к номерам? — поморщился Ломов.

— Это позволяет не думать о них, как о живых людях. Для меня они объекты.

Одиннадцать часов спустя.

— Вы читали последнюю поступившую директиву? — стремительно войдя в кабинет академика, спросил Ломов.

— Только что закончил, — ответил Демин, откладывая в сторону планшет. — Полная консервация объекта, уничтожение всего материала, прекращение любой связи с поверхностью. Я уже отдал распоряжение, научные группы начали подготовку к извлечению нанитов из подопытных, и дальнейшей утилизацией тел. Я выполню предписание за одним исключением — оставлю в живых Клима. Все показания говорят, что он сможет восстановиться. Я решил сохранить ему жизнь.

— Это нарушение прямого приказа, — нахмурился Ломов, — после окончания изоляции объекта я буду обязан доложить по инстанции.

— Я понимаю, Михаил Дмитриевич, — согласился академик, — и будете совершенно правы, но возможно, мое решение сохранит программу. Этот карантин, чувствую, продлиться не один месяц, всемирная атака неизвестным биологическим оружием, это не просто теракт, это катастрофа. Так что, чем-то мы тут должны заниматься все это время. Мне нужна санкция на отправку конвоя в город, необходимо доставить на объект семьи сотрудников.

— Запрещаю, — отрезал Ломов. — Вы ученый, и сами понимаете, что если все, что написано в директиве, правда, то проникновение на объект зараженных очень велика. Я…, — он, видимо, хотел добавить что-то еще, но в этот момент по всей базе взревели баззеры боевой тревоги, едва доктор успел закончить эту фразу. — Оставайтесь здесь, — вскакивая, приказал генерал. Вытащив пистолет из кобуры, он выскочил за дверь кабинета.

— Да куда ж я отсюда денусь? — хмыкнул крупный ученый, член невообразимого количества академий и научных обществ.

Заблокировав дверь, он взялся за планшет и попытался связаться с постом охраны, ему никто не ответил.