Опухоль

Рамиль Мефтахутдинов

Опухоль – это мир, выросший в кишечнике огромного кита. Этот мир – сплошная органика. Никакого железа – только плоть, кровь и кости. Мясные, пульсирующие стены, потолок и земля.Обитатели Опухоли живут по сугубо биологическим законам: правовые споры решаются тщательным обнюхиванием, а научные диссертации защищаются силой оружия. Однажды в этот мир попадает человек, и хрупкий баланс экосистемы безнадежно рушится…

Полковник Грорр

(Пояснение: это диалог с полковником Грорром, веодоном, Владыкой Войны)

Рис. 4 — Веодон с шестом-крючницей

— Зачем ты так меня встречаешь? — спросил Слепой Пророк. — Я ведь мог и умереть.

— Умер бы — невелика потеря. — сказало существо, подходя к человеку. — Мертвый пророк — ложный пророк.

Полковник (а это, несомненно, был он) обошел человека по кругу, рассматривая его со всех сторон. Затем он начал бесцеремонно щупать его тело своими грубыми, чешуйчатыми пальцами.

— Дрыщавое тело, хлипкие ручонки, ноги-палки… — бормотал он, — мягкая кожа, ни панциря, ни рогов, ни когтей… Ты кто вообще такой, отродье? С чего ты взял, что ты Пророк?

— А я никогда и не называл себя Пророком, — ответил человек, — это все остальные меня почему-то так называют.

— Дураки! — буркнул Грорр. — Разве может Пророк быть таким щуплым, мягкотелым, слепым слизняком?

— А почему бы и нет?

— Как это — почему? — рыкнул веодон. — Пророком может быть только настоящий воин! А настоящий воин обязан иметь мощное, развитое тело!

— Разве так уж обязан? Настоящий воин — это в первую очередь не тело, а дух, — заметил человек.

— Самый умный, что ли? — прищурился полковник. — Языком вертеть всякий может! А ну-ка…

Он вложил человеку в руки свой шест с крючьями, а сам снял со стены здоровенную штуковину, напоминающую китобойный гарпун с дополнительными лезвиями-лепестками по бокам. Затем он отошел от Пророка на десять шагов и встал в причудливую боевую стойку, подогнув ноги и вращая гарпуном, как вертолетными лопастями.

— Нападай на меня! — рыкнул веодон.

— Зачем? — безмятежно спросил Пророк.

— Как зачем? Докажи мне, что ты настоящий воин!

— Я не хочу ничего доказывать. Я никогда не дрался и никогда не был воином.

— Ах, так?! — взбешенно прорычал Грорр, — Так получай!

Он подскочил к Слепому Пророку и отточенным ударом выбил оружие из его рук. Затем он отбросил в сторону свой гарпун, выхватил из-за пояса небольшую костяную дубинку и обрушил на человека град ударов.

Человек не знал, куда деться от этой боли. Дубинка летала вокруг него, нанося удары по ребрам, спине, ногам, рукам… Он рухнул на пол, съежился в комок и закрыл голову руками.

Полковник торжествующе рассмеялся:

— Вот ты каков, Мессия! А ведь даже самый распоследний брюхоног может выдержать больше! Ладно, жалкая ты тваарь, можешь разогнуться. Ногами добивать не стану, уж больно ты ничтожен.

Пророк продолжал лежать. Все его тело болело и ныло, малейшее движение причиняло боль. Больно было даже просто дышать.

— Зачем ты так со мной? — выдавил он из себя. — Разве много чести в том, чтобы избить слабого и слепого противника?

— А это не мои проблемы, что ты слепой мягкотелый слизень, — хищно оскалился Грорр. — Слабак всегда виновен в своей слабости. И когда слабую, ничтожную тваарь бьют и унижают, она этого полностью заслуживает.

— Но почему? — прохрипел человек. — Разве ты не воин?

— У тебя, козявка, какие-то дурацкие представления о том, что такое воин, — прищурился веодон. — Знаешь, почему надо бить слабых? Чтобы они стали сильными! Либо стань сильным, либо умри — вот закон, которому нас учат с рождения. Когда тебя бьют, тебе становится больно и обидно. И ты не хочешь, чтобы это повторялось. И если ты действительно воин, ты укрепляешь себя. Ты учишься драться, ты закаляешь свое тело, ты упражняешься — и становишься сильным!

Он зашагал по комнате, вертя в руках дубинку:

— А если ты не воин, то от побоев ты загнешься, захиреешь и умрешь. Ты не будешь пытаться стать сильным, ты пойдешь жалким путем, путем слабака и труса! Ты будешь искать способы, как бы убежать, как бы изогнуться-извернуться, как бы спрятаться, как бы подлизаться… Внезапно его лицо побагровело, он развернулся, поднял дубинку и крикнул:

— А ну, вставай, жалкая ты тваарь! Ты же не хочешь, чтобы я продолжил?

Человек понял, что придется встать. Превозмогая боль, он со стоном разогнул спину и, кряхтя, начал медленно подниматься.

— А ну, не кряхтеть! — прорычал полковник. — Сам виноват, что не умеешь драться. Тваарь, не умеющая за себя постоять — ничтожнейшая из ничтожных. И будь ты хоть трижды умен — если ты не умеешь сражаться, ты не заслуживаешь даже воздуха, которым ты дышишь. Каждый, кто плюнет в тебя и вытрет об тебя ноги, будет прав.

— Даже если бы я умел драться, я ведь все равно не смог бы сражаться без зрения, — сказал человек.

— Да причем тут это, козявка? — усмехнулся Грорр. — Ты всем своим видом и всей своей речью раздражаешь меня. Ты весь воняешь слабостью! Когда я вижу таких, как ты, моя рука сама тянется к поясу! Вот скажи мне, чем ты занимался всю жизнь?

— Я был монахом, — ответил Пророк. — Искал Истину.

— О-хо-хо, ну надо же! — рассмеялся полковник. — Это как те идиоты на самой вершине Башни, которые пялятся в стену и пытаются ничего не знать?

— Вроде того.

— Ну и как, помогла тебе твоя Истина, козявка?

— Помогла.

— И как?

— Я смог, несмотря на боль, встать и говорить с тобой.

— О-хо-хо, ничего себе! — снова рассмеялся веодон. — Это мне мерещится, или в жалком слизняке загорелась какая-то искорка? Не надейся подлизаться ко мне, ты, гниль! Я никогда не смогу уважать того, кто не может мне навалять!

— Я и не подлизываюсь. Я просто говорю, как есть — честно.

— Да? — хищно осклабился Грорр. — Ну тогда скажи мне, Слепой Пророк, в чем заключается истинная свобода?

— Истинная свобода ни в чем не заключается и ни от чего не зависит. Истинно свободное существо не нуждается в том, чтобы его боялись, уважали или любили, — ответил человек.

— Что?.. — искренне удивился полковник. — Что за бред ты несешь, козявка? Что это за свобода такая, когда тебя ни во что не ставят?

— Это свобода от всего внешнего. Ведь счастье может быть только внутри, а внешнее непрочно и переменчиво. Свободному не нужно ничего от других.

Грорр резко ударил человека под дых. Он снова осел на пол, ловя ртом воздух.

— Чувствуешь себя свободным, козявка? — ехидно спросил полковник, склонившись над человеком. — Чувствуешь счастье внутри?

— Нет… — выдавил из себя Пророк, еле дыша, — ведь я еще не достиг…

— Ну тогда закрой рот, болван! — рявкнул Грорр. — Твоя жизнь, твоя свобода и твое счастье сейчас полностью в моей власти! Я могу убить тебя в любой момент, если захочу! Вот что такое истинная свобода, ты, шмакодявка!

— В чем же заключается твоя свобода? — хрипло спросил человек, слегка отдышавшись.

— Моя свобода — в силе и власти! Я — Владыка Войны, и мне никто не указ! Все боятся меня, все уважают меня, я могу делать все, что хочу! — самодовольно сказал Грорр, поигрывая дубинкой.

— Это не свобода, — проговорил Пророк, медленно поднимаясь с пола, — это вседозволенность.

— И что? — удивленно поднял бровь полковник.

— Твоя свобода эгоистична. Ты получаешь ее, причиняя страдания другим.

— И что? Что сказать-то хотел? — слегка склонил голову набок веодон.

— Общество, в котором все стремятся получить такую вседозволенность, обречено на вечные конфликты и страдания. Члены такого общества будут всю жизнь мучать друг друга, и никогда не достигнут желаемого.

— И что? Я-то достиг. А проблемы остальных меня не волнуют.

— Ты не так свободен, как тебе кажется. Ты теперь несешь тяжелую ношу своего высокого положения. Тебе нужно тратить много сил, чтобы всячески подчеркивать свою ведущую роль, защищать свой титул от соперников, заботиться о том, чтобы все продолжали тебя бояться… Разве это свобода?

— Ха, а что, быть жалким слизняком, неспособным отстоять свои права — это свобода? Быть у кого-то в подчинении, быть обслугой — это свобода?

— Я говорю не про то, чтобы быть слугой. Я говорю про то, что свободное существо свободно в первую очередь от своего эгоизма, от тяжкого груза необходимости быть кем-то успешным и уважаемым.

— Заткнись уже, козявка! — рявкнул Грорр. — Я устал слушать твои проповеди. Ты ничего не понимаешь в жизни! Ты никогда не был воином, ты никогда не имел силы, никогда не имел власти — и что-то там лопочешь про свободу! Твоя свобода — это свобода безвольного скота, жующего жрых в стойле!

Он прошелся до противоположного угла комнаты и обратно, крутя дубинку в руках. Затем он развернулся к человеку и сказал чуть более спокойным тоном:

— Жизнь — это вечная борьба, Пророк! Если ты хочешь чего-то достичь в ней, ты должен драться изо всех сил, вырывая желаемое из зубов тех, кто пытается помешать тебе. Думаешь, мне легко было достичь своей свободы? Я также, как и все веодоны, начинал с жалкого чина стайного командира под командованием более могучего полковника. Я убивал, я грыз глотки, я лез все выше и выше, я истязал себя в тренировках, я дрался так, как никто другой! Жаль, что ты слеп, шмакодявка — ты бы увидел все это на моем лице!

Пророк молчал. А веодон продолжал:

— Свобода — она на то и свобода, что не всем, далеко не всем дана. Свободная тваарь постоянно должна быть начеку, потому что ее свобода будет всем поперек глотки. Каждый хочет оспорить эту свободу, каждый хочет отнять ее! Свободный не любит свободного. Свобода одного — помеха свободе другого. Лишь самый сильный, самый властный и самый волевой заслуживает быть свободным! А все остальные должны подчиниться и не мешать ему быть свободным.

Пророк продолжал молчать.

— Когда я вижу малейшие ростки свободы в своих бойцах, я хватаю палку, Пророк! Ничто меня так не раздражает, как свобода в других. Если какой-то солдат посмеет что-то сказать мне в ответ, посмеет ослушаться приказа, даже если солдат просто посмеет посмотреть мне в глаза — я сразу даю знак своим карателям! Нельзя давать этим росткам волю, нужно рвать их с корнем. Такова природа свободы: чтобы быть свободным, нужно душить свободу в других.

Пророк по-прежнему продолжал молчать.

— Молчишь? — спросил полковник, заглядывая в его слепые глаза. — Нечего сказать, да? Ну давай, скажи мне что-нибудь! Возрази мне! В чем я не прав? А?

Пророк продолжал спокойно стоять, ничего не говоря. Ни единой искорки не промелькнуло на его безмятежном лице.

— Засунул язык в задницу? — нетерпеливо рыкнул веодон. — Правильно делаешь, Пророк! Хоть что-то ты начал понимать.

Он рывком распахнул дверь, а затем подошел к человеку и развернул его лицом к коридору.

— А теперь пошел вон отсюда, жалкая ты тваарь! — заорал Грорр и дал Пророку пинка под зад.