Опухоль

Рамиль Мефтахутдинов

Опухоль – это мир, выросший в кишечнике огромного кита. Этот мир – сплошная органика. Никакого железа – только плоть, кровь и кости. Мясные, пульсирующие стены, потолок и земля.Обитатели Опухоли живут по сугубо биологическим законам: правовые споры решаются тщательным обнюхиванием, а научные диссертации защищаются силой оружия. Однажды в этот мир попадает человек, и хрупкий баланс экосистемы безнадежно рушится…

Целитель Лаамаах

(Примечание: Лаамаах — врач из расы айетеев, работает в Госпитале, расположенном во Дворце Дамы Червей. Лечит Пророка после избиения Грорром)

Рис. 5 — Лаамаах

— Скажите пожалуйста, сколько раз в цикл вы сбрасываете свою шкуру? — спросил Лаамаах.

— Я ее вообще не сбрасываю, — ответил человек.

— Очень плохо! — покачал головой врач. — Это дурно сказывается на духе.

— А как связаны шкура и дух? — удивился Пророк.

— Очень тесно! — поднял палец айетей. — Тело и дух неразрывно связаны. Страдает тело — страдает и дух. Страдает дух — страдает и тело. Каждое страдание, испытанное вами, мгновенно отпечатывается на шкуре. Погрустили — и со шкуры начали выпадать пушинки. Съели что-то не то — шкура потускнела. А если долго ходить в больной шкуре, то Живость будет плохо течь.

— Что такое Живость?

— Живость — это жизненная энергия, которую мы тратим на любое действие. Сделали шаг — потратили Живость. Подрались — потратили Живость. Погрустили, посмеялись — потратили Живость. Сказали слово, или даже просто что-то подумали — потратили Живость. Мысли, к слову — самое живозатратное занятие. Можно всю Живость свою разбазарить за пару хвилов, напряженно думая. Особенно думая о чем-то неприятном.

— Понимаю, — кивнул Пророк. — И как эту Живость восполнять?

— Живость восполняется тогда, когда мы ничего не делаем. Абсолютно ничего. Не двигаемся, не мыслим, не ощущаем, словом — перестаем тратиться. И каждое существо умеет это делать с рождения. Догадываетесь, что это за состояние?

— Сон?

— Да! — с жаром воскликнул айетей. — Мы очень большое внимание уделяем сну. Если тваарь владеет великим искусством сна, то она легко переживет любую болезнь, ибо Живость ее всегда будет при ней. А если тваарь пренебрегает своим сном, то Живость ее будет вечно куда-то утекать и толком не восполняться. Такую тваарь пожрут паразиты, если она сама себя не сожрет раньше.

— Очень мудро, — сказал Пророк. — Как овладеть великим искусством сна?

— О, это очень, очень сложно… — медленно проговорил врач. — Для этого нужно ложиться спать, когда хочется спать.

— И все?

— И все, — подтвердил он. — Величайшие мастера сна учатся этому всю жизнь. Ведь не так-то просто даже элементарно понять, что вам нужно лечь спать. Обычно все тваари из-за своих вечных суетных забот привыкли подавлять свои позывы ко сну. Когда тело что-то делает в то время, когда ему нужен отдых, оно черпает Живость из своих внутренних запасов. Эти запасы не бесконечны, и имеют неприятное свойство очень неожиданно заканчиваться. Однажды дурноспящая тваарь просыпается в начале нового бульня и внезапно понимает, что ей просто не хочется жить. Если она не прекращает своего пагубного пренебрежения сном, от нее начинают отваливаться разные части. Сначала шкура облезает, потом хвост отпадает… И так далее, вплоть до зубов и лап.

— Понимаю, — кивнул Пророк. — Значит, вы считаете, что мне нужно сбросить шкуру и поспать?

— Это — самый оптимальный способ, — утвердительно сказал Лаамаах. — Но если шкура не сбрасывается вообще, то, возможно, она освежается у вас как-то по-другому…

Он потер свои веткообразные пальцы друг об друга, подул на них, и начал тщательно ощупывать кожу человека с ног до головы, сжимая и пощипывая ее. Когда он щупал кровоподтеки, Пророк морщился и жмурил глаза. Айетей заметил это:

— Придется потерпеть, уважаемый… Физическая боль — царица всех страданий, никакие страдания духа даже близко не сравнятся с ней.

— А я думал, вы считаете тело и дух неразделимыми, — улыбнулся сквозь боль человек. — Ведь по такой логике, страдания духа есть страдания тела.

— Дух — понятие условное, — философски проговорил врач, запуская свои длиннющие пальцы в волосы человека, — я бы даже сказал, лишнее, надуманное… Мы им пользуемся просто для удобства. Надуманный дух надумывает себе страдания, которые можно развеять надумыванием в другую сторону. Не будь всех этих надумываний, мы бы чувствовали себя гораздо счастливее, и не губили бы свои прекрасные тела почем зря… А вот страдание физическое — это совсем другое дело! Абсолютно невозможно чувствовать себя счастливым, когда что-то болит. Жизнь с телесной болью — жизнь, исключающая всякое счастье. Это простое наблюдение, в истинности которого может убедиться каждое живое существо, исключает первенство духа над телом.

— Интересное наблюдение, — заметил Пророк, невозмутимо перенося плавное смещение зоны осмотра в область гениталий, — то есть, по-вашему, физическое здоровье — гарантия счастья?

— Несомненно! — энергично закивал головой айетей. — Каждая тваарь с рождения обладает огромным богатством в виде прекрасно работающих лап, зубов, костей, щупалец, селезенки, желудка, кишок, глаз, ушей, усиков… Но никто этого богатства не ценит, пока оно не заболит. Все почему-то устремлены на что-то внешнее, что-то далекое, что-то будущее… Вы не против, если я пропальпирую ваше задненижнее отверстие?

— Что ж, если в этом есть необходимость…

— Разумеется, есть! — воскликнул врач, поворачивая человека на бок и заводя палец внутрь, — для диагностики важна каждая деталь. Каждая болезнь накладывает свою печать на все: пульс, дыхание, шкура, волосы, когти, кровь, кал, моча и прочие выделения… Один лишь пульс мы исследуем как минимум в двенадцати точках, в том числе и в выделительных отверстиях. У вас там внутри, кстати, пульс гораздо более частый, чем снаружи.

— Подозреваю, что он не был таким до того, как вы начали его исследовать настолько глубоко, — выдавил человек.

— Да? — несколько удивленно спросил Лаамаах, — не знал, что у вас там настолько богатая иннервация. Что ж, тогда, пожалуй, в вашу передненижнюю трубку я ничего совать не буду.

Он вытащил палец наружу и начал внимательно рассматривать его, обнюхивать и пробовать на вкус.

— У вас очень печальный кал, — сообщил он после тщательного исследования.

— Печальный — то есть, плохой? — спросил человек.

— Нет, просто все духовные страдания в первую очередь отражаются на пищеварительной системе, — сказал врач, вытирая палец чем-то вроде тряпочки. — Когда тваарь испытывает печаль и скорбь, ее кал становится горьковатым на вкус и немного комковатым по консистенции. Это мы и называем «печальный кал».

— Прискорбно, — вздохнул Пророк. — Какие еще симптомы бывают при духовных страданиях?

— О, самые разные, всех не перечислишь… Бывает еще «моча превозмогателя», «злая кровь», «зубы труженика» и много чего еще в зависимости от разных комбинаций страданий и реакции отдельно взятой тваари на них, — объяснил Лаамаах, доставая из-под соседней ниши какой-то бурый, пульсирующий кожаный мешочек. — Ведь нельзя рассматривать болезнь отдельно от больного. Болезнь — это действие болезнетворных факторов на организм, превышающее его защитные силы. У разных организмов будут разные защитные ответы на одни и те же болезнетворные факторы. Каждый духовно страдает по-разному, и у каждого будут кал, моча, кровь и зубы разной степени печальности, разной степени обиды, разной степени героизма, сострадания, любви… Кстати, через что вы мочитесь? Через вот эту трубку?

— Да.

— Будьте любезны, помочитесь, — попросил врач, прикладывая пульсирующий мешочек к гениталиям человека. Мешочек пискнул и присосался.

— Что это? — растерянно проговорил Пророк, ощупывая мешочек в своем паху. — Оно… Живое?

— Да, — невозмутимо подтвердил айетей, — просто помочитесь в него, и все. Эта тваарь называется примочкой, она абсолютно не возражает против такого поведения. Когда она напьется, она меняет цвет в зависимости от состояния мочи. Очень ценный диагностический инструмент в нашем арсенале, между прочим.

Человек усилием воли заставил себя выполнить распоряжение врача. Мешочек хлюпнул и отвалился.

— Так-так-так… — пробормотал Лаамаах, рассматривая примочку. — Зеленая. Что ж, моча у вас спокойная, что говорит о больших запасах накопленной Живости, несмотря на все перенесенные вами тяготы. Это — хороший знак. В таком случае, не буду вас томить, уважаемый Мессия, ваша Живость сама справится со всем. Все, что вам нужно — это легкий толчок жизненных сил в нужном направлении.

— И как же вы будете меня толкать? — поинтересовался Пророк.

— Очень просто: наложу кровопийц и уложу вас спать, напоив кроворазжижкой, — уверенно ответил айетей, разгребая какие-то склянки в ящике у стены.

— Ничего не понял, но полагаюсь на вас, — сказал человек, устраиваясь в нише поудобнее.

— Это хорошо… — пробормотал врач, доставая из мутно-синеватой банки клубок извивающихся серых червей с кроваво-красными присосками на концах. — Выпейте это, — сказал он, поднося маленький флакончик к губам человека.

— На вкус — сладкое до омерзения, — сообщил Пророк, проглотив снадобье.

— Это разжижит вашу кровь в кровоподтеках, чтобы кровопийцы могли легче ее высосать, — сказал Лаамаах, — ведь она уже успела сгуститься под вашей шкурой.

— Что за кровопийцы?

— Просто маленькие червячки, питающиеся кровью. Не бойтесь, они прошли тщательную селекцию и дрессировку, выпивать вас досуха не будут, — объяснил айетей, расставляя червячков по побитым местам. Кровопийцы немедленно присосались к ним.

— Чувствуете что-нибудь? — спросил он.

— Чувствую легкое пощипывание, — ответил человек, неподвижно лежа.

— Это хорошо, — удовлетворенно потер руки айетей. — Это — очень редкая порода, я отдал за один клубок полтысячи трынков! Сосут кровь почти абсолютно безболезненно и очень-очень умеренно. А теперь…

Он достал из другой банки толстого оранжевого червя и положил его на середину груди человека. Червь начал обильно выделять голубоватую жидкость, которая стремительно растекалась по всей поверхности грудной клетки Слепого Пророка. Кровопийцы поменяли свой цвет на голубой, а врач начал активно растирать грудь человека, размазывая жидкость по всему торсу.

— Кажется, у меня на груди огромный камень… — медленно пробормотал Пророк и в следующее мгновение погрузился в глубокий сон.

Врач продолжал свою работу, разгоняя жидкость по телу.

— Когда я могу за ним вернуться? — раздался голос Тнгра из тени.

— Через один булень, — сказал Лаамаах. — Пусть синевянка впитается.

Комиссар молча кивнул и вышел.