Триктрак

Ольга Болгова, 2023

Жизнь полна неожиданностей и рисков. Так и случилось с Анастасией Зверевой, когда она, познакомившись онлайн с серьезным на первый взгляд англичанином из городка на берегу Английского пролива, отправилась к нему по его приглашению. Потенциальный жених не встретил ее в аэропорту, а дом по указанному им адресу оказался пустым и полным не очень приятных сюрпризов и загадок, которые приходится разгадывать гостье из России. Не последнюю роль в этой истории играет триктрак, игра, что иначе зовется нардами. Когда-то, в годы юности, Анастасии подарили старинные нарды, которые она привезла с собой…

Глава 4. Гастингс. Дом номер три

Я сделала несколько шагов, оставляя мокрые следы на полу, и застыла посреди комнаты в полном недоумении и смущении. Либо хозяин дома — Джеймс уверял меня, что живет один — заснул где-нибудь наверху, оставив свет включенным, либо не заснул, а просто куда-то вышел и, возможно, скоро вернется. Может быть, он вышел встретить меня, но в этом случае либо мы разминулись, либо он не добрался до места встречи. И почему не заперта дверь? Версий и вопросов было много, а выход один — остаться здесь, в доме номер три на Вудкэм Драйв и ждать развития событий или просто рассвета. Мне было некуда идти.

Я зашла в прихожую, нашла выключатель, что оказалось нетрудно — он светился красным диодом на стене, — вернула на место два зонта и стойку для них, которую уронила при вторжении. Затем вышла на улицу убедиться, что глаза меня не обманули, и на белой колонне крыльца действительно написана цифра три. Буря от души крыла небо мглою. Вернулась в дом, сняла пальто и шапку, повесила их на вешалку, достала из чемодана тапочки и переобулась. Присела на пуфик, прислушалась — в доме царила полная тишина. Надеюсь, здесь не обитают привидения? Хотя, привидения традиционно живут в замках, а не в частных домах в переулках. Осмотревшись, обнаружила, что в прихожей, кроме входа в комнату, которую посчитала гостиной, имеется еще две двери, обе плотно закрытые, и узкая лестница, ведущая наверх. Поставив чемодан в угол, вернулась в гостиную.

Будь я в уравновешенном состоянии, то решила бы, что она вполне уютна. Уже упомянутая лампа с матовым абажуром, формой напоминающим летающую тарелку, освещала комнату приятным теплым светом. Посередине стоял коричневый диван, на котором небрежным ярким ворохом лежал плед в черно-красную клетку. На полу — ковер с геометрическим рисунком, напротив дивана — небольшой телевизор. Здесь имелся самый настоящий камин, с полкой и какими-то фигурками и подсвечниками на ней, с каминной решеткой и щипцами, дальними родственниками русской кочерги. Слева от камина — большая картина в тяжелой раме. Я не могла разглядеть, кто на ней был изображен, так как стена тонула в полумраке. Настоящая английская гостиная во всей красе. Здесь я могла бы жить какое-то время или остаться навсегда. Нужно продержаться до утра, а там все будет мудренее. Или мудрёнее.

Я осторожно села на диван, затем устроилась поудобней. Напротив, кроме телевизора, оказалось окно, шторы были задернуты лишь наполовину, снаружи в темноте ветер раскачивал и гнул деревья, их ветви то причудливо изгибались, то тянулись куда-то, словно пытаясь достать недостижимое. Снова стало страшно, почувствовала себя одинокой травинкой в огромном чужом поле на холодном ветру. Впрочем, справедливости ради, ветер бушевал за стенами вполне теплого дома, а сравнение с травинкой выглядело сомнительно: мои семьдесят кило живого веса при росте немногим более полутора метров, скорее, создавали образ хорошо упитанного гриба, а с учетом каштанового цвета волос, хорошо упитанного красноголовика.

Так я просидела около получаса, даже задремала и проснулась от какого-то звука, то ли треска сломанной ветром ветки за окном, то ли стука в доме. Вышла, постояла в полумраке прихожей, не зная, что предпринять, осторожно постучала в одну из закрытых дверей и, не дождавшись ответа, вошла. В комнате было темно, но свет фонаря, качающегося за окном, осветил длинный стол со стульями и контуры картин на стенах. Скорее всего, это была столовая. Другая комната, в которую я вошла уже почти без опаски, оказалась кухней, огромной по моим меркам. И окончательно набравшись смелости, поднялась по ступенькам, обтянутым ковровым покрытием. Признаков жизни не обнаружилось ни на втором, ни на третьем этажах. Несолоно хлебавши вернулась в гостиную, как в последний оплот, на уже облюбованный диван. «Ничего, как-нибудь выживу, не в первый раз», — повторяла я себе. Седина в голову, бес — в мозг. В конце концов усталость взяла свое, и я уснула, укрывшись пледом.

Спала я на удивление крепко, несмотря, а, может, и благодаря разнице в часовых поясах. Проснулась из-за того, что потеряла ощущение присутствия собственного тела — затекло все, от шеи до пяток, а правую руку пришлось массировать, чтобы она обрела подвижность. В утреннем свете, льющемся из окна, гостиная выглядела иначе, чем вечером. Исчезли тёмные углы, обозначились фигурки на каминной полке, а картина оказалась портретом утонувшего в кружевном воротнике полнокровного рыжеволосого мужчины средних лет, похожего на короля Генриха, у которого было шесть жен. Неужели это предок Джеймса Монтгомери?

Судя по тишине, царящей в доме, никто либо не вернулся, либо не проснулся. Проделав свои обычные утренние упражнения: взмах руками, пожатие плечами, два наклона, три притопа, занялась утренним туалетом. Подниматься наверх не рискнула, умылась и привела себя в порядок в крошечной туалетной комнате рядом с кухней. В прихожей обнаружился столик, на котором лежали какие-то открытки и письма, и стоял телефонный аппарат. Поколебавшись, набрала мобильный номер Джеймса, но несколько попыток закончились ничем. То ли не отвечал его телефон, то ли я сделала что-то неправильно.

Просторная кухня была разделена на две части длинным прилавком, который отделял рабочую зону с плитой и шкафами от обеденной, где находился стол со скамьей и стульями. Такое я прежде видела только в журналах и в кино.

Но самым удивительным было настоящее французское окно — высокая стеклянная дверь, ведущая в сад, точнее, в садик, окруженный живой изгородью, с ярко зелёной, ровно подстриженной травой и кустами с багрово-красными листьями. Ночная буря стихла, словно и не бывало, небеса за стеклом наполнились мирной синевой, а в мокрой траве блестели крошечные бриллиантовые капли-бусинки.

На кухне царил порядок. Стол и прилавок сияли чистотой, тарелки ровными рядами теснились в сушилке, кружки висели на подставке, зацепившись ручками. Электрический чайник, стеклянная банка, набитая пакетиками, банка с какой-то золотисто-жёлтой субстанцией выстроились на прилавке, никелированный заварочный чайник отражал солнечный луч тугим металлическим боком. Мирная картина мирного дома, в который вторглась пришелица из иного мира. Стрелки часов, тикающих на стене, показывали восемь, значит, в Питере сейчас одиннадцать. Неужели еще вчера я стояла на пороге своей квартиры, окидывая ее прощальным взглядом? Казалось, что с того момента прошли месяцы или годы. Как странно распоряжается со временем жизнь: то оно тянется, словно тугая жвачка, то несется с реактивной скоростью, то сгущается, концентрируется, и одни необычно прожитые сутки вмещают в себя множество обычных будничных дней.

Я застряла на кухне, у французского окна, смотрела на кажущийся ненастоящим пейзаж, размышляла о странностях жизни, о том, что делать дальше, и не будет ли преступлением согреть себе чаю, поскольку, несмотря на неопределённость положения, хотелось пить и есть. К сожалению, никогда не страдала отсутствием аппетита, оттого и потеряла былую стройность. В конце концов решила, что небольшой завтрак будет компенсацией за пережитые и переживаемые волнения, а на пустой желудок трудно принимать решения. Наполнила водой и включила чайник, нашла в шкафу пакет с тонко нарезанным хлебом — тостами, а золотисто-жёлтая масса в банке оказалась апельсиновым мармеладом. Заглянула в холодильник, хозяйственно наполненный всевозможными продуктами, но трогать ничего не стала.

Через четверть часа устроилась за кухонным столом с кружкой и тостом, с удовольствием глотнула крепкого чаю. Следующим глотком поперхнулась, потому что щелкнула входная дверь. Осторожно поставив кружку на стол, я поднялась, пытаясь дышать ровно и удержать буйно запрыгавшее сердце. Из кухни выходить не пришлось, на пороге появилась женщина и уставилась на меня, как на привидение, и, думаю, мой взгляд был немногим лучше. Невысокая, худощавая, лет сорока, в джинсах и мешковатом свитере, в одной руке сумка, в другой — бутылка молока.

— Что вы здесь делаете?! — взволнованно вопросила она. — Как сюда попали?

— Приехала… вчера, — ответила я. — Здравствуйте, доброе утро, как поживаете?

— Откуда приехали? — она наморщила лоб, словно пытаясь что-то вспомнить или сообразить.

— Меня зовут Ася, Анастасия Зверева. Я приехала из России, — сказала я. — Вчера. Вы здесь живете? Я сейчас все объясню.

Хорошо, что я её понимала, во всяком случае, пока. И кто она такая, жена или подруга? И туда ли я попала…

— Из России? К Джеймсу? Почему? И где он? Джеймс! — закричала она в пространство дома.

— Я не знаю, где он, может быть, спит там, наверху, — осторожно предположила я. — Я приехала вчера, он меня не встретил в Гатвике. Я приехала на такси сюда, дверь была открыта, я зашла, спала на диване… в гостиной, там, — махнула рукой в направлении, где должен был находиться упомянутый диван. — Хозяина дома зовут Джеймс Монтгомери? Это дом номер три, Вудкэм Драйв?

Она кивнула, затем покрутила головой, то ли потеряла дар речи от услышанного, то ли не совсем поняла сказанное.

— Вы понимаете меня? — спросила я на всякий случай. — Я плохо говорю по-английски.

— Да, понимаю, — ответила она. — Но я ничего не понимаю. Почему вы приехали к Джеймсу из России?

Она опустила сумку на пол, а бутылку поставила на прилавок. Я же, путая существительные, времена глаголов и порядок слов, продолжила объяснения и вопросы.

— Я должна спросить у Джеймса, — заявила она, после того как я, обливаясь потом от усердия, закончила свою речь. — А как вы попали в дом?

— Дверь была открыта, я вошла, было уже поздно, я не знала, что делать.

— Он должен был вас встречать и не встретил? Странно. Он ничего такого не говорил.

Непохоже, чтобы она была его женой, у любой приличной жены мой рассказ вызвал бы более бурную реакцию. Или так ведут себя английские жёны? Я все-таки решилась задать мучающий меня вопрос.

— Можно узнать, кто вы?

— Кто я? — она удивилась, словно я должна была знать это с самого начала, но почему-то скрывала. — Миссис Хоуп, — после паузы представилась она. — Я здесь работаю, убираю, готовлю.

Я облегченно улыбнулась, она в ответ чуть скривила губу.

— Так вы не знаете, где может находиться мистер Монтгомери? — спросила я.

— Нет, я не видела его… вчера, хм… нет, не видела. Поднимусь наверх, посмотрю. А вы сидите здесь и не вздумайте ничего трогать. Иначе я вызову полицию.

Именно этого мне и не хватало. Я послушно опустилась на стул и хлебнула остывшего чаю. Есть расхотелось. Возможно, сейчас сверху спустится заспанный Джеймс Монтгомери. Или миссис Хоуп отправилась вызывать полицию? Пока я размышляла, не собрать ли вещи и не удрать ли прочь, она показалась на лестнице.

— Наверху хозяина нет. И он, кажется, не ночевал дома.

— Так я же вам говорила! — нелогично воскликнула я.

— Вы? Я не знаю, кто вы.

— Могу показать паспорт.

— Покажите, — согласилась бдительная миссис Хоуп.

Изучение моего паспорта не вызвало у нее приступа доверия, но пробило меня гениальной идеей.

— Может быть, вы позвоните мистеру Монтгомери? — спросила я.

Она замялась.

— Никогда не звоню ему, да и зачем. У меня и номера его нет.

— У меня есть. Позвоните?

Ей ничего не оставалось, как согласиться с моими доводами, но это был единственный положительный результат от моей гениальной идеи. Попытка дозвониться закончилась неудачей. Механический голос в трубке заявил, что аппарат абонента отключен. Миссис Хоуп смотрела на меня с подозрением и неодобрением и была в этом права. Как можно верить и одобрять незнакомую иностранку-авантюристку, вторгнувшуюся в жилище англичанина, которое, как известно, является его крепостью?

— Мистер Монтгомери знал, что вы приедете? — с упорством детектива спросила она.

— Знал, конечно, знал. Вчера я разговаривала с ним по скайпу, он обещал встретить меня, он должен был встретить, — с упорством невинно подозреваемого ответила я.

Вероятно, она мало понимала мои неумелые речи. Или имела виды на своего работодателя, а я перешла ей дорогу?

— По скайпу, вы говорите? — миссис Хоуп явно оказалась перед серьёзной дилеммой. Не будучи хозяйкой дома, она не могла просто выгнать меня на улицу — а вдруг все, что я говорю, окажется правдой, но с другой стороны, оставить меня в доме, не будучи уверенной, что я не мошенница, было опасно. Конечно, я не могла прочитать ее мысли, но на ее месте размышляла бы именно так. Хотя, возможно, следовало сделать поправку на менталитет.

— Если мистер Монтгомери не отвечает, возможно, с ним что-то случилось, — сказала я. — Вдруг он попал в аварию? Он бы поехал на машине встречать меня? Какая у него машина, и где она?

Я повторила эти слова дважды, чтобы она поняла и перестала связывать исчезновение своего работодателя с моим появлением. Речь произвела эффект.

— Машина! — воскликнула миссис Хоуп. — Я не видела его машины напротив дома!

Она кинулась к выходу, я последовала за ней. Экономка быстро прошла по дорожке, остановилась в проходе в живой изгороди, оглядываясь, затем так же быстро вернулась.

— Он оставляет машину напротив дома или ставит в гараж. Но сейчас машины нет. А вчера вечером вы видели его машину?

— Не знаю. Было темно, ветер и незнакомое место.

Она мрачно взглянула на меня и медленно произнесла:

— Молоко стояло на крыльце. Джеймс обычно забирает его рано утром. Посмотрю в гараже.

Молоко… При чём здесь молоко? Я не сразу сообразила, что она говорит о пакете молока, которое, видимо, поставили утром под дверь. О, английские традиции! Неужели эта утренняя доставка молока до сих пор существует? С трудом удержалась, чтобы не высказать неуместное удивление-восхищение.

Мы вернулись в дом и прошли на кухню. Небольшой гараж прятался среди экзотических кустарников на заднем дворе, куда мы вышли через французское окно из кухни. Шторка гаража была спущена до земли. Экономка поскребла шторку ногтем, пожала плечами и сообщила, что понятия не имеет, где находится ключ.

— Я не знаю, что случилось, — сказала она, возвращаясь в дом.

— И я не знаю…

Я хотела добавить, что не знаю и не представляю, что делать дальше: то ли ждать Джеймса Монтгомери в его доме, то ли пожить пару дней в гостинице или сегодня же поменять билет на самолет — по плану я собиралась пробыть здесь около двух недель. Сказать хотела, но не смогла — не хватило сил и словарного запаса.

Вернуться домой сейчас означало явиться на щите перед знакомыми и родственниками. Дочь посетует: «как же так, мама», подруги посочувствуют, а тетушка сообщит, что это — справедливое наказание за попытку продать родину и честь.

Джеймс понравился мне при встрече: серьёзный, респектабельный мужчина, он купил тур и прилетел в Питер, выучил несколько фраз на русском языке, рассказывал о себе, о своих увлечениях и торговле скобяными изделиями, о том, что немного играет на кларнете и любит путешествовать. Позавчера улыбался в мониторе, говорил, что ждёт встречи и волнуется. Может, что-то произошло с каким-то его родственником? Но в таком случае, почему не позвонил или не написал записку? Его похитили? Что за ерунда! Испугался встречи со мной и сбежал? Тогда почему не запер дверь? Детективная история, одним словом.

«Наверное, стоит просмотреть его почту и бумаги, — подумала я, — благо, что они лежат здесь на столике. Не стану читать чужие письма, а лишь взгляну на них».

Озвучила эту мысль:

— Миссис Хоуп, может быть, я просмотрю почту мистера Монтгомери?

— Хорошо, смотрите, — обреченно кивнула экономка.

Ничего, сигнализирующего о необходимости экстренного отъезда, в бумагах не нашлось, ни на столике в прихожей, ни на журнальном в гостиной. А если таковые послания и были, то хозяин дома мог забрать их с собой. Я обнаружила несколько поздравительных рождественских открыток от церковной общины, пару нераспечатанных конвертов с рекламными предложениями, неровно оторванный клочок бумаги с каким-то непонятными линиями, видимо, на нем расписывали капризную шариковую ручку. Зато у входной двери на стене нашёлся шкафчик-ключница, в котором висел ключ, вероятно, от дома.

«Поживу в этом доме пару дней, ожидая Джеймса, а когда все прояснится, со спокойной совестью вернусь домой», — решила я и стало как-то легче.

— Как найти магазин мистера Монтгомери? — спросила экономку.

— На Даун Роуд, но сегодня суббота, он не открывает его по субботам. Неужели вы думаете, что он там?

— Просто хочу посмотреть.

«Удостовериться, что этот магазин существует», — мысленно добавила я. Джеймс рассказывал о скобяной лавке, которая принадлежала ещё его деду. После смерти отца Джеймс хотел продать магазин, но передумал.

Миссис Хоуп смерила меня недобрым взглядом, но я не находила ничего предосудительного в том, чтобы взглянуть на магазин. После сложных переговоров, в ходе которых она все-таки выдала мне ключи, что висели на ключнице в прихожей, и нарисовала на розовом листке, как по пешеходной дорожке добраться до Даун Роуд, я вышла из дома.

Указанная тропа нашлась быстро, она начиналась в конце переулка и тянулась вдоль леса, носящего имя некой святой Елены. Вековые деревья — я узнала дубы и ясени — шатром раскинули еще мокрые от ночной бури голые ветви — они то скрывали, то пропускали сквозь корявое кружево лучи холодного январского солнца. Сначала я шла в одиночестве, начиная подозревать, что население этого города вообще не склонно покидать свои дома, но вскоре меня обогнала шумная компания молодых людей, затем навстречу попались две бодро шагающие пожилые дамы, они закивали и заулыбались мне, словно знакомой. Встреча эта, холодный чистый воздух и солнечные блики, следующие по пятам, подняли настроение, и жизнь показалась не такой уж безнадёжно-неудачной. Джеймс найдется, я побывала в Англии, и кто знает, что ещё ждет впереди. Возможно, что-то хорошее? Впрочем, в непредсказуемости предстоящего я убедилась очень скоро, через несколько шагов — хорошо утоптанная тропа спустилась в низину и уперлась в препятствие в виде обширной лужи и вязкой грязи — смертельный номер для новых кожаных сапог. Пришлось свернуть в лес, чтобы обойти лужу, подняться по небольшому склону, заросшему каким-то неестественно ярким мхом. Лес был чист, словно выметен, лишь кое-где желтели забытые сухие листья. Я нашла несколько желудей, светло-коричневых, гладких, приятных на ощупь. Какая-то птица закричала в лесу, словно был не январь, когда всем приличным птицам положено находиться в тёплых краях. Впрочем, возможно, юг Британского острова и был для неё тёплым краем. Преодолев препятствие, я вернулась на тропу, которая вскоре и неожиданно закончилась улицей — вдоль неё лесенкой тянулся ряд похожих друг на друга очень живописных домов, нереальных, словно декорация исторического кинофильма. Я ступила на узкий тротуар и остановилась, роясь в карманах в поисках розового плана миссис Хоуп. Вместо него там обнаружились лишь жёлуди, найденные в лесу. Поиски в сумке тоже не дали результата. Видимо, я обронила листок, когда собирала эти жёлуди и тупо радовалась жизни. Не страдая топографическим кретинизмом, я не могла похвастаться и особыми талантами в этой области, тем более в настолько чужом городе. Ничего не оставалось, как идти вперед, тем более, улица манила своей живописностью — тишиной и пустотой, шероховатостями тронутых мхом стен, сложенных из камня, черепицей крыш, цветными ставнями окон и неизвестностью, в которую спускалась, вполне справедливо нося имя Хиллсайд¹ — об этом свидетельствовала табличка на стене одного из домов. Кажется, такого названия в плане, нарисованном миссис Хоуп, не было. Видимо, я свернула куда-то не туда. Хотелось есть — ведь я так и не позавтракала, а прогулка по свежему воздуху добавила аппетита. Может быть, от переживаний и стрессов чуть похудею?

Решила пройти до конца улицы, надеясь спросить у какого-нибудь прохожего, как выбраться отсюда на Даун Роуд, и пошла, глазея по сторонам, словно престарелая Алиса в стране Чудес, повторяя про себя классический диалог из учебника: «Извините, не подскажите ли, как мне добраться до…?», но улица была пустынна, будто актёров отпустили пообедать.

В крошечном садике возле очередного дома с белёными стенами и красной крышей я наконец увидела живую душу: женщину в спортивном костюме, с лопатой в руках, но не осмелилась обратиться к ней. Оглянулась на звук мотора приближающегося автомобиля. Машина подъехала и остановилась напротив. Из неё выскочил мужчина в сером пальто и замер, глядя на дом с красной крышей, следом выбрался другой, постарше, водрузил на голову бесформенную шляпу и резко захлопнул дверцу. Он двинулся прямо на меня, словно выбрал цель и собрался смести её с лица британской земли.

— Извините, — сказала я, когда он поравнялся со мной и начал обходить, как неуместное препятствие. — Извините, не подскажите ли, как добраться до… до Даун Роуд?

— Что? — рявкнул он, проявив недюжинную галантность. — Что вы хотите, мэм?

— Ничего, — пробормотала я. — Э-э-э… Даун Роуд… извините…

Безнадежно махнув рукой, продолжила путь, сражаясь со слезами — и в молодости нередко плакала, а в зрелости стала невозможно сентиментальна и плаксива, носовой платок в каждом кармане.

— Мэм! — грозно раздалось за спиной. — Даун Роуд в другой стороне.

Я глубоко вздохнула и остановилась — не стоило игнорировать всё-таки проявленное внимание.

— Извините, не могли бы вы подсказать, где?

Джентльмен в шляпе недовольно пожал плечами и выдал инструкцию, суть которой я потеряла где-то в середине, но просить повторить посчитала неудобным. Поблагодарила, как смогла, и двинулась в указанную доброжелательным англичанином сторону.

За спиной о чем-то переговаривались джентльмены, затем послышались шаги по гравию дорожки, женский возглас. Я обернулась, не сдержав любопытства. Женщина размахивала лопатой, не пропуская парочку. Молодой выписывал перед нею полукруги, а немолодой что-то говорил, видимо, пытаясь успокоить разъярённую хозяйку дома. Неладно что-то в датском, пардон, британском королевстве. Я остановилась, размышляя, вмешаться или убежать прочь. Женщина резко воткнула лопату в землю и, махнув рукой, зашагала к дому, двое последовали за нею. Я пошла прочь, несколько взволнованная странной сценой, свидетелем которой случайно стала. Через четверть часа оказалась на перекрёстке трех улиц. Здесь, по сравнению с Хиллсайдом, было довольно оживлённо. Возле перехода обнаружился указатель очередной пешеходной тропы, которые, по всей видимости, пользовались здесь популярностью. Тропа завела то ли в лес, то ли в парк. То тут, то там за деревьями виднелись коттеджи, разбросанные в живописном беспорядке. Дорожка вывела на другую городскую улицу, застроенную столь же интересными домами. Она, на мою радость, называлась Даун Роуд, но пришлось побродить в разных направлениях, прежде чем обнаружилась запертая на древний засов скобяная лавка под вывеской Monty Hardware. Дом был несколько потрёпан временем, имел по-тюдоровски чёрно-белые полосатые стены, зелёные ставни на первом этаже, и выглядел вполне сказочно. Я чуть было не стала его хозяйкой! Ладно, не хозяйкой, но причастной к делу.

Торчать напротив магазина или пытаться проникнуть внутрь было явно неуместно, и я решила поехать в центр города. После очередной порции поисков и осторожных расспросов села на двухэтажный автобус под номером 21. Маршрут оказался весьма затейливым, автобус долго колесил по широким и узким улицам, я смотрела в окно, удивляясь и восхищаясь. Автобус выехал на набережную, справа открылся морской простор, слева — площадь с памятником в центре, окружённая домами в несколько этажей с фасадами, усеянными фигурными балкончиками.

Я вышла на следующей остановке. Автобус скрылся в дебрях города, а я осталась стоять на набережной, разглядывая дома, что нестройным разноцветным рядом лепились один к другому: узкий с огромными окнами, затем скучный голубой с вывеской Shanghai, следующий — оранжевый с эркером и стеклянной витриной на первом этаже, дальше — белокаменный дворец в миниатюре, с острой крышей и стрельчатыми окнами… Набережную отделяла от пляжа чугунная ограда, ярко-красная вывеска грозно предупреждала, что во время прилива море заливает променад. Море… Кажущееся безбрежным, оно шумело передо мной, латунью блестело в лучах солнца, лениво наползая волной на мелкую гальку и песок пляжа, окатывая брызгами волнорезы.

Я спустилась на пляж и пошла по мокрому песку — было время отлива, и море ушло, обнажив песчаный простор. Думала о горячем кофе или чае, о вчерашней пицце, сапогах, которые порчу, хлюпая по воде, о слишком холодном ветре, еще о каких-то мелочах. Впереди гнал полные воды свои Английский пролив ака Ла-Манш, за ним был французский берег, а за спиной — чужой город, пропавший «жених» и почти полная неизвестность.

Примечания

1

Hillside — холмистая сторона (англ)