Лифт, вино и нарды

Айнави, 2017

Ника и Денис знают друг друга с детства. Они были лучшими друзьями, и, казалось, ничто не изменит этого. Только Ника влюбилась. А Денис… Он не принял ее чувства и сделал больно. Даже повзрослев, не смогли отпустить прошлое. Он был жесток. Она его избегала. И только случай свёл их вместе: крошечный лифт, обида, страсть… ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ ***** – Я знаю одно, Савицкий. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Слышишь?! – повышаю голос, надеясь, что так он не будет звучать слишком жалко. ㅤㅤ Опираюсь спиной на стену, задевая чехол с нардами. Он падает, привлекая наше внимание громким звуком. ㅤㅤ – Хорошо, Ника, – голос Дена звучит с какой-то отчаянной решимостью. – Но только, если ты у меня выиграешь. ㅤㅤ – О чём ты? – О нардах. Сыграем партию. Если ты выиграешь, то я забуду о твоём существовании. – Он предельно сосредоточен, и его взгляд отражает решимость. – А если я проиграю? – Тогда я тебя поцелую. Соглашайся, Ника. Ты ничем не рискуешь. – В глазах Дениса появляются хитрые искорки.

Глава 1

— Привет, дедуля.

Обнимаю деда, утыкаясь носом ему в грудь. Вдыхаю такой родной запах, в котором смешались ароматы крепкого табака, кофе и одеколона «Шипр». Даже запах лекарств, пропитавший каждый сантиметр больничной палаты, не способен его перебить.

— Ника, — дед мягко отнимает от себя мои руки, чуть откидываясь на подушку, — отставить сырость разводить.

Я отстраняюсь от деда, усаживаюсь поудобнее на краешек кровати. Улыбаюсь, хотя глаза у меня и вправду на мокром месте.

— Есть отставить сырость разводить, — говорю нарочито весёлым тоном, но внутри всё сжимается от страха.

Дед выглядит довольно бодро, но я вижу, что круги под глазами стали темнее, а кожа, наоборот, бледнее.

Болезнь не хочет отступать, и это до одури пугает меня.

— Какие новости?

Всё приходится узнавать у деда. Видимо, по его просьбе лечащий врач отделывается от моих вопросов лишь общими фразами. Впрочем, как и дед. Бесит! Дед не понимает, что так я волнуюсь ещё больше. Но спорить с ним не могу. Он генерал-майор в отставке. Растил меня в одиночку с трёх лет, и я с раннего детства усвоила такие понятия, как дисциплина и субординация.

— Лечение идёт по плану. Всё будет хорошо, Ника. И не из такого дерь… Кхм… И из более сложных ситуаций приходилось выбираться. Что мне какая-то болезнь? — Дед тепло улыбается. — Расскажи мне лучше, что у тебя нового?

Пересказываю ему последние три дня своей жизни. Не скажу, что она у меня отличается насыщенностью, тем более сессия на носу. Но я знаю, что дед любит слушать мои истории, а потому рассказываю обо всём — даже о незначительных вещах.

— Ох, Ника, а времени-то уже сколько. — Дед спохватывается, глянув на настенные часы. — Так, завтра ко мне не приходи. И послезавтра тоже. Готовься спокойно к экзаменам. Навестишь во вторник. Раньше никаких новостей всё равно не будет. Поняла?

— Поняла. — Опускаю взгляд в пол, надеясь, что дед не заметит вновь появившейся влаги в моих глазах.

— Ника! — Непроизвольно улыбаюсь. Вот оно: и властный тон, и чуть прищуренный от негодования взгляд. — Чему я тебя учил, Ника? — Смотрит на меня пристально, хмурится в ожидании ответа.

— Ты многому меня учил. Не сдаваться под гнётом обстоятельств, не раскисать даже в самых сложных ситуациях, держать в узде эмоции и помнить, что слезами делу не поможешь.

О да, дед никогда не делал скидку на то, что я девчонка. Он считает, что главное в человеке — несгибаемый характер. Вот и выросла я «железной леди».

— Правильно. Не забывай об этом. Сломать человека может только одно — он сам. Я сдаваться не намерен, и ты не смей. У нас всё будет хорошо.

Я вздрагиваю, внимательно всматриваясь в глаза деда. Он, как никто, умеет прятать свои истинные чувства за ледяной маской спокойствия. Но я давно научилась понимать его с полуслова. Он не стал бы успокаивать меня без повода. Значит, ситуация может быть даже хуже, чем я представляла. Но дед не зря воспитывал меня много лет. Улыбаюсь ему почти искренне, не подавая вида, как повлияли на меня его последние слова.

— Да, так и будет.

— Андрюша тебя отвезёт. А то поздно уже. Да и тучи что-то собираются. — Дед бросает быстрый взгляд в окно.

— Не надо. Сама доберусь, не маленькая. Он и так возле тебя вертится и днём, и ночью. Отправь его лучше домой.

Усмехаюсь про себя. «Андрюшей» дед зовет Андрея Петровича Савицкого, полковника сорока четырёх лет от роду. Когда-то дед, сам будучи примерно такого же возраста, как «Андрюша», вытащил его, тогда ещё совсем зелёного лейтенанта, из пекла, в котором они оказались во время Первой Чеченской войны. С тех пор и дружат.

Дед молчит, глядя на меня, потом опять в окно. Он явно что-то обдумывает. Терпеливо жду, зная, что бесполезно его расспрашивать раньше времени. Наконец, произносит:

— Ника, там на верхней полке, — кивает в сторону шкафа, стоящего справа от входной двери, — лежат мои нарды. Достань.

— Хочешь напоследок партию сыграть? — спрашиваю, одновременно доставая искомый предмет.

Дедушка отлично играет в нарды, и меня к этому делу пристрастил. Но мне до него далеко. Хорошо, если мне удаётся выигрывать у него, хотя бы один раз из десяти.

Набор нард у дедушки сделан вручную. Упакован в кожаный чехол с ручкой, а потому его вполне удобно переносить с места на место. Дед очень дорожит им. Это подарок от уже умершего друга.

— Нет, Ника. Надо было раньше играть, а теперь уже поздно. Хочу, чтобы ты забрала нарды домой, — дед говорит непринуждённо, а у меня внутри всё обрывается.

— Зачем? — почти шепчу, потрясённо глядя на него.

— Пусть дома лежат, а то тут желающих много на них. Вон, врач мой уже пару раз спрашивал, а не продам ли их за хорошую цену. — Дед морщится, словно лимон лизнул. — Да и обещают скоро выписать, так что дома уже с тобой сыграем.

Дед обманывает меня. Я уверена, ведь любая ложь противна его натуре, а потому виртуозно врать он не умеет. Не понимаю, почему он хочет, чтобы я увезла домой его любимую игру, за которой он коротает время в больнице?.. Но точно не потому, что скоро его выпишут.

Закидываю за спину рюкзак, беру нарды, целую деда в щёку и выхожу в коридор. На стуле напротив палаты вижу знакомого мужчину.

— Добрый вечер, Андрей Петрович.

— Здравствуй, Ника. — «Андрюша» встаёт, подходит и сжимает мою левую ладонь в своих руках. Он всегда так со мной здоровается. — Тебя, наверное, нужно подвезти?

— Нет, — отрицательно качаю головой. — Сама доберусь. А вы домой езжайте.

— Точно? А то я бы заодно и своего оболтуса проведал. — Андрей Петрович с сомнением смотрит на меня.

— Да, точно-точно, — умолкаю на пару минут. Собираюсь с силами, чтобы задать волнующий меня вопрос: — Андрей Петрович, скажите честно, деду становится лучше?

Тёплая улыбка сползает с его лица. Взгляд становится хмурым и сосредоточенным.

— Ника, ты же понимаешь… — осекается, вздыхает. — Ситуация сложная, но он справится.

— Вы уверены?

Я знаю, Андрей Петрович не сможет врать мне, глядя мне прямо в глаза. Он сделан из того же теста, что и мой дед.

— Я надеюсь на это, — отвечает почти шёпотом.

— Спасибо, — это всё, что я могу произнести в ответ, сглотнув комок, застрявший в горле.

Напиться.

Эта светлая идея приходит мне в голову в метро, примерно на полпути домой. Я никогда раньше не пробовала решать свои проблемы столь незамысловатым способом. Но не знаю, как ещё мне отвлечься от тяжёлых раздумий. Уже в который раз мысленно возвращаюсь к разговору с Андреем Петровичем. Он надеется, но не уверен… И ещё эти нарды. Дед никогда бы не расстался с ними просто так. Он словно передал мне их, как… Как… Прощальный подарок?

Выйдя из метро, попадаю как будто в другую реальность. Небо затянуто чёрными тучами, да и похолодало заметно. Конец мая, но последние две недели город буквально плавился от жары. И утром я ушла из дома в шортах, босоножках и тонкой футболке. Зябко передёргиваю плечами. Благо до дома недалеко.

Забегаю в супермаркет. Денег с собой у меня немного, а потому особо не разгуляешься. Медленно иду между полками с алкоголем. В корзине уже лежат шоколадка, пачка лапши быстрого приготовления и упаковка аспирина. Последнюю я оплатила в аптечном пункте, с которым соединен торговый зал магазина.

Решаю купить пару бутылок вина. Ищу взглядом то, которое недавно пробовала на дне рождения подруги. Она говорила, что оно недорогое. А ещё оно закупорено закручивающейся крышкой, а не пробкой. Дома у меня нет штопора. Не бежать же за ним к соседям.

— От горшка два вершка, а уже туда же, в винный отдел ассортимент изучать пожаловала. Не рановато ли, Никуша-Каркуша?

Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто отпускает дурацкую шутку в мой адрес.

— Иди нахер, Савицкий.

— Полегче на поворотах, детка. Где твоё воспитание?

— Там же, где твоё, — бурчу себе под нос.

Нет никакого желания разговаривать с этим придурком. Но я знаю, что просто так он от меня не отвяжется.

Вот как? Как у Андрея Петровича могло уродиться… это? Немного кошусь вправо, замечая, что источник моего дополнительного раздражения внимательно рассматривает содержимое моей же корзины. Савицкий Денис Андреевич полная противоположность своего отца. Безответственный, наглый, язвительный лгун. Даром, что двадцать два года уже.

— Я смотрю, ты не на шутку разошлась… Решила в хлам нажраться? — Денис усмехается, наблюдая, как я кладу в корзину сначала одну бутылку вина, затем вторую. — Мой тебе совет: вместо этого дешёвого пойла возьми лучше водки нормальной. Может, тогда и аспирин с дошираком не понадобятся похмелье снимать.

Не поленившись, он берёт с соседней полки бутылку, тыча ею мне под нос.

Молча отодвигаю руку Савицкого от своего лица и иду к кассе. Знаю, что он терпеть не может, когда кто-то смеет игнорировать его заносчивое высочество. Ничего, пусть побесится.

— Пропусти меня, внученька. Тяжёло мне стоять.

Поднимаю к потолку мученический взгляд. Чем я сегодня прогневила небеса? Сначала Денис, теперь ещё и эта старая карга. Оборачиваюсь, натягивая на лицо улыбку:

— Конечно, Клавдия Альбертовна, проходите, — пытаюсь как можно любезнее сказать это, пропуская её вперёд.

Старушка только притворяется смертельно больной. Уверена, эта ведьма ещё моих внуков переживёт.

Клавдия Альбертовна достаёт из корзинки немногочисленные покупки. Мужчина перед ней уже расплачивается, а потому на ленте остаётся много свободного места. Делаю вид, что не на шутку увлечена разглядыванием разного мелкого хлама, выложенного на стойке возле кассы.

— Никуша, выкладывай покупки, места нам хватит.

Лилейный голос Клавдии Альбертовны не оставляет мне шанса на спасение.

Стоять с корзиной в руках глупо. Ещё и кассирша, как назло, рассчитав мужчину, куда-то уходит. Вздохнув, достаю вино, шоколадку и доширак. Аспирин сразу отодвигаю чуть в сторону, за него платить не надо.

Клавдия Альбертовна в изумлении разглядывает выбранный мною ассортимент.

В этот момент к кассе подходит Денис. У него в руках бутылка минералки и прозрачный целлофановый пакет с апельсинами.

Клавдия Альбертовна бросает на меня осуждающий взгляд, качает головой:

— А дед-то знает, чем ты занимаешься, пока он в больнице? Девчонка ещё совсем, а уже выглядишь и ведёшь себя как шалава. А ещё генеральская внучка!

Понеслось.

Уже почти год я слушаю нравоучения напополам с оскорблениями от нашего дворового блюстителя морали. Как только позволила себе выкрасить концы волос в разные оттенки красного, так и превратилась в шалаву.

— Шорты по самое не хочу напялила, деда в больницу сплавила, а сама, вы только посмотрите, — Клавдия Альбертовна обращается к вернувшейся кассирше, которая под её напором явно забывает, зачем она вообще здесь присутствует, — пьянствует. Ещё и мужиков, наверняка, притащит…

Бла-бла-бла…

Пытаюсь отключиться. Неприятно слышать о себе подобные наговоры. Ещё хуже, что Клавдия Альбертовна, не «жалея живота своего», сплетни по всему району растаскивает. Так что настроения встреча с ней мне не добавляет. Но я не знаю, что делать с вредной старухой. Не опускаться же до ругани с ней?

— Каких мужиков, Клавдия Альбертовна? Вы думаете, я ей позволю? У неё теперь в жизни только один мужик будет. — На этих словах Денис обнимает меня за талию, чуть подтягивая к себе. — И вино это, чтобы нашу помолвку отметить. Друзья к нам придут, но мы шуметь не будем, обещаю.

Замираю от неожиданности. Пытаюсь скинуть руку Дениса, но он лишь крепче прижимает меня к себе и шепчет в ухо:

— Не дёргайся. Ради тебя стараюсь. Или так и будешь терпеть оскорбления старой карги?

— Ох, деточки вы мои. Так это же как хорошо. Конечно, отмечайте. Дениска, я же знаю, какой ты хороший мальчик…

Это удивительно. Насколько старуха не любит меня, настолько же обожает Дениса. Может, и вправду отвяжется?

Наконец, Клавдия Альбертовна уходит. Я тут же выворачиваюсь из объятий Дениса.

— Что, даже не поблагодаришь? — Он насмешливо смотрит на меня. — Невестушка ты моя, ненаглядная.

Расплачиваюсь за покупки, продолжая придерживаться выбранной ранее тактики игнорирования Дениса. Угу, благодарностей он захотел. Перетопчется.

На крыльцо магазина выхожу в тот момент, когда на асфальт начинают падать первые крупные капли. До дома, если бегом, минут пять. Вымокну, конечно, ну да ладно — не сахарная, не растаю.

Делаю первый шаг в сторону ступенек. И в этот момент кто-то аккуратно, но решительно, берёт меня за плечо.

— Стоять.

Оборачиваюсь. Денис, кто ж ещё.

— Пошли, Никуша-Каркуша, подвезу.

Он кивает в сторону тёмно-синей машины, стоящей на парковке всего в нескольких метрах от крыльца.

Сбрасываю его руку с плеча.

— Обойдусь.

Иду к лестнице. Денис обходит меня, перегораживая путь.

— Ника, не будь ты такой ершистой. Тут езды на две минуты, дольше препираемся. — Прежде чем я успеваю ответить, выхватывает пакет из моих рук и бежит в сторону машины: — Догоняй, Никуша-Каркуша!

— Придурок, — кричу ему в спину, срываясь следом.

В небесной канцелярии сегодня явно сошли с ума. Льёт буквально как из ведра. Мне вполне хватает десяти секунд, пока я бегу до машины, чтобы заметно вымокнуть. Похоже лучше не выпендриваться и принять его помощь.

Плюхаюсь на переднее пассажирское сидение. Денис ставит пакет мне на колени, пристально смотрит на меня. Мокрая ткань футболки прилипла к телу, обтянув словно вторая кожа. Под взглядом Дениса, откровенно рассматривающего меня, становится не по себе. Он наклоняется чуть ближе, шепчет на ухо:

— А ты стала ещё красивее, Ника.

Чувствую его горячее дыхание на шее. Оборачиваюсь к Денису, пытаясь избавиться от этого ощущения, которое пробуждает во мне совсем неуместные сейчас воспоминания. Но становится только хуже. Наши лица оказываются всего в паре сантиметров друг от друга.

Взгляд непроизвольно останавливается на его губах. Я помню, какими они могут быть — мягкими, нежными, нетерпеливыми, требовательными, обжигающими… сводящими с ума и лишающими воли.

Безответственный, наглый, язвительный лгун? Да, это всё о Денисе. А ещё обаятельный, чертовски симпатичный, весёлый, с отменным чувством юмора и сногсшибательной улыбкой — это тоже всё о нём.

Делаю судорожный вдох, пытаясь унять не в меру всполошившееся сердце. Невероятным усилием воли отрываю взгляд от губ Дениса. Смотрю в его глаза. Он так близко.

Слишком близко.

Пытаюсь увеличить расстояние между нами, отстраняясь назад, но ощущаю преграду. Ладонь Дениса ложится мне на затылок. Пальцами он зарывается в мои волосы, настойчиво притягивая ещё ближе к себе.

Паника захлёстывает с головой. Я не должна допускать этого поцелуя. Иначе… Я совсем не уверена в том, что потом смогу оттолкнуть его. Потому упираюсь ладонями в плечи Дениса и резко толкаю его назад.

— Убери от меня свои грабли, придурок! — Хочу, чтобы это прозвучало грубо и решительно, а в итоге говорю тихо: голос дрожит, а щёки заливает румянцем. — Думаешь, сказал комплимент, и я тут же ноги раздвину под тобой, как твои дешёвые подстилки?

Мои слова словно вырывают его из транса. Он разворачивается к рулю, заводит машину. Не глядя на меня, раздражённо произносит:

— С твоим характером подстилка из тебя получится так себе, зато заноза в заднице ты отменная.

— Идиот, — зло шиплю, отворачиваясь к окну.

Как же я зла сейчас. Бесят все! И дед, который скрывает от меня своё истинное состояние. И эта старая карга, которая разносит обо мне немыслимые сплетни. И Денис, который по-прежнему, хоть уже и прошло два года, оказывает на меня такое воздействие. Но больше всего сейчас я бешу себя сама. Как можно быть такой бесхребетной дурой?! Ещё секунда, и растеклась бы лужицей у ног Дениса. Обзываю себя последними словами, накручивая в итоге ещё больше.

Поездка короткая. И мы проводим её в молчании. Как только Денис заканчивает парковаться в паре десятков метров от нашего подъезда, хватаю вещи и выскакиваю из машины. Я, наверное, бью рекорд самого Усейна Болта, за секунду преодолевая расстояние до крыльца. Уверена, со стороны это смотрится невероятно смешно. Но плевать. Хочу домой — напиться и забыться. А завтра я буду страдать от похмелья, заедая доширак аспирином, зато забуду об этом придурке.

Заскакиваю в лифт. Я живу на десятом этаже, а Денис на одиннадцатом. Дед постарался в своё время, чтобы квартиры ему и Андрею Петровичу дали в одном доме. Только у нас трёшка, а у Савицких двушка. Сейчас родители Дениса живут за городом, оставив квартиру дражайшему отпрыску.

Хлопает дверь в подъезд. Судорожно жму на нужную кнопку, надеясь, что створки лифта закроются раньше, чем Денис дойдёт до него. Но увы. В последний момент он успевает всунуть ступню между ними, заставляя распахнуться вновь.

Зайдя внутрь, зло смотрит на меня.

— Ты случайно не в Олимпийских играх решила участвовать, а то так рванула, я и глазом моргнуть не успел.

— Не хотела больше видеть твою противную рожу. И, вообще, отвяжись уже от меня.

Отхожу от него к середине лифта. Благо он у нас большой. Десятерым можно влезть, и ещё место останется.

— Да неужели? — Денис, нажав кнопку с цифрой «11», поворачивается в мою сторону. — Может, хватит уже, Ника? Два года прошло, давай, хотя бы просто поговорим, как нормальные люди?

Вздрагиваю, понимая, что сейчас его голос звучит предельно серьёзно. И взгляд у него становится таким…

Не успеваю ничего ответить. Лифт дёргается, как будто наткнувшись на преграду, и резко останавливается. От неожиданности Денис запинается о собственную ногу и, не удержавшись, начинает заваливаться вперёд. Инстинктивно хватается за меня, в итоге утягивая за собой вниз.

Секунда, и я оказываюсь лежащей на полу, погребённая под пакетом с вином, рюкзаком, нардами и, собственно, телом Дениса. Начинаю барахтаться, пытаясь спихнуть его с себя, как в дополнение ко всему в лифте гаснет свет.