Бывшие. Последний шанс

Ольга Арунд, 2023

Кирилл Самсонов – случайный любовник, который не должен был узнать о беременности, но он узнал и теперь не намерен меня отпускать. Вот только я не собираюсь прогибаться под человека, который не может забыть бывшую жену.Какие бы грехи он не хотел искупить.Однотомник.

Глава 8. Кирилл

Замешенная на желании злость не отпускает, даже когда появляется рослая фигура Киренского Александра Владимировича, заведующего местной гинекологией.

— Что на этот раз? — интересуется он, и мне остаётся только скривиться, представив, что подумала на это Романовская.

У нас и без того всё сложно.

— Эгоизм и тиранические замашки, — выступает она из-за моей спины. — Вы сможете вылечить?

— Увы, милая барышня, это не лечится. Особенно когда случай запущен дальше некуда, — весело фыркает Саша и протягивает ей руку. — Киренский Александр Владимирович, работник этого дурдома. Можно просто Саша.

— Романовская Олеся Сергеевна, — улыбается эта язва так, как ни разу не улыбалась мне, — можно просто Олеся Сергеевна.

— А я смотрю у вас дуэт, — продолжает веселиться он.

— Саш, УЗИ и осмотр сделаешь? — И нет, раздражение усиливается не от их любезностей. И даже не от дружелюбной Романовской.

Просто. Бесит.

— Такой красивой барышне всё что угодно. Хотите, женюсь? — Под моим всё более охреневающим взглядом предлагает он.

— Ты женат.

Пожалуй, можно было обойтись и обычной частной клиникой, а не тащить её по знакомым.

Сомнения? Никаких.

Романовская беременна и беременна от меня, на это я могу поставить годовой оборот «КлутсФина». Спектакль рассчитан исключительно на то, чтобы припереть её к стенке. Во всех смыслах.

— Хотите, женю его? — кивает этот… врач в мою сторону.

— Очень! — не теряется она. — Есть у вас здесь перспективные и незамужние? Очень надо.

— Хм, — подвисает Саша, осмысливая ответ и бросая на меня короткий взгляд. — Если прямо надо — найдём.

— Мы сюда болтать пришли? — Шутки заканчиваются, и, остановившись, он тяжело вздыхает, смотрит на меня с откровенным укором.

— Раздевайтесь. — Перед нами открывается дверь, видимо, ординаторской. — Вещи в шкаф, на ноги бахилы, я подожду в коридоре.

Стол, стулья, шкафы. Чайник, раковина, зеркало. Стандартная обстановка, как в любой из городских больниц.

— Неплохо, — оглядывается Романовская и поворачивается. — Спасибо за экскурсию, мне пора.

Отпустить сейчас? Вот так просто?

— Не уходи. — Тихо и серьёзно, в то время как рука удерживает её за запястье. — Пожалуйста.

— Самсонов, силой заставишь меня остаться?

— Нет, но… ты нужна мне. — Взгляд — глаза в глаза. Пронзительный. Испытующий. — Ты. Мне. Нужна.

— Рехнулся?

— Да. — Просто и легко. Так же, как положить ладонь ей на талию. — Из-за тебя, из-за нашего ребёнка. Сразу после той ночи, которую всё ещё не могу забыть.

— Ты переигрываешь, Самсонов, и это уже даже не смешно, — недовольно качает головой Романовская и пытается высвободиться.

— Не смешно, — вздыхаю и приподнимаю её голову за подбородок. — Ни это, ни то, что мне приходится тебя уговаривать, но я готов. И… ты ничего не теряла?

— Нет. — Снова раздражается она. — Если ты думаешь, что этот спектакль…

Брелок-рука, которую я достаю из кармана куртки, заставляет её прерваться на полуслове. И даже вырываться Романовская прекращает.

— Узнаёшь? — Качнув на пальце Хамсу, я ловлю её в кулак. — Или?..

— Отдай! — Чужая ладонь накрывает мою руку. — Ты ещё и клептоманом заделался?

— Всего лишь нашёл. На полу. А что, важная для тебя вещь? — Брелок возвращается в карман.

— Я придушу тебя, Самсонов! — рычит Романовская.

— Обязательно только сначала… Олесь, дай мне шанс. — Прошу, обхватив её лицо ладонями. — Последний шанс доказать, что мне не наплевать. Ни на тебя, ни на него. — Одна рука спускается ниже и осторожно накрывает её живот.

— Это какой-то бред! — фыркает Романовская, уходя от обоих прикосновений.

— Может быть, но почему не попробовать? Рискнуть и, возможно, выиграть.

— Тебя? — хмыкает Романовская.

— Нас.

И что-то в этом «нас» цепляет даже меня.

— Для начала давай просто доверимся профессионалу? — Сомнение в её глазах уже можно считать победой. — Саша хоть и… юморист, но своё дело знает. Разреши мне увидеть своего ребёнка. Ведь моего?

— Твоего, — с кривой ухмылкой признаётся Романовская. И долго молчит. — Хочешь убедить меня, что ты его хочешь? Попробуй. Только не ищи потом оправданий.

— Не буду, — звучит как обещание. Тем более веское, учитывая, как быстро она согласилась.

— И отдай брелок!

— Нет.

— В смысле нет? — Романовская в одно мгновение оказывается рядом. — Самсонов, что за игры?

— Никаких игр, но брелок я отдам тебе только после ужина. — И снова бешенство в синих глазах. — Должен же я как-то убедить тебя в своих намерениях.

— Хор-рошо.

«С-скотина», — так и читается во всём её виде.

— Теперь можно и раздеться. Подозреваю, Саша нас уже заждался.

Вот только, в отличие от меня, одним движением расстегнувшего молнию, Романовская не торопится.

Хуже того, она мстит.

Потому что пальцы с бесцветным аккуратным маникюром как будто с удовольствием тянутся к узлу пояса, медленно освобождая один конец. При этом снова ехидные, глаза прямо и открыто смотрят на меня. А узел продолжает развязываться, и очень оригинально продолжает. Медленно. Чувственно. На грани.

Обхватив пояс ладонью и проходя скользящим движением до самого кончика…

Самсонов, очнись. Она даже пальто ещё не сняла.

Под которым ничего специфического — плотно сидящие джинсы, топ, вязаная кофта, застёгнутая на три нижние пуговицы. Самое то, чтобы бегать по стройкам.

И этот вопрос нам бы тоже обсудить, но его можно перенести и в более располагающую обстановку. Которая в моём мозгу уже ассоциируется с чем-то волнующим, но звонок прерывает оригинальный стриптиз и мои фантазии.

А дисплей высвечивает имя, в сравнении с которым вся реальность — ничто.

— Да?

Больница? Романовская? Всё мгновенно становится нелепым и ненужным.

— Кир, Сашка в тюрьме. — И если поначалу важен лишь её голос, спустя мгновение до меня доходит смысл слов. — У меня Алинка температурит, Вадим в командровке, и мне просто некому больше позвонить! Прости, если отвлекаю…

— Подожди, Кир. — Сумбур в голове начинает приобретать хоть какие-то формы. — Ещё раз, что случилось?

— Только что звонили со Степана Разина, знаешь, где ещё…

— Дальше.

Дверь. Коридор. Удивлённый взгляд Киренского.

— А что дальше? — прерывисто вздыхает она в трубку. — Сказали, что Сашку поймали где-то в центре города за «совершением административного нарушения». Просили приехать и разобраться, а я, как назло, сегодня одна. Ещё и эта простуда… — Пока Кира молчит, я успеваю выйти из больницы и сесть в машину. — Кир, я знаю, что ты занят и, если ты не можешь…

— Прекращай. — Хреновее развода с ней может быть только вот это «если ты занят». — И успокойся, я заберу его.

— Ты уверен?

— Если ты забыла, я всё ещё его отец. — Даже если откровенно хреновый. — Я буду там через десять минут, разберусь и наберу тебя.

— Спасибо! — с облегчённым выдохом. — Я позвоню Вадиму, может, дозвонюсь.

Отключиться гораздо безопаснее, чем объяснять в каком гробу я его видел. Обидится. И снова исчезнет на несколько месяцев, если не на полгода. Плавали, знаем. И Кира знает, поэтому по максимуму избегает любых подробностей своей новой счастливой жизни.

С тем, кто отобрал у меня жену за какой-то грёбаный месяц!

Взвизгнув шинами, машина разворачивается почти на месте и, ведомая моим желанием, вылетает с территории больницы.

Один красный.

Другой.

Кто-то где-то сигналит, но мне не до этого.

«Прости, если отвлекаю…»

Горько усмехнувшись, подрезаю на повороте очередной автобус и заносом ухожу влево. И кто кого должен прощать?

Осознанная вина, привкусом горечи на языке, не идёт ни в какое сравнение с чувством спущенной в унитаз жизни. И кто виноват?

Посмотри в зеркало — узнаешь.

Смотрел, толку-то.

Кира ушла не тогда, когда увидела мою измену. Не тогда, когда собирала вещи, и даже не в зале суда, когда нас развели. Она ушла, когда на её защиту встал рослый детина без признаков интеллекта на лице. Типичный солдафон, который оказался лучшим мужем, лучшим отцом и лучшим хрен знает кем ещё.

Самое громкое падение в моей жизни. И самое убийственное.

Взревев мотором, машина пролетает под жёлтый и сворачивает на ту самую улицу Степана Разина. Областная ГИБДД, и отделение полиции тут же, бок к боку. Удивительно, как зажравшиеся высшие чины терпят такое соседство, но что есть, то есть.

Хватает пары звонков, чтобы меня признали своим и пропустили на служебную стоянку. Сделай эти скупердяи нормальную парковку, обошлось бы без крайностей, но её нет. А парковаться перед крыльцом областного ГАИ может, и бесстрашно, но откровенно глупо.

— Вы куда?

Здесь мне бывать ещё не приходилось. И тем приятнее вместо обшарпанных стен видеть на стенах пластиковые панели под дерево. Вот только останавливают меня даже до рамки.

— Сына задержали, мне звонили. — Долгий взгляд не впечатляет уже потому, что исходит от тощего лейтенанта, только-только избавившегося от подростковых прыщей.

— Проходите.

Сказать проще, чем сделать и ещё несколько минут уходит на то, чтобы добраться до местного администратора.

— Самсонов Александр Кириллович, — отчеканиваю, вскинувшемуся было очередному лейтенанту. — Где?

— Седьмой кабинет, — мгновенно теряет он ко мне интерес.

И вот что должен ощущать отец, забирающий сына почти из тюрьмы?

Разочарование? Страх? Вину? Думать, что не справился? Решать, что делать?

Нет.

Ни один нерв не дёргается, когда я открываю дверь седьмого кабинета. Где, прислонившись к стене и развалившись, сидит мой сын. Когда-то — голубоглазый, светловолосый ангел, радующийся тиру и новой папиной машине.

Когда-то.

— Вы кто? — ровно интересуется уже капитан, отрывая глаза от протокола.

— Самсонов Кирилл Александрович.

— Отец? — кивает он одновременно с, раздавшимся от стены, презрительным хмыком.

— Отец. — От того ангела остались разве что глаза, всё остальное заметно прогрессировало и, как по мне, не в лучшую сторону.

— Ну что же, Кирилл Александрович, слушайте…