Услышать, как растет трава

Олег Раин

Если друг попадает в беду, это страшно. Даже если этот друг – настоящий медведь. И команда ребят без раздумий вступает в схватку со взрослыми, отправляясь на притравочную станцию спасать своего косолапого друга. Только что могут подростки? Силы явно неравные. Однако помощь приходит с самой неожиданной стороны…

Глава 6 Типа, спецназ…

Изгородь и впрямь оказалась чахлой, никакого тарана не понадобилось. Тарас аккуратно повалил ее вместе с проволокой, хрустко примял покрышками. Еще минута, и мы катили уже по территории станции. Впрочем, станцией это место именовать не хотелось. Какая там станция! Скорее уж — кладбище. Или хоспис для животных. Хотя внешне это напоминало обычную базу отдыха — обилие сосен, березки с рябиной, разбросанные тут и там щитовые одноэтажные домики. Никакого асфальта не наблюдалось, но гравий по дорожкам был рассыпан вполне аккуратно, да и за оконными стеклами красовались занавесочки. Выходит, жили тут свои аборигены, любители кровавых боен, а местная администрация наверняка продавала что-то вроде долгосрочных путевок. В довесок к соснам и целебному воздуху посетителей снабжали программками с перечнем животных, приговоренных к травле…

Мы проехали мимо группы людей с собаками на поводках, и бдительные псы немедленно нас облаяли. Не обращая на них внимания, Тарас продолжал спокойно рулить, поворачивая уверенно, словно так оно и было задумано. Вроде как обычный экспедитор — приехал с партией пива и чипсов в местную харчевню. В конце концов, сигнализация у них отсутствовала, и нашего хулиганского эквилибра с оградкой никто не видел.

— Что-то маловато людей, — пробормотал Тарас. — Похоже, все там толкутся — на полигоне.

— Так это нам на руку! Или я не прав?

— Прав-то прав, но вдруг Тихона уже увели?

На это я ничего не ответил. Да и что я мог сказать? Никто из нас ничего толком не знал, весь план строился на рассказе Виктора и его карте. Сам он остался вместе с Ксюшей дома, хотя оба, понятно, рвались ехать с нами. Рваться-то рвались, только это мы даже не обсуждали, поскольку мест и без того было мало. А уж в компании с медведем станет совсем тесно. Да и куда Витьке с его ногой? В случае чего — даже не убежит. Поймают и посадят на цепь, как косулю. Ну, и Ксюхе мы тоже отказали. Это было как раз несложно — кому-то ведь надо было ухаживать за раненым…

— Сарай! — возбужденно шепнул Боб. Он тоже смотрел вперед, жарко дыша мне в плечо. — Кажется, тот самый!

— Все правильно, это наш сарайчик, — Тарас неспешно притормозил, еще раз сверился с картой и навигатором. — Других рядом нет, значит, Тихон здесь.

— А вон и эцелоп на крыльце. Только вроде без пушки.

— С чего ты взял, что без? — Тарас оказался более зорким. — Есть ствол — к столбу прислонен. Вон — рядом со столиком.

— Чего ж он его в руках не держит?

— А у него руки едой заняты.

Действительно, охранник, что сидел на крыльце в легком деревянном шезлонге, лениво попивал баночное пиво и закусывал похожей на самсу булкой.

Пассажиры фургона молча сопели, говорить решающее слово никто не спешил. Хотя возьми команду в свои руки любой из нас, его бы тотчас послушали. И Кулера, и Тараса — и кого угодно. Но мы молчали. Поскольку страшно было выталкивать из себя повелительные наклонения. Это вам не урок русского языка, и вместо двойки за все свои «повелительные» можно было запросто схватить кое-что пострашнее.

— Короче… — я сухо сглотнул. — Пока тихо, берем этого эцелопа в клещи. Если тормознем у крыльца да начнем выскакивать, он может за пушку схватиться.

— Может, меня выпустить? — предложил Боб. — Я удар один выучил — как у Джеки Чена. Ногой в горло…

— Перебьешься! — отрезал я. — Давай, Тарасик, тихонько рули за угол, там с тыла и вылезем.

— А потом?

— Потом обойдем сарайчик и возьмем этого бандерлога на испуг.

— А если не поведется? — снова высунулся Боб.

— Хорош каркать! — я рассердился. Потому что отлично понимал: если не напугаем охранника, могут начаться проблемы. Очень и очень серьезные. Серого с Виктором не было, и главным нашим бойцом оставался как раз Тарас. Но он сидел за рулем, цену же хваленым ударам коротышки Боба я знал отлично. Хоть и набивал он кулаки на макиварах и ногами учился махать, особыми успехами похвастать не мог. Словом, к осложнениям надо было готовиться изначально, хотя думать про это совершенно не хотелось. Да и поздно было отступать…

— Все, Тарас, двигай.

Наш фургон, плавно покачиваясь, тронулся вперед, немного не доезжая сарая, повернул направо. Умничка Тарас поступил хитрее — не стал останавливаться сразу, проехал значительно дальше.

— Услышит стук дверей — насторожится, — вполголоса пояснил он. — А вы выбирайтесь здесь. Я подожду пару минут и задним ходом подрулю к крыльцу.

— Годится, — я хлопнул его по плечу и понял, что ладони мои взмокли от пота. Ясно было, что даже если останемся в живых, поседеем однозначно. — Все, парни, на выход!

Совсем беззвучно вылезти, конечно, не удалось, но снаружи никого не было, и это придало мне уверенности.

— Маски! Маски надеть! — шикнул я, рассмотрев, что Заяц все еще не натянул балаклаву. Он юрко подчинился. Один за другим ребята выскочили из машины на траву — Боб, Заяц, Кулер. Все трое, как и я, в камуфляже и балаклавах, двое в берцах, один в кроссовках, а я и вовсе в кедах. У Димона с Бобом в руках жутковатого вида базуки, у Кулера пневматический «Маузер», а у меня ничего, кроме толстенного рулона скотча. Рогатка, песок и баллончик с перцовкой были не в счет, поскольку этим не напугаешь. Значит, и нечего их вытаскивать из карманов. Впрочем, на руки я натянул велоперчатки из кожзама. Зачем? А фиг его знает, но Кулер сказал, что все правильно — руки пацана от мужских крепко отличаются. И другим посоветовал такие же штуки надеть. Но больше ни у кого велоперчаток не оказалось, и потому на руки надели обычные матерчатые перчатки — из тех, в которых работают на огородах бабули. Короче, веселый был видок у нашей компании. Я бы сказал — шебутной…

Вокруг шелестели сосны, распевали пичуги, где-то бойко стучал по дереву дятел. Жаль, не слышно было кукушки — нашли бы, о чем ее спросить. А может, и хорошо, что не было ее поблизости.

— Вперед! — шепнул я и первым на подгибающихся ногах бросился к сараю. — Кулер за мной, Димон с Бобом обходят справа!

Наверное, мы излишне поспешили: Леха и я добрались до «эцелопа» быстрее наших товарищей. Крыльцо было невысоким, и, перемахнув через перила, я очутился возле охранника.

— Черт! — он, раскашлявшись, подавился пивом. — Ты… Ты кто, чувырло?

— Сидеть на месте! — рядом со мной возник Кулер, и ствол «Маузера» чуть приподнялся — совсем немного, целя в ноги, но не в лицо. Все-таки Леха молоток — даже в такую минуту сообразил, что нельзя светить ствол — любой вохровец сразу рассмотрит его лилипутский калибр. И сделает про себя надлежащие выводы.

— Стоять и не дергаться! — просипел я.

— Так мне стоять или сидеть? — продолжая кашлять, осведомился охранник. Он явно пытался шутить, но уже через секунду веселье сошло с его лица, потому что на крыльцо взобрались еще двое «чувырл» со своими жутковатыми картофелепушками.

— Сейчас ты ляжешь у нас, шутник! — прошипел Боб и прямо в лицо ткнул мужику стволом картофелепушки. — Поставь пиво и вытяни перед собой руки! И faster, my dear! Не зли меня.

Команды были предельно тупые, да и за английский хотелось дать Бобу крепкого подзатыльника, но что-то все-таки проключилось в голове мужика. Шутки кончились, он это понял. Брови его чуть сдвинулись, а руки нехотя поползли вперед. Он словно еще сомневался — подчиняться нам или все-таки попробовать повоевать. Но к этой секунде я уже отошел от своего коматоза и, ухватив вытянутые кисти охранника, торопливо взялся обматывать их скотчем.

— Сиди и не рыпайся! Где Тихон?

— Какой Тихон? — удивился мужчина.

— Медведь! — я снова начал заводиться, но это было даже к лучшему. Все-таки трястись от ярости — не то же самое, что от страха. Я прекрасно помнил, что именно такие вот откормленные служащие в скором времени собирались переломать лапы нашему Тихону, а челюсти намертво стянуть струной. Может, и этот взялся бы им помогать — вон ручищи какие здоровые.

— Где медведь? — повторил я.

— В клетке, где же еще? Вам-то он зачем сдался?

— У вас на него нет лицензии, — выпалил Кулер. — А у нас есть!

Не знаю, насколько убедительно это прозвучало, но никого убеждать мы и не собирались. Покончив с руками, я нагнулся и взялся приматывать скотчем ноги охранника — прямо к ножкам шезлонга. Задним числом сообразил, что выглядим мы со стороны предельно глупо: нелепые фигуры в балаклавах, с непонятными агрегатами в руках — стоим себе и стреноживаем толпой одного-единственного сторожа.

— Ключи от сарая! — шикнул я.

— Какие ключи?

— Непонятливый, да? — Боб снова дернул своей картофелепушкой, и мужчина опасливо отодвинул голову.

— Вы часом не заигрались, щенки? Уже завтра вас всех найдут. Сначала ножонки вырвут, а после в землю закопают…

Он умолк, потому что я ухватил его помповик, не касаясь курка, ткнул стволом в объемистый живот.

— Сейчас ты у нас всласть наговоришься! Храбрый, да? В героя поиграть решил?

— Эй, парень! Осторожнее с этим…

— Я сказал: ключи!

— В кармане ключи. В правом.

— А от клеток?

— За дверью на гвоздике висят — связка такая.

Заяц шустро обыскал мужчину, нашел пару ключей.

— Эй! Желтый — это мой. От квартиры…

Димон отстегнул ключ, кинул на столик.

— Когда придут за медведем?

— Откуда мне…

Я рывком приблизил свою балаклаву к его лицу — так, что он отшатнулся. Точнее попытался это сделать. Помешал ствол картофелепушки, прислоненный к его затылку.

— Тебя русским языком спросили. Когда? За ним? Придут?

— Я точно не знаю… У них же там всегда по-разному. Если закончат, как обычно, могут через полчаса явиться. А может, и раньше управятся.

Сунув тяжелый помповик Кулеру, я заклеил скотчем рот мужчине.

— Все, родной! Молчание — золото, помнишь еще?.. Ты, — я кивнул Кулеру, — останешься здесь, а вы за мной!

Возиться с дверью, по счастью, не пришлось. Ключ легко отомкнул замок, мы проникли в сарай.

— Ну, и запашок!

— Блин! Фонарь-то не взяли…

В темноте я шагнул вперед и споткнулся о какую-то доску. Про фонарь мы и впрямь не подумали. Но парни энергично зашарили по стенам справа и слева и скоренько отыскали выключатель. Вспыхнул свет, и по помещению тут же разнеслось многолосое рычание. В клетках, стоящих справа и слева, заметались лохматые тени.

— Сколько их тут!

Я тоже нервно закрутил головой. В основном за решетчатыми преградами сновали волки и лисы. Совсем как в зоопарке, только выглядели они гораздо хуже. Тощие, облезлые, неухоженные…

— А вон и наш мишутка! Эй, Тихон! Мы здесь…

Я сорвал с себя балаклаву, чуть ли не бегом припустил по проходу. Черно-бурая масса пришла в движение, и цирковой наш товарищ сунул меж прутьев темный нос.

— Тихоня, узнал нас, красава! — я лихорадочно нашарил за пазухой бананы с сахаром, все разом сунул ему в пасть. По счастью, клыки ему вырвать не успели, наш «михал потапыч» шумно зачавкал.

— Что, нравится? Здесь-то, небось, не кормили ничем?

— Эд, он вроде как стонет…

Я сам обратил внимание, что ведет себя Тихон как-то не так. Вроде и чавкает, но с какими-то нехорошими вздохами — точно и впрямь пристанывает.

— Ешкин кот, смотрите! По ходу, ему лапы уже обработали!

Я присел на корточки возле клетки. В самом деле, когти, которые в цирке и зоопарках лишь аккуратно подрезают да обтачивают, у Тихона были срублены под корень. И видно было запекшуюся кровь на лапах. Опираться на них Тихон явно остерегался, и вывод напрашивался самый безрадостный: как и говорил Виктор, лапы зверю успели перебить. Как они это делали — битами, стальными прутами или чем-то еще — я даже не в силах был себе представить. Но от одной мысли о такой экзекуции меня передернуло. Неудивительно, что Тихон глодал бананы и едва слышно постанывал. Мы на его месте, наверное, в голос бы выли.

— Ключи от клеток, — Заяц сунул мне в руку увесистую связку. — Только дальше-то что?

Он не договорил, но я понял. Этот момент мы и впрямь не очень себе представляли. Вызволить Тихона, а дальше? Мы ведь не дрессировщики и никогда с ним не общались вне клетки. Первоначально Серега предполагал, что перед экзекуцией медведя усыпят, и тут-то мы и нагрянем. Но время все поломало, и ясно было, что никаких ампул со снотворных нам здесь не предложат. А если и найдем, то кто будет ставить укол и сколько придется ждать? И потом — что делать со спящим Тихоном? Особым толстяком он, конечно, не был, но наверняка весил килограммов за двести. Даже окажись здесь подходящие носилки, нам было бы их не поднять.

— Может, спросить у того клоуна, как они собирались его забирать?

— Думаешь, он скажет?

— Может, и скажет, только что толку, — я помотал головой. — Думаю, способы у них тут изуверские. По любому нам придется поступить иначе.

— Как?

— Ну… — я понял вдруг, что сейчас скажу страшное. — Он же узнал нас, сами видите…

— И что?

— Я просто открою клетку и выпущу его.

— С ума сошел?

— Ты можешь предложить что-нибудь поумнее?

— Эд! Он же хищник! У него же эти… Инстинкты! Уверен, что он не кинется на нас?

Я честно пожал плечами.

— Вот-вот! А его тут уже крепко обидели.

— Не мы же.

— Думаешь, он будет разбираться? Все-таки он — животное…

— Вы вот что… — я старался говорить ровно, но смотрел все равно чуть в сторону, опасаясь встретиться глазами с ребятами. Боялся, что дрогну в последний момент, что уговорят и уломают. — В общем, отойдите подальше, а я ему сахар дам, выпущу и поведу на выход.

— Эд, ты рехнулся! А если он не пойдет?

— Ну, да. У него ведь лапы перебиты.

Я понял, что снова свирепею. Делать-то было все равно нечего, а эти двое еще и давили на психику. Будто я сам не боялся и не сомневался! Но выбора-то у нас по любому не было. Раз уж пришли да решились, то нечего было и нюни распускать.

— Шагайте на крыльцо, а мы за вами подтянемся.

— Эд, давай другое что-нибудь придумаем! — Димка Зайцев это почти пропищал. Хорошо, охранник его не слышал — вот бы поржал да похрюкал в свой скотч.

Я взглянул на медведя. Он уже не жевал, шумно всхрапывал, глядел на нас и, казалось, прислушивался к разговору. Может, даже что-то такое понимал. Но как в цирке меня снова поразили его глаза — бесконечно тоскливые, с предательской влагой в самых уголках. Словно Тихон понимал, о чем мы тут сговариваемся, что застряли в полшаге от того, чтобы бросить его и свалить. А еще я рассмотрел на его морде белесые соляные дорожки — от глаз до самой груди. Черт! Сколько же он тут плакал днями и ночами! Может, сны какие видел — про цирк, про манеж, про своих друзей. Возможно, и мы к нему приходили в этих снах — вот так же — в роли долгожданных спасителей, а теперь приперлись наяву и включили обратный ход. Потому что самым банальным образом перепугались. И не кого-то там, а самого Тихона, которого как раз и собирались освобождать…

— Все, — сипло проговорил я. — Идите, я его к вам приведу.

— Эд, погоди…

— Как сказал, так и будет! — я решительно начал перебирать ключи на связке, и ребята шарахнулись от меня прочь, торопливо засеменили к выходу.

Стоило мне вставить подходящий ключ в замок, как совсем рядом заскулил енот. Этот, видать, сразу просек все до единой ноты. И ясно было, что он уже побывал в деле, на собственной шкуре оценив все прелести собачьей травли. Даже густая шерсть не могла скрыть следов ссохшейся крови и свежих ран. Можно сколько угодно сомневаться в наличии разума у животных, но этот зверек стопудово понимал, что именно я собираюсь делать. Подобно Тихону он тоже не хотел умирать — потому и метался по своей клетке, шурша и поскуливая, то и дело вскидывая на меня свои черные умоляющие глазки. И последний олух понял бы, о чем он просит, на что надеется. А я и не собирался ломаться. В самом деле, если собираешься освобождать огромного медведя, глупо бояться кроху енота. Я отворил обе клетки, но первым дал свободу еноту. Он выскочил не сразу — лишь с третьей попытки — словно боялся поверить улыбнувшейся удаче. Сперва сделал шажочек вперед, тут же шарахнулся назад, черными глазенками стрельнул в мою сторону, словно проверял, не караулит ли его какой подвох.

— Иди, иди, герой, — буркнул я. — Времени мало.

Он словно услышал меня — собрался с духом и юркнул за порог. В проходе тоже не растерялся — недолго думая, дунул вслед за моими друзьями. Я понадеялся, что это послужит примером и Тихону.

— Ну? — я посмотрел на медведя и медленно отворил скрипучую дверцу. — Не слопаешь меня?

Нет, лопать он меня не собирался, но и выходить на волю тоже не спешил. Мы сидели напротив друг друга, и впервые между нами не было никакой преграды. Было до жути страшно, но еще страшнее было то, что он мог так навсегда и остаться здесь. А я по сию пору понятия не имел, как выманить его наружу — да еще усадить в наш фургон. Только сейчас мне стало ясно, что весь наш план был сплошным мальчишеством. Наивные глупыши, решившие восстановить справедливость с помощью двух картофельных базук…

А еще я ни на секунду не забывал, что добрый и плюшевый Тихон — все-таки не хомячок и не морская свинка. Большущий зверь глядел сейчас на меня, и, конечно, продолжал страдать от боли в перебитых лапах. И кто бы осудил его за то, что обиженному на людей мишутке вдруг захотелось бы дать ответку? Какая разница — кто ломал лапы, кто обижал? Возможно, для медвежьего племени все мы были на одно лицо — отвратительно гладкокожие и круглоголовые, с нелепыми нашлепками вместо носов.

— Ти-ихон, — ласково протянул я. — Тихо-оня мой добрый. Краса-авец… Пойдем со мной прогуляемся, а? Ты же знаешь, как мы тебя любим. И машинку для тебя приготовили. Ты ведь у-умный, ла-асковый — все на свете понимаешь…

Все это я даже не говорил, а почти распевал, и медвежья голова вдруг медленно-медленно потянулась ко мне. Замерев, я ошарашено замолчал, и в следующую секунду шершавый горячий язык мазнул меня по левой щеке, и еще раз — уже по правой. Господи! Я чуть не умер! Сначала от страха, а потом от жаркой признательности. Потому что все получилось, и я мог поклясться, что Тихон меня понял! Понял и принял! И сны он про нас тоже наверняка видел, и верил, что рано или поздно кто-нибудь придет за ним. Вот мы и пришли! Отныне я был уверен, что ни грызть неуклюжего спасателя, ни мстить кому-то из моих друзей Тихон не станет. Никаким туповатым зверем он не был и точно понимал, кто есть кто. Тем более что наш Тихон был не просто медведем, а цирковым артистом, и, как я уже говорил, вместо одноядерного процессора давненько носил в голове нечто более мощное.

— Пошли, мой хороший, я помогу… Выбирайся, тут совсем недалеко. Смоемся из этого гадюшника, а после доставим тебя в нормальное место…

Он снова лизнул меня в щеку, и я вспомнил те знаменитые кадры с англичанином Ричардом Уисом, что в несколько дней облетели всю сеть. На них огромный лебедь доверчиво обвил шею спасителя своей, а голову положил мужчине на грудь. Это при том, что характер лебедя немногим нежнее медвежьего…

— Давай же, Тихон! Надо выходить отсюда, — я поманил его руками и чуть отодвинулся.

С тяжелым стоном, мохнатый пленник оперся на передние лапы, двумя судорожными рывками выполз из клетки.

— Молодец, Тихон! Молодчага!

А он тем временем на несколько секунд припал к полу, словно пережидая приступ боли и собираясь с силами.

— Как они тебя, бедненького! — я робко погладил зверя. Шерсть медвежья была далеко не шелковистой, да и грязи на ней хватало, но сейчас я не обращал на это никакого внимания. — Давай, Тихон! Ты ведь можешь. Вставай на задние лапы и доберемся до фургона… Как там у вас говорили… Але оп!

Тихон поднял голову, качнулся всем телом и внезапно стал подниматься. Прямо как кит из океана. Я до двух сосчитать не успел, как он полностью выпрямился. Да!! Он стоял на задних лапах и был теперь выше меня на целую голову!

— Ай, красава! — я осторожно попятился. — Ай, молодец! Давай за мной, Тихон! Уходим отсюда. Всего-то несколько шажков…

Волки, кабаны и прочие зверюшки в своих клетках пришли в неистовство. Метались и тыкались мордами в прутья, скреблись и поскуливали. Но я старался на них не смотреть. Ну, правда, не могли мы всех выпустить. Кроме того, эти ребятки были вполне способны меня сожрать. Их, как ни крути, привезли не из цирка, а прямиком из леса…

Когда мы выходили на крыльцо, меня можно было смело выжимать, лицо, спина — все было мокрым от пота. Но Тихон продолжал шагать за мной, и я уже не сомневался: главное чудо произошло, и теперь у нас все получится…