Серебряный. Поиск дорог

Оксана Букия, 2019

Что делать, когда ты все потерял? Когда предали друзья и отвернулись все те, кто был дорог? Советники злорадствуют и списали тебя со счетов. Для императора ты теперь личный враг. Правительница враждующего государства жаждет заполучить тебя в союзники и стать твоей избранницей. Для одних твой дар – угроза. Для других – инструмент для достижения целей. Множество дорог расстилается пред тобой. Прямо пойдешь – найдешь затерянное государство. Направо свернешь – станешь правителем целого княжества. Поворот налево, и тебя ждет плаха. Или бросить все, открыть дверь в другой мир и попытаться прожить жизнь заново. Что бы ты не выбрал, к победе ведет только одна верная дорога.

Глава 2

Дим остановился у дверей личных покоев императора.

— Передайте его величеству, что я прошу его аудиенции, — произнес он одному из гвардейцев, дежурившему у входа.

Тот почтительно поклонился и исчез за высокими створками. Вернулся он довольно быстро.

— Его величество ждет вас, сэй Иланди.

Аурино сидел за столом, вертя в руках перо. Он то опускал его в чернильницу, то заносил над бумагой, то задумчиво замирал. Услышав шаги, он смял очередной лист, в раздражении швырнул на пол.

— Приветствую, ваше императорское величество, — Димостэнис остановился на почтительном расстоянии, приложив руку к хьярту, склоняясь перед своим императором. — Осветит Талла ваши дни, благословит вас и ваш Дом.

— Димостэнис, — Аурино приблизился к нему на несколько шагов, сокращая расстояние. — Я ждал тебя на Бал Цветов. Ты не получал моего письма?

— Сообщение с севером очень плохое. Известия редко, когда доходят туда вовремя. Или вообще не доходят. Ни туда. Ни оттуда.

Он лично разорвал приглашение на официальную помолвку правителя Астрэйелля и сжег дотла, развеяв пепел по ветру.

— Что там у вас? У тебя какие-то новости?

— Ваш приказ выполнен: Эшдар отстроен, гарнизон укомплектован, граница охраняется. Если в ближайшее время вы назначите нового наместника севера, ему не придется разгребать ворох проблем. Сейчас там все спокойно.

Император нахмурился.

— Я не понимаю, о чем ты? Разве я уже не назначил управляющего северной квотой?

Дим достал из внутреннего кармана сюртука лист бумаги свернутый в трубочку и перевязанный лентой, протянул правителю.

— Это прошение о моей отставке.

Аурино взял, медленно развязал ленту, смотря в глаза своему бывшему главному советнику, развернул, но не стал читать.

— Что ты намерен делать дальше?

Дим пожал плечами.

— Уеду в имение. Мама до сих пор обижается на меня, что я бросил ее одну со всеми делами.

Взгляд императора стал жестким. Он опустил глаза, быстро пробежался по строчкам. Бросил бумагу на стол.

— Хорошо! — всплеснул он руками. — Я признаю — это назначение было перебором. Мы повздорили, и я поддался эмоциям. Ты мне нужен здесь. Ты еще не ответил, что произошло на праздничном шествии, не предоставил отчет о Мюрджене, о том, что произошло на севере, откуда Астрэйеллю ждать нового нападения, в конце концов, ты единственный, кто может руководить этой махиной, которую сам создал. Без тебя все встало.

— Дом Иланди в лице его главы и первого наследника служит вам, ваше императорское величество. Я имею право распоряжаться своей жизнью, как хочу.

— Это тебе только так кажется, Димостэнис, — император отвернулся от него и отошел к окну.

Дим стиснул зубы, но ничего не ответил на выпад.

Аурино молчал. Повернулся, просверлил взглядом, сорвался с места и вернулся к нему.

— Она — обладает той же гранью дара, что и я! Той самой, которую ты для меня открыл. Ты представляешь, какой силой может быть наделен наш наследник?!

Димостэнис смотрел в пол. Только чтобы не встречаться с взглядом этих почти прозрачных глаз. Только не видеть в них пустоту. Не видеть холод и насмешку над его мечтами.

— Поздравляю, ваше величество, — глухо ответил он, — надеюсь, ваши ожидания оправдаются.

— Зря ты так, — неожиданно мягко проговорил император, — я предложил ей должность главного целителя. Что ты можешь дать ей? С ее ярким даром. Тем более сейчас, когда ты сам решил стать управляющим родовым поместьем. Глушь провинции?

— Она согласилась? — против воли поинтересовался Димостэнис. Ему хотелось еще хоть немного поговорить о ней.

— Ты думаешь, от такого можно отказаться?

Дим пожал плечами. Его Лала не нуждалась во всей это мишуре, а что надо Олайе Дайонте, будущей императрице, он не знал.

— Не так давно вы хотели сделать избранницей другую девицу. Готовы были даже рискнуть короной ради нее.

Аурино смерил его тяжелым взглядом.

— Агния сбежала от меня перед самым Балом Цветов, — неожиданно признался он.

— Видимо, ей не очень понравилось, что вы хотите заключить союз с другой.

— Она ослушалась меня. Сделала то, чего не должна была.

— Расстояние от вашей благосклонности до немилости всего маленький шажок, — едко проговорил Дим.

Император проигнорировал его замечание.

— Она носит моего ребенка. Я сказал, что он не должен появиться на свет.

— Вы знаете, чем это решение может обернуться для нее.

— Я знаю, чем ее ослушание может обернуться для меня, — резко произнес правитель Астрэйелля.

— Зачем вы все это говорите мне?

— Я хочу, чтобы ты нашел ее. И вернул.

Дим едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Неужели Аурино всерьез считает, что он будет что-то делать для него?

— Если ты сделаешь это, — правитель словно прочел его мысли, — я благословлю твой союз с Олайей. Как тебе такая сделка?

Димостэнис изумленно смотрел на человека, стоящего перед ним и не мог поверить, что это тот самый Аурино, которого он знал столько аров.

Тот самый Аурино, который пришел ночью в его дом, чтобы рассказать о несчастной любви и просить совета. Тот самый Аурино, который не так давно благодарил его за спасение своей жизни. Тот самый Аурино, который просил не бросать его наедине с пятью наставниками, не дающими ему свободно жить. Тот самый Аурино, который мальчишкой вытащил его едва живого из подвалов его собственного имения.

Тот самый Аурино, для которого он навсегда превратился в Серебряного.

— Благословит Талла ваши дни, ваше величество, — склонил он голову и покинул императорские покои.

Император сильно просчитался, что ему интересна эта сделка. Это Аурино привык к людям относиться как к вещам. Для него самого желание Олайи — закон. Она отказалась от него — значит, пусть будет так. Нет смысла бороться за то, что тебе не принадлежит.

Людей во дворце стало больше, казалось, на каждом шагу он встречал кого-то. Сейчас ему это было безразлично. Он знал, что последний раз идет по этим коридорам, что больше никакая сила не заставит его вернуться сюда. Ему не нужно больше копаться в грязи, оставленной императорскими прислужниками, не нужно заботиться о благополучии его величества и его подданных, раскланиваться с теми, кого он не желал видеть. Просто уйти и навсегда вычеркнуть из жизни все, что связано с хозяином этих мест. Теперь он принадлежит лишь самому себе.

Димостэнис свернул в один из боковых коридоров, ноги сами вынесли его сюда. Террасы на заднем дворе. Здесь можно было вырвать несколько мгновений у суеты проходящих дней и сплести пальцы в мимолетном прикосновении, сорвать быстрый поцелуй, коснуться волос.

Одно незаконченное дело у него все же осталось.

Дим вышел на балкон, облокотился на перила, стал ждать. Легкие шаги и тихий шорох платья подтвердили его правоту. Он знал, что она придет сюда. Сплетни по этим длинным коридорам разлетаются гораздо быстрее, чем ноги успеют вынести из всех переплетенных закоулков.

Димостэнис повернулся.

— Приветствую вас, сэя, — сдержанно произнес он. Держаться надо было не долго, лишь выполнить то зачем он сюда пришел.

Олайя зажмурилась, пальцы непроизвольно сжали ткань платья. Потом ресницы дрогнули, и ее взгляд остановился на его лице. На глазах, щеках, губах, спустились на шею, вновь поднялся к губам. Она здоровалась с ним, ласкала глазами, окутывала в ту нежность, которой всегда так щедро одаривала его.

— Благословит Талла ваши дни, — прошептала Олайя. Ее губы дрогнули, она попыталась улыбнуться. Черты лица исказило отчаяние. — Я… я хочу попросить вас вернуть то, что принадлежит мне.

Упавшие слова разорвали плен, в который он попал, вновь увидев ее.

— Мою душу? — горько спросил Димостэнис. — Мое сердце? Всего меня?

Плечи девушки тихонько вздрогнули.

Зачем он говорит ей это? Ведь именно за этим он и пришел. Вернуть то, что она так неосмотрительно отдала ему.

— Простите, сэя. Я не позволительно веду себя.

Дим расстегнул сюртук, пальцы предательски дрогнули. Рванул платок, завязанный на шее, рубаху, нащупал шнурок, когда-то надетый ей самой.

— Нет! — воскликнула Олайя. — Нет! Нет! Нет! — она стремительно подошла к нему, положила ладонь на шнурок, останавливая. — Лилию. Я прошу вернуть мне лилию.

Они замерли. Ее пальцы опустились на грудь, лаская его, поднялись на шею, на лицо.

— Зачем, Лала? Зачем ты сделала это?

— Разве я что-то значила в вашей жизни? — горько усмехнулась она.

— Как ты можешь говорить такое?!

— Не вы ли признались императору, что я для вас всего лишь дочь Талла Дайонте и ключ к его книжному богатству.

Вот значит, как, ваше величество! В бою все средства хороши?

Дим пытался собрать разбежавшиеся мысли воедино.

— Ты поверила?

— Ты говорил?

— Говорил! Уже тогда у нас с ним были разногласия. Я не мог доверять ему и не хотел, чтобы тебя, наших отношений касалось то, что может их осквернить. Я хотел сберечь их только для нас.

Она, слегка отвернувшись от него, смотрела в сторону.

— Мне он сказал, что ты никогда не стала бы мой избранницей. Так как для тебя дороже положение в обществе, чем жить с изгоем и неудачником.

Он приблизился к ней. Потянул руку, касаясь волос.

— Я не поверил.

Олайя прикрыла глаза. Из-под закрытых ресниц предательски скатилась слезинка. Димостэнис коснулся ее губами.

— Родная моя, ангел, — он прижал ее к себе, — златовласка, что они сказали тебе? Чем напугали? Пообещали, что убьют меня?

Дим прикасался к ее щекам, носу, губам, подбородку беспорядочными, быстрыми, жадными поцелуями, понимая, что вдали от нее он не представлял даже десятой, нет сотой доли того, как он, на самом деле, соскучился.

Олайя положила руки ему на плечи, ее дыхание прерывалось, пальцы до боли впились в шею, губы терзали его. Она словно хотела вырвать его у обстоятельств, которые вдруг по каким-то нелепым причинам стали сильнее них.

— Помнишь, ты говорила, что мы можем сбежать? — Димостэнис мягко оторвал ее от себя, — давай сделаем это сейчас.

— Нет, — дрожащими губами прошептала девушка.

— Почему, Лала?! Там в пещере, в нашу последнюю встречу, ты говорила, что мы две половинки друг друга, что ты любишь меня, что ты только моя!

— Там в пещере, — Олайя решительным движением вытерла слезы, — я еще не знала, что могу стать императрицей!

Лучше бы его вправду убили. Как ему теперь дальше жить с этим признанием? Она всадила свои слова в сердце вернее всякой стали.

Олайя бросила на него последний взгляд и медленно пошла по длинному коридору.