Серебряный. Поиск дорог

Оксана Букия, 2019

Что делать, когда ты все потерял? Когда предали друзья и отвернулись все те, кто был дорог? Советники злорадствуют и списали тебя со счетов. Для императора ты теперь личный враг. Правительница враждующего государства жаждет заполучить тебя в союзники и стать твоей избранницей. Для одних твой дар – угроза. Для других – инструмент для достижения целей. Множество дорог расстилается пред тобой. Прямо пойдешь – найдешь затерянное государство. Направо свернешь – станешь правителем целого княжества. Поворот налево, и тебя ждет плаха. Или бросить все, открыть дверь в другой мир и попытаться прожить жизнь заново. Что бы ты не выбрал, к победе ведет только одна верная дорога.

Глава 5

Стук в дверь вернул женщину из воспоминаний.

Она услышала шаги прислужника, звук открывающейся двери, незнакомый голос.

— Доброго вам вечера, — очень мягко, ненавязчиво, — простите, что беспокою вас в сэты отдыха. У моей лошади отлетела подкова. Может, ваш кузнец смог бы помочь мне?

— У нас нет кузнеца, — резко ответил ее человек, у них было не принято пускать незнакомцев в дом, — вам лучше спросить в деревне.

— Простите, — в голосе добавилось раскаяние. — Я здесь в первый раз. На улице уже темно. Я даже не знаю куда ехать.

— Это не мои проблемы…

— Нарил, — Милора подошла к двери, осматривая нежданного гостя. Молодой мужчина, в небогатой, но добротной дорожной одежде, в такой обычно ездят купцы средней руки, русоволосый, с серыми серьезными глазами.

Прислужник неодобрительно посмотрел на свою хозяйку, но не стал перечить.

— Мы же не можем бросить человека в беде ночью. Сходи за кузнецом, пускай посмотрит.

— Спасибо, ларри, — гость благодарно поклонился.

— Милора, — представилась женщина. — Отужинаете с нами?

— Право не стоит беспокоиться. Я могу подождать во дворе.

— Никаких беспокойств, — заверила его хозяйка дома. — Ужин будет через пол сэта. Я провожу вас в гостевую комнату, если вы хотите умыться, отдохнуть с дороги.

Гость еще раз поклонился. Милора пропустила его вперед себя, указывая направление. У мужчины была тяжелая походка, как у любого человека после трудового дня, а тем более если он провел этот день в седле, сутулые плечи и все движения резкие, дерганные. Женщина чуть успокоилась. Она была не против гостей. Не принимала лишь тех, у кого был дар, и кто мог это видеть в других.

Димостэнис упал на мягкую кровать. Что-то было не так в этом доме. Хмурый слуга, едва не прогнавший его, хозяйка, пристально разглядывавшая, как будто чего-то боялась, кузнец, которого то нет, то снова есть, укорительный взгляд прислужника. Чуть отдохнув, он встал, прошел в купальню, некрасиво было заставлять себя ждать.

К небольшой, круглой ванне был присоединен шланг для подачи воды. Ух ты! Какая роскошь для такой деревни. Несмотря на то, что речка протекала недалеко, здесь он это видел впервые. Даже в более приличных постоялых дворах воду возили бочками из реки. В этом же доме и в гостевой комнате есть. Он набрал немного воды, не удержался — согрел, с удовольствием умываясь и грея руки. После вынужденного купания в холодных еще по этому времени ару реках, это было истинным наслаждением.

Прошедшие миноры были не из легких. Приходилось останавливаться в дешевых ночлежках и обедать в нижних кварталах городов, проситься на ночлег в деревенские дома, даже наниматься в батраки. Собирать сплетни и слухи, втираться в доверие простым людям, искать лазейки, в которые могли протиснуться два отступника, бегущие по стране в поисках спасения и приюта.

Дим покинул гостевую, не спеша прошелся по дому. Большие окна, светлые комнаты, добротная мебель, шелковые занавеси, картины на стенах. На столе посуда из дорогого красивого стекла, серебряные приборы, вкусная, разнообразная еда.

Дети были разговорчивы и постоянно расспрашивали гостя, откуда он и чего видел. Мать постоянно одергивала их и корила за непристойное поведение. Дим смеясь, говорил, что ему ничего не стоит и рассказывал интересные истории.

У всех троих не было ауры. Все были обычными смертными. Тогда к чему вся эта настороженность? Или лишь показалось? В конце концов, люди не бегут с распростертыми объятиями к каждому незваному гостю.

«Говорят, ее избранник был шакт». Дим слегка прикусил губу, допустив одну догадку.

Он потянулся к хьярту, чуть приоткрыл, так чтобы искры немного окутали его кожу. Ни один смертный этого не увидит. Посмотрел на своих собеседников. Женщины все так же продолжали разговаривать, а мальчишка слегка напрягся.

Дим перевел взгляд на огневик, стоящий на столе. Огонь незаметно для обычных глаз дрогнул, и от него отделилась нить, закрутилась в спираль, свилась и змейкой потянулась к нему. Он положил нож на стол, подставляя руку тыльной стороной. Змейка свернулась в ярко-красный искрящийся клубок и легла к нему на пальцы. Димостэнис посмотрел на юношу, тот заворожено следил за его действиями. Женщины тоже стихли, они видели, что что-то происходит, но пока не понимали, что именно. Дим повернул руку, и шар перепрыгнул ему в ладонь. Он чуть подбросил его вверх и кинул мальчишке.

— Нет! — выкрикнула хозяйка дома, догадавшись, что он делает.

Было поздно. Сын уже рефлекторно протянул руку, стараясь поймать огненный шарик. Тот врезался в его ладонь, не повредив, но и не задержавшись, прошел мимо.

Димостэнис выпрямился и откинулся на спинку стула, смотря на хозяйку дома. Та тоже не отрывала от него глаз.

— Ваш сын — одаренный. Вы — нет, так же как и ваша дочь. Это означает только одно. Запрещенный союз.

— Вы — законник? — женщина не отводила взгляда от гостя, обернувшегося самым страшным злом для их дома. Как она могла не заметить? Как ему удалось это скрыть? Ведь сейчас он совсем другой. Это серебро, которое буквально плескалась в глазах, черты лица — строгие, надменные, колкие. Нет, он не законник. Кого прислали дьяволы в ее дом? — Кто вы?

— Я всего лишь путешественник. Ищу близкого мне человека. Вы можете мне помочь.

— Чего вы хотите?

— Я ищу тех, кто прячется от закона. Таких, как вы.

— Я ничего не знаю. Я живу здесь уже много аров и ничего не нарушаю.

— Ваш сын — живое подтверждение тому, что это не так. Вы такая же отступница, как и те, кого я ищу.

— Как вы смеете! — вдруг воскликнула девушка. — Вы пришли в наш дом. Вы сидели за нашим столом. Вы нас обманули! К тому же оскорбляете нашу маму!

— Стейлор! — воскликнула хозяйка дома. — Возьми брата, и выйдите из комнаты.

— Нет! — резко прервал ее Дим. — Они останутся. Вдруг они захотят мне что-то рассказать.

— Они ничего не знают, — быстро произнесла Милора.

— Значит, что-то есть такое, что знаете вы?

— Они ничего не знают, — повторила женщина уже более спокойно, — потому что у нас нет никаких тайн.

— Я уйду и навсегда забуду ваш дом, — пообещал гость, — и все, что здесь увидел и узнал. Вы мне только скажите, где они прячутся.

— Кто?

— Я не знаю, что стало с вашим избранником, но могу предположить. Прошло много аров, а законы не изменились. Ваш сын — рожденный от запрещенного союза, вы виновница того, а дочь — соучастница. Вас всех троих ждет казнь.

— Я ничего не знаю, — на этот раз ее голос был тверд. И все же именно сейчас Дим знал, что это не правда. На несколько мгновений в ее глазах мелькнула тень сомнений. Словно она ставила на разные чаши весов их жизни, а на другую тех, кого пыталась защищать.

— Вы не думаете о своих детях, — откомментировал он, что увидел в ее глазах.

Женщина выпрямилась на стуле, смело вскинула голову.

— Вы не знаете, что это такое — всего один раз решиться сделать то, чего нельзя, а потом всю жизнь ждать, когда придет расплата. Вы сказали, что не знаете, что стало с моим избранником. Он не сдался в руки карателей, решив принять смерть, так как боялся, что не выдержит пыток и расскажет, где они, — она кивнула в сторону притихших детей. — Его лучший друг помог нам бежать, и скорее всего его постигла та же участь. Пятнадцать аров я живу в этом ожидании. За такой срок можно уже привыкнуть ко всему. Вы так не считаете? — Милора слегка прикрыла глаза, скрывая от него эмоции. — Я надеялась, что Боги сжалятся и не пошлют нам больше испытаний. Моя дочь, такая же как я. Сын унаследовал дар отца. Я знала это уже несколько миноров. Думала, подержу его еще недолго рядом, а потом отправлю в какой-нибудь большой город, где он сможет затеряться среди себе подобных. Ведь на шактов не смотрят сквозь увеличительное стекло, никто бы не знал, кто он и в каком союзе был рожден.

Юноша повернулся к матери, хотел что-то сказать, но не решился, резко встал, выбежал из комнаты. За ним побежала сестра. Дим не стал их больше останавливать.

— Я ищу свою сестру, — сказал он женщине. — Она ушла со смер…, — запнулся.

— Я знаю, что шакты людей без дара презрительно называют смертными.

— Да, — Димостэнис фыркнул, — нелюдь ушла со смертным.

Еще некоторое время назад шутка показалась бы ему забавной. Однако сейчас что-то не хотелось смеяться. Милора поддержала его грустной улыбкой.

— Мой избранник был одаренным, но я никогда не считала его нелюдью, как и своего сына.

— Я всего лишь хочу спасти сестру от той участи, которая постигла вас и вашего избранника, — неожиданно зло произнес Дим. — Что в этом плохого?!

— От чего спасти? От самой себя?

— Я еще пока не понимаю.

— Вы никогда не бывали в такой ситуации: когда стоишь перед границей и с этой стороны тебе все еще кажется родным и близким, а потом всего шаг — и ты уже далеко от всего. Вся жизнь осталось там, за чертой, и ты не хочешь, чтобы тебя спасали.

— То есть вы хотите сказать, чтобы я оставил ее в покое?

— Это вам решать.

— Вы мне не скажете?

Милора посмотрела на него с сожалением, может с раскаянием, но:

— Я ничего не знаю.

Дим понял, что больше ничего не добьется в этом доме. Милора подошла к двери, открыла, показывая, что он собственно и так знал. Ему пора уходить.

— У вашего сына очень редкий дар. Он — проводник.

Женщина нахмурилась, явно не понимая, о чем он.

— Он не рожден трансформировать энергии, может лишь видеть и проводить. Об этом даре мало кто знает, даже среди одаренных. Возможно, что никто этого не поймет до тех пор, пока он не наткнется на сведущего. Отправить его в большой город — обречь на верную смерть.

— Что же мне делать? — растерянно спросила хозяйка дома.

Дим горько усмехнулся.

— У вас есть выбор. Вы знаете, где в этой огромной стране существует приют для таких, как он.

Милора выглянула в окно, наблюдая за своим гостем. Он неторопливым шагом, словно давая ей время передумать, шел к лошади. Больше не было этой никчемной сутулости, отрывистости движений, сковывающей усталости. Легкая, словно скользящая походка, уверенность, сила. Он остановился у лошади, повернул к ней голову. Она даже не пошевелилась. Гость обвиняюще покачал головой и легко, грациозно забрался на спину скакуна. Все же они особенные. Так сильно отличающиеся от простых людей, родившихся без дара. Именно эта особенность и привлекла ее много аров назад к такому же молодому, красивому и совершенно непохожему ни на кого мужчине. Именно это не позволило ей быть больше ни с кем.

Она еще немного постояла у окна, пока гость не скрылся за поворотом, задернула занавеси и пошла в свои покои.

Димостэнис сидел на склоне холма. У подножия протекала река, а на том берегу сразу начинался лес и горы. В застывших голубовато-зеленых водах отражались верхушки деревьев. Тишина и покой. Возможность побыть с самим собой. Местные не любили эти места, и дальше конца деревни никто не заходил. Последние ночи он даже спал на этих склонах, завернувшись в теплый плащ, все лучше, чем в тесной коморке на грязной подстилке, называемой матрасом.

После разговора с Милорой Димостэнис облазил всю деревню, но не нашел не единой подсказки, указывающей на место, где могут скрываться люди, прячущиеся от закона. Здесь просто не было таких мест. Значит, эта ферма с ее хозяйкой всего лишь пункт, куда приходят странники, нуждающиеся в помощи. Дальше, если она сочтет их достойными, отправляет туда, где им могут дать приют или еще в какой-нибудь перевалочный пункт пока их не сочтут надежными и не откроют главную тайну. Сколько таких ферм, домов на отшибе, хозяйств по всей стране?

Дим откинулся на спину, положил руки на землю, расслабившись, позволяя стихии опознать его. Пальцы привычно кольнуло, по спине прошла дрожь. Одаренный закрыл глаза. Он уже привык к лишениям, почти смирился с тем, что приходится постоянно сутулиться, прихрамывать, сдерживать свои порывы, опускать глаза, но не мог без силы. Особенно после того, как она вновь вернулась.

Вода в реке пошла рябью, волны забились о подножие холма. Ему приятно было ощущать эти порывы. Словно встреча друзей, после долгой разлуки.

Как ему быть? Он не справится один. Сколько раз, лежа без сна на каком-нибудь постоялом дворе или сеновале, он думал, что его сестра может находиться здесь же рядышком, через стенку, или в соседнем домике, или в транспортном экипаже, несущимся мимо. Ему одному никогда не найти в огромной стране пару странников, бегущих с места на место в поисках своего счастья. Здесь, в этой деревне ему помог случай, вернее болтливость местного повесы. Как ему найти следующее место встречи? Где искать другую, возможно, более сговорчивую хозяйку? Впрочем, вряд ли такие как она будут помогать кому-либо вроде него. Для них он всегда будет нелюдем, «из тех, из них».

Ему нужны были люди, нужна была сила, та самая, которая еще не так давно была в его руках. Опутав страну своими сетями, он бы обязательно поймал рыбку, которая была ему нужна. Уже не в первый раз отчаяние выпустило свои когти. В такие мены он даже думал о том, чтобы вернуться. У него в рукаве есть несколько припасенных тайн, ради которых император согласится терпеть его с собой рядом еще какое-то время, поняв, что главный советник еще нужен и от него может быть польза.

Дим ударил кулаком по земле. Руку обожгло болью. Он зло выдохнул, оборвал свою связь со стихиями, встал. Если больше ничего не останется….

Ерах в тридцати от него сидел мужчина. Пусть Димостэнис видел его всего несколько раз в жизни, он был уверен, что не обознался. Не может быть! Он медленно закрыл глаза и снова открыл. Нет, не сон.

Иланди поднялся на ноги и мягкими, неслышными шагами приблизился к Энтони Ингарду. У того на коленях лежали листы бумаги, а в руках он держал рашкуль². Дим заглянул художнику через плечо. На листе было нарисовано лицо девушки. Длинные прямые волосы, высокий лоб, слегка прикрытые глаза, прямой нос с тонкими ноздрями, губы, сложенные в упрямую полоску. Не хватало всего пару штрихов, чтобы они расцвели улыбкой.

Дим обошел человека и опустился перед ним на траву, принимая такую же позу, как у него. Мужчина поднял глаза и приветственно улыбнулся. Правда, спустя каких-то нескольких мгновений улыбка исчезла с его лица. Это было единственное, что изменилось в нем. Больше ни что не выдало его волнения, смятения или страха.

— Приветствую, благородный сэй, — Энтони слегка склонил голову.

— Ее ты тоже так называешь? — холодно поинтересовался Димостэнис.

— Кого? — совершенно искренне прозвучало в ответ.

Дим почувствовал, как внутри у него зарождается буря и желание утопить этого наглеца. Кстати, чем не решение проблемы? Элени сама домой вернется.

Он не стал размениваться на пустые слова. Сидел, смотрел тяжелым взглядом, ожидая ответ на свой вопрос. Иногда этого взгляда хватало почище любых допросов у дознавателей. Художник тоже молчал, с таким же искренним участием на лице, ожидая пояснений. Димостэнис быстрым, едва уловимым движением протянул руку и взял портрет сестры.

— Её.

Энтони пожал плечами.

— К сожалению, я ее не знаю, сэй. Просто красивая девушка, где-то видел однажды, вот и нарисовал. У меня хорошая память.

— Если я сейчас отволоку тебя в город и сдам в руки законников? Это прочистит твою память?

— За что? Рисовать у нас в стране не запрещено, — Энтони улыбнулся, скрывая ехидство, прозвучавшее в его голосе.

Дим почувствовал, что от такой дерзости у него сводит челюсти.

— За нарушение главного закона империи.

— У вас есть доказательства?

— Думаешь, мне не поверят на слово? Раз ты так хорошо знаешь какие у нас в стране порядки.

Художник поднял на него совершенно спокойные глаза.

— Ваша воля.

Дим почувствовал себя балаганным шутом. В последнее время он только и делал, что кидался угрозами, ни разу не приведя их в исполнение. Почему раньше достаточно было упомянуть законников или дознавателей, не говоря уже об обещании казни, и это быстро и надежно развязывало языки. А эти? Что Милора и ее отпрыски, что ее люди, вроде того старого прислужника, который даже не хотел впускать его в дом, что этот смертный. Им все равно. Они не сомневаются, что он это сделает. Однако не боятся. Сейчас он видел то же самое, что видел на ферме — этот смертный не скажет. И ничем его не запугаешь.

Димостэнис глубоко вздохнул. В грудь мягко толкнулось, по коже поползли серебряные искры с каждым мгновением уплотняясь и превращаясь в прочный контур, кровь зашумела в висках, разнося по венам притаившееся серебро. Даже мир стал виден сквозь эту серебристую прослойку. Он ударил. Не сильно, чтобы напугать. Однако даже этого было достаточно, чтобы мужчину отбросило на несколько шагов, швырнуло на землю, оглушило. Дим накинул на него серебристое покрывало, окутывая с ног до головы, сдавливая голову, грудь, живот. Такое давление выдержит не каждый шакт, а смертному осталось всего несколько мен, пока его внутренности не превратятся в кашу и легкой такая смерть не будет. Зато будет немного времени подумать, во что он ввязался и какую ошибку совершил.

— У тебя есть всего лишь несколько мен, чтобы передумать, — Дим склонился над своей жертвой, взяв за плечи и хорошенько тряхнув, чтобы тот открыл глаза и не смел уходить от реальности. Так просто он не отделается. — Ты не представляешь, что я пережил за эти миноры, не представляешь, что я вынужден был делать, чтобы найти вас. Найти тебя. Как ты посмел, смертный, даже взглянуть на нее? На нее — рожденную жить на вершине этого мира и вытирать ноги о таких, как ты! Как ты посмел приблизиться к ней? Как ты посмел заморочить голову глупой девчонке, которая жизнь-то еще не видела? Что ты собирался ей дать? Ничтожество! — Энтони захрипел, его голова беспомощно откинулась назад. Дим ударил его по щеке тыльной стороной ладони, вновь приводя в чувства. — Я уничтожу тебя. Сотру из жизни нашей семьи, как страшный сон, который развеется поутру. Она же через пару миноров даже не вспомнит тебя. Когда вернется в свою жизнь и найдет себе избранника, достойного ее, — с каждым словом Дим будто выливал все, что накопилось у него за эти миноры. Отчаяние, страх за сестру, обиду, даже свои мысли о возвращении. — Она никогда даже не вспомнит о тебе!

Пощечина была не сильной, да и вряд ли сейчас кто мог пробиться сквозь его щиты, но довольно обидной. Он разжал пальцы, держащие его жертву за воротник куртки, от неожиданности оступился и скатился на несколько еров вниз по склону холма.

— Отпусти его! — Элени стояла на коленях рядом со своим избранником, безуспешно пытаясь разорвать формулу Дима.

Он уже и сам опомнился. Отпустил Энтони, выдохнул, чувствуя, как возвращается в обычный мир, не наполненный звенящим серебром, где все вокруг подвластно лишь ему. Сестра положила голову мужчины себе на колени, поднесла флягу с водой к его губам, протерла лицо, гладила по волосам, что-то шептала, обнимая. На брата она ни разу не взглянула.

Вот и конец пути. Горький и безрадостный конец. Сейчас, найдя Элени, придя к своей цели, Димостэнис был от нее еще дальше, чем в самом начале своих поисков. Он понимал, как выглядел всего пару мгновений назад в глазах сестры, что он творил и что она увидела. Она не будет ни слушать его, ни разговаривать. Он спустился вниз к подножию холма. Здесь его помощь не нужна, да он ничего и не сможет сделать. К тому же и смертный уже пришел в себя, начал шевелиться и что-то отвечать на нежный шепот Элени.

Димостэнис сел у самой кромки воды, сложив руки на коленях и опустив на них голову. Чтобы он не делал в последнее время, все становилось только хуже.

Сестра чуть слышно подошла, опустилась на камни рядом с ним.

— Мне Милора сказала, что ты меня ищешь.

— Милора?! — удивленно воскликнул Дим. Этого он ожидал в последнюю очередь.

— В одном из селений недалеко отсюда, мы не смогли найти ночлег, и попали под сильный дождь. Было холодно, Энтони простудился, каждый день ему становилось хуже. Он еле держался на ногах, когда мы пришли сюда. Я выбрала самую большую ферму в этой деревне, решила, что хозяева — одаренные. Думала, скажу, что Энтони мой прислужник, придумаю что-нибудь. Выкрутимся.

Димостэнису снова захотелось утопить того, кто сидел на вершине этого холма. Потом силком утащить сестру и запереть дома. Поплачет, да перестанет!

— Хозяйка фермы оказалась обычной женщиной. Я увидела ее взгляд и растерялась, — Элени прервала свою исповедь, задумалась, — они ведь смотрят на нас с презрением и непониманием, как и мы на них. В ее глазах ничего подобного не было. Она не хотела пускать в свой дом одаренную, опасалась, но не ненавидела. Я расплакалась от бессилия и все ей рассказала. Мне было уже все равно что будет дальше, у меня было только одно желание — спасти его. Милора позвала своего старого прислужника, и он на повозке привез Энтони на ферму.

— Что будет дальше, сестренка?

Девушка робко улыбнулась, умоляюще смотря на него. Он тоже попытался. Лицо, словно застывшая маска не выдала ни одной эмоции.

— Зачем ты искал меня?

— Отец приказал.

— С каких пор ты исполняешь его волю?

— Он дал мне несколько миноров, потом будет искать сам, вернее натравит на вас законников, карателей, — Дим не стал скрывать от сестры правду. Пусть лучше знает настоящую жизнь. К тому же она сама ее выбрала.

— Я уже однажды сказала тебе: я хочу разделить с Энтони одну судьбу на двоих. Какой бы она не была. Прошу тебя, не разбивай мои мечты.

Дим погладил ее по щеке.

— Малышка моя.

— И не отлучай меня от своего сердца. Мне нужна твоя поддержка.

Димостэнис все же выдавил из себя улыбку. Ничего не изменить. Сестра не вернется с ним. Несмотря на все лишения и беды, она счастлива и останется со своим смертным.

— Я всегда на твоей стороне. Ты можешь на меня положиться.

— Ты вернешься в столицу?

Он покачал головой.

— Я оставил службу и отрекся от нашего Дома.

— Совсем разругался с отцом? Это все из-за меня?

— Скорее из-за себя.

— Что ты будешь делать?

— Не знаю, — Дим пожал плечами, — еще не думал. Я теперь человек вольный. Передо мной открыты любые дороги.

— Пойдем с нами, — вдруг произнесла Элени.

Он ошеломленно посмотрел на сестру.

— Куда?!

— Есть место, где живут такие, как мы. Мне Милора сказала. Сейчас ждем людей, которые помогут нам туда дойти.

— Где же находится эта волшебная, свободная страна? — грустно спросил Дим.

Момент истины. Тяжелое испытание для любых отношений.

Сестра пронзительно смотрела на него.

— Там, — девушка указала направление, — за лесом.

В первый раз за это вынимающее душу общение Дим по-настоящему улыбнулся.

Доверие — фундамент взаимоотношений. На него уже накладывают любовь и близость душ. Без него никогда ничего не выстроить.

— Я не хочу тебя терять навсегда, — прошептала Элени, — невыносимо думать об этом.

— Ты не потеряешь, сестренка. Только это не мой путь.

— Может и не путь вовсе. Всего лишь развилка, где можно остановиться, оглядеться и решить, куда идти дальше.

— Элени, — Димостэнис сжал ее пальцы. Чувствуя свое отчаяние, прорвавшееся в этом жесте. — Я так боюсь за тебя. Ты не понимаешь, на какую жизнь ты себя обрекаешь.

Она улыбнулась, освободила руку, стала подниматься на вершину холма, где ее ждала, выбранная нею самой судьба.

Путешествие было окончено. Цель достигнута. Только удовлетворения не было. Как и покоя. В самом начале своего пути Димостэнис надеялся, что все же сможет убедить сестру, что намаявшись, устав от тягот новой жизни она с радостью откажется от всего и пойдет с ним, что она всего лишь запуталась и не может найти дороги назад.

Правда, он еще не привык к тому, что его малышка — уже не та девочка, которая мечтала увидеть Эфранор и высунуть нос чуть дальше родительского дома. Молодая женщина, узнавшая что такое любовь, умеющая бороться за нее. Верить. В свои чувства, в себя, в своего избранника.

Должен он лишать ее этого? Имеет ли он право отобрать у нее то, чего так отчаянно хочет сам? Возможность самому решать свою судьбу и идти по выбранной дороге.

Второй удар ноги вышиб дверь. Дима Сильверов положил руку на кобуру, в которой лежал пистолет. Обвел глазами комнату. Помещение было пустым. Обшарпанные стены, облезшая краска. Когда-то здесь был Дом культуры. Сейчас притон для наркодилеров. В этой комнате находился кинозал. Порванный экран, неспешно покачивающийся на сквозняке, залетающим через пустые окна. Снятый паркет. Несколько рядов покореженных кресел.

Дима сделал шаг вперед. Заработала рация.

— Димыч! — голос коллеги разорвал гулкую тишину. — Дворняга ушел. Он идет в сторону шоссе.

Сильверов зло выругался.

— Что по остальным?

— Взяли.

Об этом подпольном цехе знали уже довольно давно. Однако не трогали. Пытались выйти на владельца «заведения» либо же на крупных перекупщиков, которые могли знать производителя.

Владелец ночных клубов по кличке Бульдог, был как раз одним из таких деляг и его заведения являлись основным каналом сбыта производимых наркотиков. Вечером капитану Сильверову стало известно, что Бульдог сегодня ночью будет в заброшенном Доме культуры.

Влетевший в комнату ветер прошелся по волосам, словно привлекая к себе внимание. Дима бросил взгляд через разбитое стекло. По заднему двору, стараясь остаться незамеченным, пригибаясь к кустам, бежал человек. Сильверов подскочил к окну, распахнул раму и перемахнул через подоконник. Он привычно сгруппировался. Коснувшись земли, перекатился, вскочил на ноги. Лодыжку обожгло болью. Обращать внимание на это было некогда. В двух шагах от него выскочил Бульдог. Дима выставил руку и тот со всего маха врезался об нее грудью. В следующий момент сильный удар в ухо отправил беглеца в нокаут.

Сильверов посмотрел на поверженного дельца. Длинный, тощий, несуразный, скорее не буль-дог, а хот-дог. В общем, дворняжка, как его обозвал один из оперов.

Послышался топот ног и лай собак. Из-за кустов показались бегущие оперативники. Увидев своего капитана и его добычу, остановились, как вкопанные изумленно переведя взгляд с одного на другого.

— Димыч, ты как здесь? — Юра посмотрел на второй этаж старого дома.

— Бэтмэн подсобил, — фыркнул Сильверов. — Забирайте этого. Увидимся в отделении.

–… и это считается приличным местом, — голос говорившей особы вонзился в уши, как только Сильверов вошел в кабинет.

Дима отбросил волосы со лба, бросив хмурый взгляд на посетительницу.

— Что вы делали в тот момент, когда у вас были украдены кошелек и драгоценности? — голос лейтенанта Михеевой звучал ровно и спокойно. Она брала показания с потерпевшей и записывала их в протокол.

— Что обычно делают в ночном клубе? — та недоуменно пожала плечами. — Кажется, я отошла к бару, заказала себе коктейль.

— Сумочку с кошельком и драгоценностями оставив без присмотра.

Капитан едва заметно покачал головой и прошел на свое место. Как обычно, дежурный свалил на молодую девчонку работу, с которой не хотелось возиться самому. Истеричную дуру, оставившую в ночном клубе без присмотра ценные вещи и явившуюся в полицию открывать дело. Надо будет поговорить с предприимчивым коллегой и объяснить, что его стажера может «обеспечивать» работой только он сам. Да и Лене пора научиться посылать всех с подобными просьбами и поручениями. Все же будущий оперативник уголовного розыска, а не выпускница института благородных девиц.

Дима еще раз окинул взглядом потерпевшую. Ухоженная, хорошо одетая, этакого богемного вида. Ее подруга, сидевшая рядом, была моложе и проще. И одета была в обычные джинсы и легкий свитер.

Девушка тоже чуть повернула голову и их глаза встретились. Дмитрий выдохнул и отпустил волосы, которые тут же упали на лоб. Уткнулся в экран компьютера.

Надо просто абстрагироваться и попытаться настроиться на нужный лад. В конце концов, все проходит и эти тоже уйдут.

— И не забудьте расспросить хозяина этого заведения, я уверена это он наводит своих людей, чтобы они обворовывали посетителей. Кто еще мог знать, что у меня в сумочке? — давала ценные указания потерпевшая Колесникова.

Михеева с серьезным лицом записывала ее слова и кивала головой.

Дима еще раз глубоко вздохнул.

Когда-нибудь все заканчивается.

— Сделать тебе кофе? — с улыбкой спросила Лена, когда за потерпевшими закрылась дверь. — А еще тебе полагается двойная порция торта за твое терпение и благодушие.

— Ты моя спасительница, — он устало улыбнулся в ответ. Не было сил никого отчитывать. — Сейчас на самом деле, не помешает подзарядка.

— Не считаешь, что перегнула палку? — спросила Алла у подруги, когда они вышли из здания полиции. — Может, не стоило давать им указания, что они должны делать?

Татьяна фыркнула.

— Я не давала указаний, я просто высказывала свое мнение.

Подруга пожала плечами.

— Тебе все же не следовало оставлять эти украшения без присмотра.

— Считаешь, что я вела себя неразумно?

Алла не ответила. Не хотела ругаться. Звонок подруги выдернул ее из сна, и она все еще пребывала в том противном состоянии, когда уже не спишь, но еще и не бодрствуешь. Ей ужасно не хотелось ехать в такую рань. Да и помочь она, чем могла? Опыта общения с полицией у нее нет. Доехать же Таня могла и на такси. Все же отказать подруге девушка не смогла.

— Ты видела того, второго? — спросила Татьяна. — Который все вздыхал и кидал на меня зверские взгляды. Наверняка, сидел и думал, что у него четыре нераскрытых убийств, пять изнасилований и десять грабежей, а тут еще работенку подбрасывают.

— По-моему, ты на него наговариваешь. У него лицо сильно уставшего человека, который провел ночь без сна.

— С таким украшением, как у него, любой будет выглядеть хмурым и усталым. По жизни.

Алла опять не ответила. Да, у него на левой щеке был шрам, начинающийся от верхнего края уха, пересекающий всю щеку и доходящий до верхнего кончика губ. Не яркий, не особо выделяющийся, нельзя было сказать, что он сильно уродовал его. Он просто был и все.

— Мне понравились его глаза, — все же сказала она. — Серые. Очень внимательные и серьезные. Такие, настоящие.

Таня закатила глаза.

— Он еще и хромой. Дорогая моя, здесь одними серьезными глазами не отделаешься. Этого слишком мало.

— Это ты с чего взяла? По шраму определила? — насмешливо посмотрела на подругу Алла.

Татьяна поцокала языком, отвечая на шутку.

— Видела, когда он зашел в кабинет.

— Может, он был ранен? У него работа такая.

Колесникова вздохнула и села в машину.

— Спасибо, что приехала, дорогая. Ужасная ночь. Так хотелось чувствовать поддержку близкого человека.

— Сильверов, заходи! — полковник полиции Суханов откинулся на стул, приветствуя вошедшего в его кабинет Дмитрия. — Садись, вижу, зацепило тебя.

Дима, прихрамывая, доковылял до стула, сел. Нога ныла все сильнее, и уже трудно было не обращать на это внимания.

Второй этаж — не высоко. Даже если это старое здание с высокими потолками. К тому же кусты смягчили прыжок. Все было бы хорошо, если не тот камень, который так неудачно попался под ногу.

— Объявляю тебе и твоим ребятам благодарность. У вас лучшее показатели по раскрываемости за последний квартал. Пока устно, чуть позже приказом.

— Может, лучше премию? — невинно поинтересовался Дмитрий. — Думаю, ребята ей больше обрадуются.

— Эх, Сильверов, нет в тебе должного трепета и почтения перед благодарностью начальства.

Капитан опустил глаза.

— Но премия тоже будет. Позже.

— Если не передумаем, — совсем тихо усмехнулся Дима. Так, чтобы начальство могло сделать вид, что не услышало.

— У меня к тебе разговор есть серьезный.

— Слушаю.

— Насчет стажера Михеевой. Что ты о ней скажешь?

Дима слегка пожал плечами.

— Глаза горят, азарт, сила воли есть. Целеустремлена, настойчива, способна отдаваться своей работе. Чуть опыта прибавит и станет настоящим опером.

Когда полгода назад молодая, только из института девочка пришла в их отдел, ее встретили с явным недоумением и обидой. Мол, они ждали крепкого мужика, с опытом и хваткой, а тут юная девица, которая трупы видела только по телевизору.

Четыре года назад его необщительного и замкнутого, колючего и резкого тоже приняли в штыки, хоть он был уже не молодой девицей и с немалым опытом за плечами. Пока не прошел боевое крещение, вытащив из-под пули одного из своих ребят и получив ранение в плечо.

— Вот скажи, что ты делаешь в выходные? Не пьешь, не куришь, с женщинами не встречаешься, — не отставал от него неугомонный Самойлов. — Ты не верь, Димыч, когда говорят, что это помогает здоровью. Здоровый секс и рюмка водки — вот он вечный двигатель.

Дима всегда только качал головой на такие попытки развести его. У него не было жены, подруги, даже временной любовницы, он не пил, и никогда не участвовал ни в каких сабантуях, если только в качестве собеседника и он уже очень давно научился не поддаваться ни на какие провокации.

Лейтенанта Михееву он взял под свою протекцию, брал ее с собой везде, обучал, выказывал полное доверие, как к коллеге. Они стали друзьями, хотя про их отношения упорно ходили слухи и называли их отнюдь не дружескими. Они уже привыкли и не обращали на это внимания.

Со временем у них таки сложился сплоченный и довольно дружный коллектив, где каждый помогал и поддерживал друг друга. Правда, Лена стала больше выделять его, благодаря за поддержку и понимание. Готовила ему чай, подкармливала вкусненьким. И имела свою личную жизнь, на которую он никак не претендовал.

— Ты же знаешь, кто ее отец?

Дима кивнул.

— Гордится, что дочь пошла по его стопам?

Суханов кивнул. Сильверов не совсем понимал такого подхода к воспитанию потомков. Зачем молодой и красивой девушке каждый день смотреть на трупы, кровь, посещать морги и слушать про изнасилования? Впрочем, своих детей у него никогда не было, как и желания углубляться в подобные вопросы. Просто он не был уверен, совпадает ли выбор Лены с выбором отца. Однако действовала она решительно, и уверенно шла к поставленной цели.

— Что от меня-то требуется?

— Она очень хорошо отзывалась о тебе, и сказала, что хочет служить под твоим чутким руководством.

— И? Мне человек нужен. Она стажировку почти закончила. Нареканий у меня нет.

Полковник покачал головой.

— Анатолий Алексеевич, — он снова замялся, — как бы тебе сказать, просит позаботиться о твоем молодом сотруднике. Конечно, мы все понимаем, что это уголовный розыск, а не детский сад, и ты не должен быть нянькой. Но если бы ты смог, какое-то время наставлять ее, как прежде, не бросать, так сказать, в свободное плавание, он будет тебе благодарен.

— Я понял.

— Очень на тебя надеюсь. И кстати, напишешь рапорт и можешь быть свободен на сегодня. Тебе явно не помешает отдых.

Это было неплохое пожелание. Отдых ему сейчас, на самом деле, не помешал бы. К сожалению, очередное закрытое дело не избавляло от других, которых было пруд пруди. И если бы не нудная, не дающая ни на чем сосредоточиться боль в ноге, он бы дотянул до конца рабочего дня, несмотря на бессонную ночь. Однако сейчас он признавал правоту полковника, поэтому сел на свой мотоцикл и поехал домой. Отсыпаться.

Обычно на нем все заживало, как на собаке, поэтому капитан Сильверов был уверен, что выспавшись и дав своему организму хороший отдых, он будет чувствовать себя гораздо лучше и завтра сможет более продуктивно заняться навалившимися делами.

Надо было лишь заехать в магазин по дороге, купить поесть, так как холодильник был пуст еще со вчерашнего утра, когда он уходил на службу. Пополнить же его было категорически некому.

Дмитрий оставил свою Хонду возле супермаркета и вошел внутрь. Боль в ноге становилась все невыносимее, и он уже понимал, что вряд ли это простое растяжение. Взяв все только самое необходимое, чтобы быстрее покончить с этой процедурой, мужчина вышел на улицу. Дохромав до мотоцикла, он встал, оценивая, как правильнее ему поступить, чтобы не повредить ногу еще больше. Лучше, конечно, было позвонить Самойлову и попросить взять запасной комплект ключей в ящике стола, забрать мотоцикл и поставить его в гараж.

— Извините, я могу вам помочь? — услышал он позади себя женский голос.

Дима обернулся. Эта была та девушка, которую он сегодня видел в отделении вместе со своей подругой. Она стояла рядом с большим черным внедорожником, отчего казалось совсем хрупкой и миниатюрной.

— Может, вас подвезти?

Он бросил взгляд на машину, на девушку.

— Не хотелось бы вас обременять. К тому же вы не зря приехали сюда.

— Я думаю, вам помощь нужна больше, чем мне йогурт.

— И что вы помогаете так всем страждущим? — несколько колко поинтересовался он.

— Нет, — с такими же интонациями ответила она, — только тем, кто еле ковыляет от магазина до своего мотоцикла в десять часов утра. Ваши параметры полностью совпали.

Потом открыла дверь автомобиля и кивнула ему головой. Дмитрий еще раз бросил взгляд на своего железного коня, прислушался к своему самочувствию и потащился к открытой двери. Сев в салон, он назвал свой адрес и позвонил Самойлову.

— Тяжелая была ночь? — сочувственно спросила девушка.

Он неопределенно пожал плечами. Если бы не тот камень, он бы сейчас не чувствовал себя последней развалиной.

- Тут еще мы со своей пропажей. У вас, наверняка, четыре нераскрытых убийств, пять изнасилований и десять грабежей, — зачем-то повторила Алла слова своей приятельницы.

— Вы еще и экстрасенс.

— По вашему лицу не сложно было догадаться.

— Ваша подруга поступила очень неразумно, оставив без присмотра свои вещи, — подбирая слова, очень мягко высказал он то, что думал на самом деле.

— Как вы заметили, она — подруга.

— Вы верите в дружбу?

— А вы нет?

Она на мгновение повернула к нему голову. Он успел заметить, что глаза у нее зеленые со светло-карими, словно золотистыми вкраплениями. И россыпь веснушек.

— Я верю только в то, что могу видеть и к чему могу прикоснуться.

— Ну, — насмешливо протянула она, — я могу к ней прикасаться, да и вижу я ее каждый день.

Дима покачал головой, но ничего не ответил. Она тоже замолчала. И он, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза, стараясь расслабиться.

Он понял, что провалился в сон лишь когда машина остановилась. Мужчина открыл глаза, глядя в окно. Они стояли около его подъезда.

— Спасибо, — искренне произнес он и вышел из автомобиля.

— Приятно было с вами познакомиться.

Дима обернулся. Она, чуть приоткрыв окно, смотрела на него и улыбалась.

— Дмитрий.

— Алла.

Его начало колотить, как только он вошел в подъезд. До этого получалось держаться и перед самим собой делать вид, что он всего лишь подвернул ногу. Перед глазами поплыла серая пелена и тело уже привычно стало раздирать на куски. Дима с трудом открыл дверь и ввалился в квартиру. Его трясло. Он упал на колени, пытаясь совладать со своим телом. Кожа горела. Как будто ее облили раскаленным огнем. Цепляясь за остатки ускользающего сознания, он дополз до комнаты, упав рядом с телевизором. Нащупал пульт. Нажал на кнопку.

… под действие новой программы президента попали около восьмисот тысяч мигрантов, прибывших в страну без документов…

Не то.

… главнокомандующий поздравил командование российской военной группировки с очень важной стратегической победой над террористами.

Нет.

… в южной столице будет облачно, ожидается дождь, местами сильный, днем гроза…

Палец нажал очередную кнопку. Где-то внутри что-то оборвалось, будто одна часть тела отсоединилось от другой. Он до крови прикусил нижнюю губу. Еще не время. Он должен знать, что случилось.

… реставраторы в Санкт-Петербурге приступают к работе над восстановлением деревянного особняка…

… бывшего сенатора подозревали в причастности к покушению на убийство…

… следователи, однако, утверждают, что ноги, руки и голова, которые еще не были обнаружены, были отделены от тела умышленно…

Он застонал, не в силах более цепляться за сознание.

… извержение вулкана Фудзияма долгое время спавшего непробудным сном. Около десяти часов вечера произошел взрыв невероятной мощности, менее чем через час — второй, не уступающий ему по силе.

На высоту более семи километров поднялся столб пепла и обломков камней. Катастрофа привела к тому, что вечные снега и обширные ледники, лежащие на вершине вулкана, начали таять…

Пульт выскользнул из онемевших пальцев. Впрочем, Дима уже не чувствовал этого. Он погрузился в мир огня и разрушения. Мир, где раскаленный пепел плавил стекло. Где билась в агонии земля, а разъяренная вода расширяла свои границы. Мир, которому оставалось жить считанные мгновения.

Телефонный звонок заставил Диму открыть глаза. Все было, как и прежде. Квартира. Теплый южный ветер, шевелящий занавески на окнах. В нескольких кварталах от него дремало море, лениво перекатывая ластящиеся волны. Его все еще потряхивало. Но тело больше не разрывало на лоскуты. Скорее наоборот — оторванные части пытались воссоединиться и вновь стать единым. Он чувствовал себя живым. Вернее, восставшим из ада. Дима попытался облизать пересохшие губы, но язык будто присох к небу. Стакан теплой воды, а лучше какого-нибудь травяного напитка не помешал бы.

Эти приступы преследовали его уже семь лет. Любые изменения в мире: штормы, землетрясения, потопы, даже грозы он ощущал, как болячки. Его тело переставало быть лишь его — оно словно вплеталось в оболочку мироздания и становилось единым с ним целым. Не приятные, надо сказать, ощущения. Сегодня ему показалось, что он больше не вернется.

Дима опустил руку и нащупал пульт. Больше не надо было щелкать каналы. Везде одни и те же картинки. Бывшая когда-то белоснежной красавица гора. Столп пепла. Дым, огонь, разрушенные дома, тела людей.

… извержение вулкана вызвало девяти бальное землетрясение у восточного побережья острова Хонсю. Поднявшиеся вследствие взрыва гигантские волны, смыли города, селения, леса. Разрушили порты и дороги, оборвали связь. Вскоре взорвался и второй склон вулкана, извергнув пепел, засыпавший более половины острова. Сильно пострадала столица Японии. Количество жертв исчисляется сотнями тысяч. Пока рано говорить об окончательных цифрах…

Примечания

2

Рашкуль — угольный карандаш, для очерков, набросков, часто используется художниками в живописи.