Северная ведьма. Книга первая. Потомок

Николай Щербаков

Роман о людях, море, о большой стране, о том, что эта страна пережила, и о тех силах, незримо направляющих нас на пути к предначертанному.

Глава четвертая. Исход

На крутом обрыве берега бескрайнего моря, на громадном черном, отшлифованном ладонями титанов утесе две неподвижные фигуры. Высокие, статные мужи в белых одеждах стоят лицом к искрящейся глади моря, а за спинами их высится Капище, от ворот которого к месту, где стоят двое, ведёт извилистая, едва различимая среди камней и мхов тропинка из плоских плит и округлых глыб цвета такого же черного с синим отливом.

Низкое солнце в это время года ходит здесь над горизонтом примерно на одной высоте, и только своим положением относительно направления на гору Меру указывает на время суток, утро теперь или вечер. Облака, заполнившие часть неба вокруг плывущего над морем солнца, создали причудливую картину небесного царства с горами, долинами и сказочными городами, увенчанными клубящимися изменчивыми куполами. Низкое, но яркое светило окрасило небо и облака, на первый взгляд, всего тремя красками: оранжевой, бирюзовой и белой. Но стоит присмотреться и видно в движущихся небесных картинах оттенки розового, голубого, желтого — и искры серебра и золота.

Двое не скрывают того, что любуются красотой божественного действа, превращающего окружающий человека видимый мир в сказочные картины. Блики золота играют на поверхности моря и округлых глыбах прибрежных утёсов. Белые одежды мужей резко контрастируют своей чистотой с окружающим буйством красок.

На плечи их наброшены одинаковые длинные, до земли плащи. Только у одного из них, что ростом едва заметно выше другого, на лбу, стягивающий волосы цветной кожаный ремешок со сверкающими в нем золотыми нитями. Нет ветра, и над миром стоит тишина. Изредка, едва слышно, издалека и внизу доносятся крики чаек.

Возраст мужчин определить сложно, фигуры их по-молодому прямы и статны, лица чисты и мужественны. Разве у того, который ростом чуть выше, белые с серебром пряди на висках и за ушами. Он первый нарушает молчание.

— Ты должен…, всё это…, тоже должен запомнить.

— Что, это? Ты привел меня сюда говорить загадки?

— Нет, сегодня мы будем говорить только о важных делах. А запомнить я прошу тебя то, что ты видишь сейчас перед собой.

— Отец, но я вижу это каждый день. Неужели ты думаешь, что грядущие тяжелые времена изменят мир так, что не будет солнца? Как может Страна Солнца существовать без своего главного божества, своего Хранителя Жизни?

Некоторое время они молчат. Продолжил тот, кто говорил последний.

— Отец, имя твоё Родан Великомудрый. Я понимаю, что ты пришёл сюда со мной, оставив свои не терпящие отлагательства дела, не для того, чтобы любоваться красотой моря и солнца. Я горд тем, что стою рядом с тобой. Говори, я буду внимательно слушать тебя.

— Да, я буду говорить, а ты слушай… и запоминай. Теперь, пока мы еще все вместе и не начался Великий Исход, твоё дело слушать и запоминать. Слушать… и запоминать, — чуть улыбается.

Муж, названный Родан Великомудрый, начинает говорить и с каждым словом с лица его уходит улыбка, в глазах гаснут искры. Говорит медленно, не громко, останавливаясь, как будто давая собеседнику возможность запомнить не только сказанное, но и обратить внимание на интонации беседы. Он использует знания о внушении и убеждении.

— Мне очень хотелось побыть с тобой наедине. Ведь я последнее время не мог себе это позволить — уединиться. А здесь так хорошо, — он раскинул руки, будто хотел обнять весь окружающий мир, — итак, мне говорили, что в детстве ты был старательным слушателем Бесед. Ты посещал Школу Аполлона,… много преуспел в овладении своим телом и духом. Но меня больше интересует,… что ты запомнил из того, что говорил тебе во время последних ваших встреч Лан Хранитель?

— Мы говорили о многом, Отец. Но, я не помню, чтобы он просил, или требовал от меня что-то запомнить. Мы проводили время в беседах. О многом.

Теперь Родан Великомудрый неотрывно смотрел в глаза сыну, и видно было, что он старается увидеть в глазах его что-то, о чём тот не говорит ему.

— Продолжай. Я слушаю тебя внимательно. Итак, ты хочешь сказать, что не всё помнишь из того, что тебе говорил Лан?

— Нет, я не так хочу сказать. Я думаю, что если я постараюсь, то многое вспомню. Ты этого хочешь?

— Мне это не нужно. Я хочу убедиться, что ты с большой ответственностью отнесся к беседам с Ланом.

— Да, я знал, что он беседует со мной по твоему поручению. Этого от меня никто не скрывал. И я старался быть очень внимательным и выполнять всё, что он мне поручал.

— Теперь подробнее. Что он тебе поручал?

— Простые вещи. Были темы в разговоре, которые он советовал мне обсудить с Оляной. А иногда предлагал мне прийти к нему на беседы с ней. И мы втроем обсуждали разные темы.

— Значит он счел необходимым посвящение этой женщины… Это ведь мать твоих детей?

— Да.

— Они живут в твоем жилище?

— Да. Ты это не одобряешь?

— Дело уже не в моём одобрении, Орлин, — отец первый раз назвал его по имени, — тебе достаточно рядом одной женщины? Вы останетесь вместе?

— Когда она рядом, мне никто больше не нужен. Что будет дальше — мне не ведомо. Хотя, я чувствую, что поступаю правильно.

— Ещё совсем недавно такой ответ показался бы мне странным… и не убедительным., — тихо, для себя произнёс Родан, — но пришли новые времена, и,… и я уверен, что понимаю тебя.

Трудно сейчас сказать, как долго стояли на том утесе отец и сын, как много еще поведал Великомудрый своему последователю. Они стояли, иногда медленно ходили вдоль обрыва, иногда замолкали, задумываясь, сознавая важность беседы. И любовались красками моря. Задумавшись, глядя за далекий горизонт, будто разговаривая с самим собой, Родан продолжил:

— И еще я тебе скажу. Твердо верь своему предчувствию. С нынешнего времени и навсегда… Оно, твое предчувствие, будет тебе, и следующим за тобой людям, указателем правильного пути. Твоё предназначение, и предназначение следующих за тобой, будет — сохранение жизни. Сохранение знаний, и накопление новых знаний. Ты и твои потомки будут избранными хранителями жизни на летящей в безграничном пространстве живой матери, имя которой будет — Земля. Твои потомки будут жить среди грядущих поколений, как равные среди равных, ничем не отличаясь от них, ни лицом, ни телом. И только исключительную мудрость и тайные знания будут скрыто нести они в себе, передавая их из поколения в поколение. Это, скрытое в них, будет помогать им узнавать друг друга, держаться вместе, и вести за собой непосвященных собратьев.

Последние слова Родан Великомудрый произнёс торжественно и одновременно грустно, глядя прямо в глаза сыну. В небе над ними послышался трубный глас стаи лебедей. Оба, подняли вверх руки, как будто сами хотели взлететь. Но они только поприветствовали священных птиц, затем из под козырьков ладоней проводили взглядами уходящую в сторону моря стаю.

— Вожак всегда, с рождения, знает, куда надо держать путь. И стая верит ему и следует за ним, — произнёс Орлин.

Родан Великомудрый одобрительно кивнул, как бы заканчивая одну часть разговора. Помолчали. Глядя вдаль, он продолжил:

— Я невольно повторяюсь, но скажу, что за грядущей бедой, что произойдет за тремя морями, к нам, на нашу землю придет сезон холода. Такого холода, к которому наш народ не готов. Как только солнце станет покидать нас, придут холода, каких мы никогда не знали. Мы уйдем, и будем расселять людей там, где решат старейшины, на землях, где укажут им Боги. Но эту землю нельзя оставлять совсем. Это уже решено окончательно, — Родан поднял руки так, как будто вновь приветствовал стаю лебедей, — на тебя пал почетный выбор, сын мой — ты остаешься. Тебе придется привыкать к новой жизни и учить своих людей. Сколько с тобой остаётся мужчин и женщин, ты знаешь?

— Да. Семь мужчин и двадцать одна женщина по решению Совета. Остальные приняли такое решение самостоятельно. Сколько их, я ещё не знаю. Эти, последние с детьми.

— Они знают, что их ждёт?

— Да, я с некоторыми из них говорил.

— И никто не отказался от своего решения после разговора с тобой? Или ты не старался быть убедительным?

— Я старался быть правдивым, — глянул в глаза Родану.

— Хорошо. Мы с тобой говорили о беседах с Ланом Хранителем. Я уверен, что ты понял, что это была не только передача тебе нужных знаний по устройству новой жизни. Он передавал тебе то, что мы называем — Знания, — Родан поднял раскрытую ладонь и провел по ней пальцем другой руки, как будто записывал на ней тайные знаки. Ты мог этого не заметить, но твоя сущность уже приучена получать их.

Замолчал Родан Великомудрый, устремив взгляд в сверкающее золотыми огнями море. Молчал и Орлин, понимая, что самым важным сейчас является все, что скажет его отец. Наконец Родан повернулся к Орлину и улыбнулся.

— Ну, чтож, я подведу итог нашей беседе. Наш народ всегда жил легко и жизнерадостно. В этом нам помогали наши Боги. А связывали нас с Богами те Знания, о которых мы с тобой уже долго говорим. Ты это хорошо знаешь. Великий Исход должен разнести нас по всем Подсолнечным землям. От той, на которой мы с тобой стоим, до земель, куда долетал Солнцебог Аполлон. И тебе и всем нам в этом будут помогать Знания. Им мы будем учить избранных. А «избранные», подчиняя своей воле народы тех земель, среди которых они окажутся, будут направлять их жизненные устремления во благо их и по законам Богов. А Знания станут Тайными Знаниями, потому, что будут принадлежать избранным. Тебе предначертана самая тяжелая стезя — остаться там, где очень скоро будет только безжизненная ледяная пустыня. Но ты освоишь её. Ты выполнишь своё предназначение. Приходит время мне гордиться тобой, сын.

Родан Великомудрый положил свою правую руку на правое плечо сына и замер, глядя ему в глаза.

— Я вижу…, я вижу — ты выполнишь свое предназначение. Я вижу… вижу многочисленных наших потомков… многие горести и радости ждут их…

Орлин молча смотрел в глаза отцу. Он боялся пустым словом разрушить замок речи Родана Великомудрого.

Они уже шли по тропинке в сторону Капища, когда Родан, усмехнувшись, сказал:

— Я могу тебе сказать, как через многие тысячи Солнцестояний будут называть наш народ. Хочешь это знать?

Орлин остановился от неожиданности.

— Как?

— Гипербореи.

Странное слово на незнакомом языке.

— На незнакомом? — улыбнулся мыслям Орлина отец, — на этом языке будет говорить большая часть наших потомков.