Сквозь Бесконечность. Акт Первый: Эра Отверженных

Николай Чувиков, 2023

Далёкое будущее. Управляемая твёрдой рукой Великого Межпланетного Объединения Галактика погрязла в войнах, преступности и противоречиях, в то время как в изведанный человечеством космос проникают древние силы, чьи жестокие игры ставят под угрозу существование всего живого. На фоне этого разворачиваются истории шести, казалось бы, ничем не связанных людей, которые невольно оказываются в центре событий апокалиптического масштаба.Разыскиваемый по всей Галактике мошенник, получивший в свои руки все силы космоса…Отверженный обществом капитан космолёта с тёмным прошлым…Прирождённая воровка с тяжёлой судьбой и тягой к чему-то большему…Неунывающий искатель приключений, замахнувшийся на что-то, что оказалось ему не по зубам…Бывшая королева далёкой планеты, понемногу теряющая свои ментальные силы…Вечный неудачник, попавший в самую худшую историю в своей жизни…Шесть судеб. Шесть историй. Шесть изгоев, которым суждено привнести перемены в Галактику.

IX. Пла-Кнут

В отличие от Крогга, Кэсседи наслаждался их медленным и вязким продвижением через заросший кустарниками и мхом лес. Он прямо-таки с упоением вдыхал тёплый воздух, скопившийся под кронами разросшихся деревьев, пахнущий зеленью, раскрывающимися почками и рассеянной пыльцой. Весёлое солнце стройными лучами пробивалось сквозь светло-зелёные листья-паруса и превращало собравшуюся в коре росу в настоящие бриллианты. То тут, то там пролетали крупные насекомые, некоторые напоминали Кэсседи одушевлённые миниатюрные вертолёты, а другие — пропеллерные самолёты. Он не раз читал о флоре и фауне Центральной России, но о такой живности в его истёртых книгах не было ни слова, — видно, природа не стояла на месте, и в отсутствие человека произошел настоящий эволюционный бум. Если насекомые превратились в настоящих гигантов, то встретить лося или кабана Кэсседи вообще опасался. Хотя вполне реально, что местные разлапистые комары уже давно пожрали всё, что имело в себе хоть каплю крови: нет, правда, это же просто демоны какие-то — стоит убить одного, при этом измазавшись в его склизких потрохах, как на его место весело прилетала ещё пара-тройка кровопийц. Особенно страдал от этого Горец, который и так покрыт неким подобием слизи, так ещё теперь к этому прибавлялись размазанные комары и мошки. Да, мошки… Эти тоже надоедали. Не кусались, конечно, но почему-то считали своим долгом постоянно лезть в глаза и уши. Позволить себе идти по полям или же по заброшенным автомобильным шоссе они не могли — их бы засекли быстрее, чем они прошли пару километров. Так что приходилось терпеть.

Крогг матерился и не подпускал к себе ни одного из членов их экспедиции. Урра относилась ко всему философски и лишь время от времени останавливалась то там, то здесь, чтобы получше рассмотреть какой-нибудь притаившийся в запутанных корнях цветастый гриб или проинспектировать обсыпанный ягодами куст. Свои находки они записывала в бумажный блокнот, мотивировав использование такого архаичного приспособления тем, что запись в ментальный блокнот зачастую неверно интерпретирует факты, — более того, Адамс сомневался, что у неё вообще свой сектор Простора был. Горец вёл себя под стать Кроггу, разве что старался постоянно увиваться либо за Кэсседи, расспрашивая его обо всех деталях операции, либо за Уррой, попутно делая пошловатые намёки, касающиеся её ног. Аллаотт полз по лиственному дёрну довольно уверенно и даже не жалуясь на то, что он постоянно прихватывал за собой мелкие веточки и кусочки мягкого мха. Кэсседи уже давно понял, что мировоззрение живой слизи было чем-то похоже на буддизм или индуизм. Да, в своё время он довольно много времени провёл в Женевской библиотеке, изучая древние верования и культы.

Лес начал потихонечку редеть, выпуская духоту и освобождая место вечерней прохладе. Скоро они вышли на одинокую полянку, в центре которой росла кроткая и даже чем-то ущербная ёлочка, которая по размерам контрастировала с гигантскими лесными деревьями. Хотя сама ёлка мало заинтересовала путешественников: Крогг нагнулся и с перекошенным лицом, будто говорившим «Я так и знал!», поднял с земли белоснежный человеческий череп, который уже давно лишился хоть какого-либо намёка на плоть.

— Тут ещё один, — буркнул он, и Кэсседи даже показалось, что от его баса у него за спиной завибрировала листва, — инопланетный. Кажется, рактоног.

— Если есть крабьи челюсти, то точно рактоног, — подал голос Горец и тут же прихлопнул очередного комара.

Кэсседи пожал плечами, окинул Крогга недовольным взглядом и продолжил путь вдоль опушки; остальные лишь переглянулись и двинулись за ним. Череп снова упал на землю, дабы напугать следующих встретившихся ему путешественников.

Нет, Адамс прекрасно понимал, с каким риском связано его московское мероприятие: огромный мегаполис определённо покинули не просто так — и вовсе не потому, что его разрушили, или он стал групповой усыпальницей для миллионов людей, нет. Такие мелкие моменты никогда не останавливали человеческую расу — мало ли, сколько там душ загубили, — у меня тут двухкомнатная квартира с собственным синтезатором еды, знаете ли! Люди ушли отсюда, потому что здесь таится какой-то секрет. Некая тайна, которая влекла Кэсседи с того самого момента, когда он научился читать и воспринимать факты из Простора. В некотором роде все его прошлые миссии, операции и приключения, которые дали ему баснословное богатство, были лишь своеобразной подготовкой к этому походу. Эти знания дались ему дорогой ценой… Слишком дорогой. Он вспомнил лицо своей сестры, которое смотрело на него из-за стены огня… Эти глаза навсегда запомнятся Кэсседи: они не обвиняли и не унижали, нет — они смотрели на него с жалостью и сочувствием. Сестра смотрела на него и как бы говорила: «Кэсседи, ты никогда не остановишься. Даже когда потеряешь всех самых дорогих тебе людей, ты пойдёшь дальше… И вот тогда ты умрёшь в одиночестве. А поверь мне, нет ничего хуже, чем умирать в одиночестве». Алла была старше его на пять лет и всегда изображала из себя заботливую и хлопотливую сестру, — эти ее качества усугубились после смерти родителей. Раньше Кэсседи терпеть не мог её постоянную болтовню о жизни и смерти, но теперь понимал, что больше всего на свете ценил именно её слова. Сейчас он вспоминал их, и на душе становилось легко и лучезарно, будто он вернулся в давно покинутый семейный дом, где Алла уже растопила для него озеро магмы и приготовила суп. Теперь он близко. Московская тайна манит его к себе, и скоро он соединится с ней в единое целое, но лишь затем, чтобы наконец остановиться и уйти на покой. Пора уже вскрывать свои межпланетные счета и жить на полную катушку. Ему опять послышался голос Аллы, произносящий страшный и волнующий вопрос, который она всегда задавала ему, когда он заходил слишком далеко в мечтах и рассуждениях: «Кто ведёт тебя к твоей тайне?». Тогда Кэсседи вопросительно глядел на неё, а сестра объясняла: «Неважно, как ты вооружён и что за инструменты у тебя в рюкзаке. Важно лишь то, с кем ты. Доверяешь ли ты им? Готов ли ты на них положиться? Любишь ли ты их?». Лишь позже Кэсседи узнал, что свои слова о тайне она почерпнула из бульварного романа про путешественника во времени, который по сюжету проник в Москву времён вторжения Жао и лицезрел уничтожение города и повсеместную смерть его населения. В конце голоклиниги раскрывалось, что тайна Москвы заключалась в создании армии зрячих, которые при помощи одной только мысли могут разрушать планеты и даже звёзды. Так ли это?

— Что же, это мы скоро и проверим… — прошептал Кэсседи и сразу понял, что задумался так глубоко, что перестал обращать внимание на происходящее.

Его спутники между тем распались на пары и поспевали за ним, перебрасываясь вялыми, но довольно содержательными фразами. Даже Крогг, и тот вступил в разговор с Горцем, — видимо, они сошлись во мнении о принадлежности второго черепа, и это довольно сильно их сблизило. Смех да и только…

Аллаотт производил впечатление существа неспешного и размеренного — особенно для тех, кто являлся счастливым обладателем конечностей. Почему-то в их глазах кусок инопланетного растопленного сала заведомо не мог быстро передвигаться — однако Аллаотт нарушал все стереотипы и исправно поспевал за Уррой. При этом он тараторил (мысленно тараторил, конечно) без умолку, чем немного нервировал девушку, но за время своего правления на планете она так привыкла к рою сторонних голосов и советов, что могла полностью отключаться от происходящего и заниматься своими делами. Сейчас её интересовал процесс, который местные называли фотосинтезом, — то есть поглощение растениями диоксида углерода и последующее выделение кислорода. Вполне стандартное по кеметским меркам явление захватило её с головой, а всё потому, что её невероятные способности от потребления смолы руакки давали возможность рассмотреть всё в мельчайших подробностях. Урра видела, как пористые листья с аппетитом втягивали в себя мелкие атомы одного вещества и выплёвывали на свет нечто совсем другое, при этом сопровождая данное явление настоящим химическим светопреставлением, которое для обычного человека невидимо, но для неё явилось настоящим чудом природы, коего она не видела у себя в родном мире. Она в который раз убеждалась, что даже её обширнейшие знания меркнут по сравнению с тем, что предлагает Вселенная, такая богатая и великолепная в своём разнообразии. Урра уже хотела обратить взор на усеивавшие дёрн грибы, живая деятельность которых завораживала даже больше, чем фотосинтез, как вдруг поняла, что Аллаотт перестал болтать и теперь просто называл её по имени:

«Госпожа Урра… Госпожа Урра…»

— Да, прости, Аллаотт, я довольно подвержена рассеянности внимания. Как видимо, это качество пришло ко мне во время моих прошлых занятий…

«Вы удивитесь, великолепная Урра, — уж эти ей эпитеты: ползучая слизь обожала их использовать, но ей они чужды, а временами даже противны, — но я именно об этом и спрашивал. Мистер Адамс рассказывал мне о вас, как и о других участниках экспедиции, и могу сказать честно, вы заинтриговали меня больше всех. Вы же правили всем миром…»

— Почти всем…

«Но большей частью. — Вслед за этим в её голове послышалось странное урчание. — Меня это невероятно интригует, так как в моём мире власть не представляется возможной. Когда я вернусь к себе домой, то снова стану частью единого существа Аллаоттан и не смогу сам принимать решения, а буду зависеть от мнения общего… Это сложно объяснить на общем языке, простите…»

— Я поняла. — Урра, конечно, слукавила, так как понять такое отличное от неё существо, как Аллаотт, она заведомо не могла и прекрасно это знала, но что-то внутри призывало её нагрубить этому существу: несильно, но так, чтобы оно немного обиделось. — Это не так сложно представить.

«Понятно. — Ещё одна проблема ментального общения: никогда нельзя точно уловить эмоции собеседника. — В связи с этим меня очень интересует роль лидера…»

— Как именно интересует?

«Скажите мне… Вы были хорошей правительницей?»

На её планете за такие вопросы человека могли приговорить к наказанию: ни один человек не был вправе оценивать действия другого, а уж тем более просить их давать оценку собственным деяниям… Но Аллаотт? Как можно злиться на того, кто пришёл из такого отдалённого и странного мира? Более того… Как можно судить его за вопрос, который она задавала себе чуть ли не каждый день?

— Я… Я… — Она помахала головой, словно отгоняла плохие и мрачные мысли. — Это личное. Я не могу.

Разве она могла признаться ему, а уж тем более себе, что её родная планета Урр вот уже многие годы пребывает в настоящей стагнации, приводящей к деградации и отупению населения? Многолетняя мировая война привела их к состоянию, когда общество стало чрезвычайно либеральным и политкорректным, а как следствие, убрало из обихода все оценки и суждения, ранее помогавшие им расти и развиваться. Была ли она хорошим правителем? Смотря по каким меркам судить. Её подчинённые считали её одной из лучших в своём роде, а она… Урра смотрела на историю древней Земли, которая была проникнута духом грандиозности и величия, и понимала, что такого её дому уже никогда не достигнуть. Земляне пронизывали бесконечные космические расстояния за несколько секунд и распространили своё племя и слово на многие световые года: дошло до того, что нынешние кеметцы сами не могли обнаружить большинство колоний, основанных их предками. Вот это был народ: настоящие атланты, смотрящие только вперёд и плюющие на все ограничения, которые ставила перед ними Вселенная. То были романтики, мечтатели, но одновременно деятели, за каждым словом которых стоял определённый поступок. Даже когда на пути землян встали куда более развитые примакалы, достигшие высочайшего морального и телепатического развития, они всё равно не остановили напор этих зарвавшихся приматов. В итоге примакалы стали их подопечными, которые даже после Забвения приняли кеметцев как своих повелителей. Легенды. Полубоги. А её народ… Пескарики, не могущие выбраться из своей обмелевшей лужицы…

«Простите», — услышала она голос Аллаотта.

— Ничего. Я лишь рада, что смогла достойно послужить им. — На секунду она почувствовала себя не всеведущей правительницей, а лишь маленькой девочкой, которую семья впервые вывела в леса Руакки: темнота, сырость и… страх.

«Вы расстроены, госпожа Урра. — Он никак не мог замолчать. — Я могу как-то помочь?»

— Нет… — Она почувствовала, как по её полупрозрачному лицу предательски поползла самая настоящая слеза. — Просто… Нет.

Урра ускорила шаг и поравнялась с Адамсом, который так сопел, что уж точно не был готов ни к каким разговорам. Аллаотт впал в раздумья. Он и не думал, что выполнить поставленную перед ним задачу будет так сложно.

Как это ни удивительно, но разговор между Кроггом и Горцем проходил гораздо живее, нежели между двумя интеллектуалами группы. Казалось бы, чего ожидать от двух мужланов, которые всю жизнь посвятили войнам, сражениям и убийствам? Однако нет — они трещали как сороки, которые, к слову, прямо над их головами перескакивали с ветки на ветку, с любопытством рассматривая редких гостей. Стоит лишь отметить, что при этом их разговор не отличался вежливостью и учтивостью, но тут уж ничего не поделаешь.

— Значит, ты ему служишь? — Горца этот вопрос мучил с самого момента, когда он увидел Кэсседи и Крогга вместе: две противоположности, а смотрятся, как два сапога пара.

— Нет! — отрезал Крогг, продираясь сквозь кусты, подобно разросшемуся йети.

— Задеваю гордость? — Горец усмехнулся своей классической гаденькой усмешкой, обнажая заострённые зубы: атрибут воина на его планете. Каждому мальчику, решившему отлучиться от мира и направить стопы на тропу войны, ритуально затачивали зубы, делая его настоящим хищником. Легенды древности Акруса рассказывали, что его благородные предки питались мясом врагов для восстановления сил, излечения ран и получения новых рецептов ядов. Да, так уж получилось, что акрусианцы не просто учились ремеслу производства и выделения ядов, а постигали его долгие годы, дабы уметь мастерски смешивать и совмещать жидкости в своём организме для получения определённых результатов. Горец считался не то чтобы лучшим в своём деле, но из всех встреченных им врагов он пока ещё оставался самым успешным.

— Пф! — Крогг сплюнул. — Я сомневаюсь, что такое склизкое чмо, как ты, вообще может задеть мою гордость.

— Это слова слабака, — гордо заявил Горец. — Если желаешь оскорблять, делай это на языке силы, а не своим поганым помелом.

— Хм. — На секунду Крогг услышал себя в булькающем говоре этого пришельца.

— К тому же… — Понять его речь было довольно сложно, но привыкнуть вполне можно: если, конечно, не стошнит Горец говорил так, будто пытался пить, говорить и изрыгнуть выпитое сразу. — Я задал вопрос. Ты обязан ответить. Это закон моего мира.

— Мы не в твоём мире! — Крогг с напускной яростью отломил толстенный сук, который за секунду до этого чуть не ударил его в массивный лоб.

— Но и не в твоём. — Горец шмыгнул носом, втянув сползающую по лицу жижу: может, кому-то на этой планетке это покажется гадким, но на Акрусе кеметца сочли бы чересчур сухим: как фрукт гарра во время Великой сезонной засухи.

— А тебе откуда знать, что я не с Та-Кемета? — Крогг искренне мечтал, что после завершения экспедиции оторвёт этому слизняку его мерзкую башку: будет, с одной стороны, противно, но, с другой — так удовлетворяюще…

— Да брось, — снова кривая как полумесяц ухмылка, — ты горилла по сравнению с этими чудиками. Или ты мутант какой дикий, или инопланетянин с другой планеты…

— Не с планеты, неуч. — Он не скрывал своих чувств, зачем? Пусть этот упырь чувствует его неприязнь и купается в ней, подобно тому как молодые жители его космической станции купаются в крови первых своих жертв. — Я с Головы Зевса. Ты небось и не слыхал о такой?!

— Как же, как же! — Горец впервые посмотрел на Крогга с видимым уважением. — Да о вас легенды ходят! Вы же настоящие машины для убийства, которые возвели кровопускание в настоящее искусство. Можешь мне не верить, Крогг, но вы для нас — образец для подражания. А мы убиваем ради чести и забавы на протяжении тысяч лет…

Ладно, смерти он избежит, решил для себя гигант: надо сказать, большинство рас смотрит на его народ как на ошибку эволюции, некий вырожденческий элемент прошлой земной экспансии. Варвары, которые каким-то образом умудрились выжить в суровых и нелицеприятных условиях адского притяжения Юпитера и клаустрофобских коридорах и помещениях Головы Зевса и теперь требуют признания своей человеконенавистнической и кровопролитной культуры на галактическом уровне. Да, он сам понимал, что их вера в величие смерти и убийства шла в разрез с идеалами ВМО и кеметского правительства в частности, но вот только не они виноваты, что жители Головы Зевса превратились в прирождённых убийц. Земля сама кинула их на произвол судьбы, когда погрузилась в собственные проблемы, вместо того чтобы уделять время своим колониям и космическим станциям. Они называли это эрой Забвения, но Крогг считал это слабыми отговорками и признанием в неумении справиться с ситуацией. Если бы земляне были сильны тогда так же, как до войны с Жао, то они бы смогли справиться и с Забвением. Но нет — они предпочли трусливый путь, бросив Голову Зевса на произвол судьбы. Оставили их на верную смерть. Но нет. Его собратья стали сильными. Они стали мощными. Они стали настоящими машинами убийства. Они выжили за счёт смерти. И пусть Галактика расколется надвое, она обязана признать их культуру, хотя бы как компенсацию за века отчуждения…

— Только вот ты маловат вроде… — Все дружеские чувства, которые на секунду вспыхнули в Крогге к Горцу, улетучились за мгновение. — Я много читал о вас и знаю, что вы должны быть хотя бы метра три ростом…

— Я изгой… — Признание есть часть силы. Пусть этот слизняк зарубит это себе на носу.

— А… — только и смог сказать Горец.

Да, хотя Крогг и изгнанник, но всё равно он всячески радел за родину и мечтал рано или поздно туда вернуться, чтобы доказать собратьям свои силу и мощь. Более того… Нет, об этом пока нельзя думать. Он пока еще в долгу перед Кэсседи. И не только в долгу… Его очередная слабость…

— Не думал, что мы с тобой так похожи. — Горец говорил себе под нос, отчего Крогг еле-еле разобрал его слова.

— Ты что там мямлишь?! — взревел он, чем даже на секунду привлёк внимание Адамса. Последний обернулся и вопросительно посмотрел на гиганта, но тот покачал головой, и Кэсседи быстро отвернулся, стараясь не потерять направление пути.

— На Артосе все воины — изгои. Путь воина — путь одиночества. Если ты уходишь из общины в надежде стать уважаемым убийцей, то должен порвать все связи с ней. Ты становишься смертью. Точнее… Жжак. Несущим смерть. А смерти… не место среди мирных существ.

Крогг хотел было в очередной раз унизить Горца, но тут внезапно понял, что тот прав. Причём не только в отношении него, но и в отношении всего его народа. Он и сам не раз думал об этом, но всегда отметал подобную мысль, называя её идеей слабых… Трусов… Но разве слабость — признать свое великое заблуждение? Если он изгой для своего народа, то весь его народ — изгои Галактики. ВМО — кучка вонючих идеалистов, но они пропагандируют мир, гражданские свободы и права, одним из которых является право на жизнь. Он же, как и весь его народ, — олицетворение смерти, заведомо отрицающее это право… У них нет будущего… Неужели смердячий Горец с какой-то там захудалой планетки оказался мудрее него?

— Я… — Он замялся. — Я ему должен.

— Кому?

— Ты сам спрашивал, Горец. — Слова давались Кроггу сложно, но он впервые преодолел другой тип трусости: боязнь откровенности. — Ты спрашивал, почему я иду за Кэсседи. Я ответил.

— Я такого не спрашивал. — Эта чёртова усмешка. — Я лишь спросил, служишь ли ты ему.

— Я ответил.

Казалось, дальше продолжать разговор уже нет смысла, но что-то внутри заставило Крогга задать Горцу вопрос, хотя его другая часть всячески этому противилась.

— А ты почему здесь? Ты спас ему жизнь, он сам говорил. Но зачем идти за ним теперь?

— Я-то отвечу. — Почему-то Крогг почувствовал себя маленьким и беспомощным под хитрым взглядом этого портативного агрегата по производству ядов. — Я служу своему народу. Кэсседи обещал мне честь, славу и море крови. Я не мог сказать нет. К тому же мне симпатичен этот парень. Он слаб физически, но силён ментально. И не так, как эта наша Урра или как там её… Он — лидер. Он умеет управлять и подчинять. Это сила, и гораздо большая, нежели способность приносить смерть.

— Ясно. — Крогг снова хотел закончить разговор, но, чёрт возьми, никак не мог остановиться: — Что ты имел в виду?

— Когда? — Ножи-зубы Горца полыхнули на свете пробившегося сквозь листву огненного луча заходящего солнца.

— Когда сказал «я-то отвечу»…

— А…

Пауза затянулась — Горец словно решал, стоит ли отвечать на вопрос Крогга.

— Ты не ответил на мой вопрос. — Он поймал вопросительный взгляд здоровяка. — Ты сказал, что служишь ему из-за какого-то долга. Но это ложь. Я-то вижу.

Крогг не стал отрывать голову Горцу и даже не дал ему хорошего пинка. Тот сказал правду.

Расстроенная Урра, сама не зная зачем, догнала Кэсседи и пошла рядом с ним, — тот даже не обращал на неё внимания, что её вполне устраивало. Казалось, этот странный человек занят таким же созерцанием, как и она, но девушка прекрасно понимала, что любое первое впечатление может быть обманчивым. Урра довольно давно знала Кэсседи и понимала, что если он о чём-то глубоко задумывается, то, скорее всего, он в своих мечтах. Кэсседи — один из тех, кто только и живет мечтами, каждый раз создавая новые и новые иллюзорные облачные замки. Когда же они становились осязаемыми и видимыми, он сразу терял к ним интерес и двигался дальше. Урра вытерла не желающие прекращаться слёзы и с интересом посмотрела на этого белокурого юнца — точнее, он опять же только казался юнцом. Обманчивая личность. О чём Кэсседи мечтает сейчас? О своём финальном призе?

— Мы скоро будем на месте. — Оказывается, он давно уже её заметил, а ведь ей опять казалось… Да, с ним всегда так. Кэсседи нарушал все её представления о кеметцах, которые, по её мнению, люди агрессии и действия, никогда не скрывающие своих поступков и всегда стремящиеся к чему-то реальному. Кэсседи же… При всех своих знаниях о жизни и людях, Урра никак не могла в нём разобраться: он как закрытая книга, как закодированный элемент… Может быть, Крогг знает о нём больше, но она просто физически не могла с ним разговаривать: его голос слишком груб, а речь слишком прямолинейна, чтобы его адекватно воспринимать. Это как беседовать со взрослым ребёнком.

— Ты слышишь? — Кэсседи снова не стал оборачиваться: видимо, понимал, что она плакала, а поэтому не хотел смущать её.

— Да, Кэсседи. — Призрачный голос Урры очень удачно совмещался с окружающей обстановкой таинственности и нетронутости: невероятных размеров лес, казалось, простирался на многие десятки километров вперёд, — при этом на пути не встретилось ни одной постройки или другого свидетельства пребывания людей.

В своё время Урра наивно думала, что по сути своей Та-Кемет — один большой город, лишь кое-где мелко испещрённый искусственными парками и скверами. Оказалось, совсем наоборот — невероятный природный заповедник с прыщами и нарывами в виде деятельных мегаполисов, соединённых друг с другом артериями-дорогами и невидимыми нейронными каналами — линиями древних телепортаторов, которые уже давно не эксплуатировались и пришли в негодность. До того как прибыть сюда, Урра вволю погуляла по крупнейшим кеметским городам — Женеве, Варшаве, Каиру, Санкт-Петербургу (упустив лишь Владивосток, но она планировала навестить этот морской город перед отлётом с планеты)… Огромные, немыслимые для её планеты города под завязку застроены километровыми башнями, циклопическими офисными комплексами, гигантскими памятниками героям ушедших дней и густонаселёнными жилыми районами, большинство из которых напоминало настоящие ульи или муравейники. Люди роились в них подобно мелким насекомым, постоянно перемещаясь из одной точки в другую и занимаясь такими вещами, которые её культура заведомо не могла воспринять. Она в восхищении и с настоящим трепетом гуляла по вылизанным до блеска улочкам, украшенным гирляндами, стереовизорами и трёхмерными голограммами, — с одной улицы на другую сновали деловитые разнорабочие, подбирая и изничтожая даже малейший намёк на пыль, а люди тем временем ютились на узких тротуарах. Древние знания о Земле гласили, что до Забвения все подобные функции на себя брали роботы и искусственный интеллект, но сейчас ни одного такого создания на планете не осталось. Каждый посещённый ею город был так же великолепен, как и ужасен… Однако, насколько ей известно, ни один из этих мегаполисов не сравнится с древней Москвой — воистину одним из самых крупных и великих городов во Вселенной, — по крайней мере, так говорилось в легендах Урр. Дома, достающие своими крышами до стратосферы; башни, уносящиеся ввысь так же, как и уходящие вниз, под землю; проспекты и бульвары, по которым могли бы проехать сотни транспортных средств одновременно; миллионы и миллионы людей и инопланетян, живущие в мире, гармонии и взаимопомощи. Урра, конечно же, не была наивной — тут уж профессия обязывает, — но она прекрасно понимала, что дыма без огня не бывает и подобные легенды не могли возникнуть на пустом месте. Более того — этот город заброшен, что ввергало в шок даже её. Почему? Как вообще это могло случиться? Когда Кэсседи поднял перед ними эту ржавую и забытую любым живым существам табличку с надписью «Москва», она поняла, что эта экспедиция теперь для неё важнее, нежели что-либо другое в её жизни.

— Ну что, дамы и господа, — Урра внезапно поняла, что она в очередной раз ушла в себя и даже не заметила, как Кэсседи остановился и теперь с удивлением смотрел на неё, покуда она уходила всё дальше, — здесь будет наш долгосрочный привал.

— Почему здесь? — буркнул нагнавший их Горец, за которым шёл угрюмый Крогг, так же, как и Урра, погружённый в себя.

Может быть, она всё же недооценивала этого чужака? В последнее время она всё чаще делает ошибки — неужели весь её интеллект и способность к оценке начали исчезать без новой подпитки смолой? Урра просто не могла в это поверить.

— Потому что здесь нас со всех сторон прикрывают толстые стволы елей и сосен, прямо за тем милым холмиком притаилось нечто вроде покинутого домика (я заприметил его ещё во время лучевой разведки), а в той стороне, на севере, если вы присмотритесь, то увидите Непреодолимую Преграду.

Увидеть что-либо сейчас представлялось довольно сложным занятием, так как на лес давно уже наполз сумрак, и теперь обычный человеческий глаз видел лишь метров на двадцать — тридцать вперёд. Более того, по дёрну и траве стелился густой туман, медленно проистекающий откуда-то с востока: его прикосновение холодило и даже немного пугало. Однако Урра могла видеть не только глазами… Она протянула свои органы чувств в направлении, которое указывал Кэсседи, и увидела то, о чём он говорил. Грандиозное сооружение, равного которому она не видела ни на одной планете, — настоящая комбинация металла, платины, древометалла и энергетических силовых полей.

— Стена… — сказала она скорее в пустоту, нежели кому-то из их группы.

— Какая ещё стена?! — даже когда Горец не ругался, его голос всё равно звучал грубо.

При этом Урра никак не могла связать эту его особенность с его физиологией — скорее всего, сказывались межрасовые ментальные различия. Он не то чтобы ей не нравился, — девушка вообще не позволяла себе мыслить такими примитивными категориями, — скорее, она относилась к Горцу настороженно. От него пахло кровью, а доверять таким людям можно, лишь держа за спиной кинжал.

— Не только физическая, но и неосязаемая. — Она даже не оглянулась на группу, продолжая постигать своими чувствами это невероятное сооружение.

— Урра права, — Кэсседи, казалось, не расстроился и не беспокоился, — это действительно стена. У неё нет официального названия, но те, кто её видел и выжил после этого, называют её Непреодолимой Преградой. Парадоксально, но информации о ней вы не найдёте ни в одной книге или электронно-ментальной записи Галактики: ни один историк, галактолог или ксеносоциолог не скажет вам, кто и когда её построил. Более того, если верить официальным кеметским документам, которые я обнаружил в Префектуре Женевы, такого сооружения вообще не существует. Однако завтра взойдёт солнце, и вы увидите её воочию — Преграду.

— Непреодолимую, — как бы подтвердил очевидное Крогг, уже расположившийся на небольшом холмике и прислонивший массивную мускулистую спину к усеянной древесными грибами сосне.

— Спасибо, коллега. — Кэсседи указал на него пальцем и даже подмигнул: эта его тяга к постоянному шоу и привлечению к себе внимания немного смущала Урру, но таким уж он был. А она давно уже научилась воспринимать людей исключительно так, как они сами этого хотят.

«Вы наверняка ждёте этого вопроса, мистер Кэсседи, — по спине Урры пробежал холодок, когда она в очередной раз вспомнила, что ползучая слизь всё ещё где-то рядом и теперь снова проецирует свои слова в их разум, — но как же мы преодолеем эту Непреодолимую Преграду?»

Улыбка на лице Кэсседи делала его ещё больше похожим на увлечённого подростка, но одновременно добавляла выражению его лица столько уверенности и энергии, что нельзя было не поддаться его настрою.

— Очень просто! — воскликнул он и даже развёл руками, доведя и так абсурдную сцену до полного фарса.

— Не сомневаюсь. — Горец стоял недалеко от Урры и тоже пытался высмотреть стену; она даже отсюда чувствовала его запах. — Но как?

— Не знаю. — Адамс сбросил свой объёмистый рюкзак на покрытую травой и мелкими бриллиантовыми цветочками землю, раскрыл его и принялся копаться его глубинах.

Кэсседи прекрасно понимал, что на него пристально смотрят все его спутники и даже ждут от него объяснений, но он лишь специально тянул время. Урре он напоминал испорченного и избалованного ребёнка, правда, если учесть, что он жил мечтой о Москве всё это время… Что же, его можно понять. Он хотел устроить спектакль, дабы все прониклись его торжественным и восторженным настроением.

— Объясни им уже. — Голос Крогга послышался будто бы издалека.

— Да нет, я просто хочу, чтобы они перестали стоять как крокотанские истуканы и наконец расположились где-нибудь, чтобы выслушать мой детальный и обстоятельный рассказ.

Да, ему определённо нужны зрители, — что же, здесь Урра могла подыграть, только вот правильно ли он выбрал остальную публику? Крогг будет слушать его при любом раскладе, но оставшиеся двое… Горец определённо судит о мире так, как молоток воспринимает наковальню: ему скажи «ударь», и он уничтожит, испепелит и раскромсает. Аллаотт же… Судить о существе, которое так разительно отличается от неё и от её земных предков раза в два сложнее, но Урра чувствовала, что ему точно ничего объяснять не надо: такие вещи он и сам прекрасно знает. Ему нужно что-то другое — что-то, до чего она пока просто не додумалась. Признаться честно, Урра не раз и не два пыталась прощупать Аллаотта, а в особенности тогда, когда он задавал ей неудобные и оскорбительные вопросы. Ничего, пустота. Он слишком другой, слишком чуждый. И у него было определённое преимущество: в отличие от их всех, он их понимал.

Урра вздохнула и села в позу лотоса недалеко от Кэсседи, направив свои ментальные потоки внутрь, чтобы добиться покоя и расслабления. Горец, к её сожалению, сел совсем близко к ней — опять же она бы в жизни не сказала, что вытекающие из него соки ей противны. Ей была противна и чужда сама его сущность. Слизь тоже определённо затаилась где-то поблизости, так как она до сих пор чувствовала контакт с ней. Крогг так и не сдвинулся с места — скорее всего, он слышал эту речь уже раз десять, а то и больше.

— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. — Кэсседи снова разулыбался. — Не стану слишком уж вас загружать, но определённая прелюдия всё равно потребуется, дабы вы смогли понять, как я дошёл до моего настоящего плана, и чтобы осознали, насколько он прост и гениален одновременно. — Во время своей речи он постоянно ходил взад и вперёд по небольшой полянке, пока не протоптал в траве настоящую тропинку. — Вы наверняка знаете, что Москвой я грезил всегда, даже когда меня воспитывала моя славная нянька и мне в голову закладывали первые знания о мире. Более того, и Крогг здесь не даст мне соврать, последние пять лет я только и занимаюсь тем, что скитаюсь по всей Галактике и по крупице выуживаю информацию о том, чем был этот легендарный город и чем он стал теперь. И вот что самое удивительное: вопреки всеобщим представлениям о Москве как о гигантских руинах и памятнике людской гигантомании, на самом деле город до сих пор находится в прекрасном состоянии. Немногочисленные свидетельства, обрывки дневников и искорёженные визуальные и ментальные файлы говорят о том, что за Москвой следят, хоть и не пускают никого постороннего на её территорию. То есть да — город заброшен, но он прекрасен как никогда. Теперь же мы подходим с вами к самому главному — к стене.

— Давно пора. — Комментария Горца никто не просил, но вот он — полетел как камень в тихий водоём; Урра невольно поморщилась. Ох, неужели она чувствует в себе нетерпимость…

Кэсседи же не обратил на Горца никакого внимания и просто продолжил свой рассказ:

— Наличие здесь такой стены говорит о трёх непреложных фактах, которые я сейчас разложу перед вами настоящим карточным пасьянсом. — Он помолчал, будто оценивая реакцию на маленький каламбур, но, обнаружив на лицах слушавших лишь сосредоточенные мины, усмехнулся и продолжил дальше: — Первый сообщает о вполне очевидном моменте: стена была построена не просто так — её соорудили с определённой целью, которую я вижу как желание спрятать от остального населения Та-Кемета и прилежащих планет секреты Москвы. Она возведена, чтобы не пускать нас внутрь…

«А вы не задумывались, мистер Кэсседи, — на этот раз Адамса прервал Аллаотт, который, как успела заметить Урра, расположился на сухой ветке, выступающей из высокой травы, — что стена может быть построена не для того, чтобы не пускать нас внутрь, а для того, чтобы не выпускать оттуда что-то и кого-то сюда, к нам?»

— То есть клетка для зверя? — подхватил Горец. — Да, логично.

— Джентльмены, джентльмены… — Кэсседи покачал головой и снисходительно поглядел на своих компаньонов. — Та-Кемет, может, и прошёл через период Забвения, но до сих пор сохранил своё невероятное могущество. Наше оружие до сих пор настолько совершенно и разрушительно, что способно стереть в порошок целые цивилизации, что уж там говорить о чём-то или ком-то, кто, как вы предполагаете, затаился в Москве?

— Да, но это было бы убийством. — Урра подала голос не просто так; она и сама видела разрывы в умозаключениях Адамса. — А Та-Кемет никогда не смотрел положительно на такие преступления.

— Ага, мечтай больше… — Мало того, что Горец её одёрнул, так он ещё и харкнул гадким сгустком слизи. — Та-Кемет лишь притворяется миротворцами, а на самом деле они готовы на многое…

— Ну, послушайте… — Кэсседи снова обратил на себя внимание. — Вы говорите о возможностях, а я делюсь своими догадками, которые, как я уже упоминал ранее, строятся на слухах и свидетельствах очевидцев.

— Ты находил других, кто здесь был?! — Горцу определённо не сиделось на месте; он ёрзал по траве, оставляя за собой след из жижи.

Урра продолжала убеждать себя, что это всего лишь его физиология, которая никоим образом не должна её отвращать…

— Некоторых, да… — Адамс поджал губы и покачал головой. — Но в большинстве своём это были ментальные и виртуальные источники. Могу сказать сразу, никому из путешественников так и не удалось попасть на другую сторону стены, но никто не говорил об опасности на другой стороне.

— Логично, ведь их там и не было… — И тут Горец прав, подметила про себя Урра.

«Я согласен с мистером Горцем», — прошептал Аллаотт.

— Просто Горцем! — рявкнул ядовитый инопланетянин, и Урра уголками прозрачных глаз заметила, как живая слизь дёрнулась, словно в испуге или от неожиданности.

— Хорошо-хорошо. — Конечно, Кэсседи пришлось сдаться. — Мы не знаем, что там, за стеной, но можем смело утверждать, что построена она неслучайно. Согласны?

Молчание, лишь ненароком нарушаемое стрёкотом и урчанием сверчков и других ночных насекомых, послужило ему утвердительным ответом.

— Отлично. — Он потянулся. — Прошу меня больше не перебивать, ибо у меня осталось минут двадцать, не больше…

— Осталось до чего? — Определённая вибрация в голосе Адамса заставила Урру напрячься и задать этот вопрос: он что-то знал. Что-то, о чём их не предупреждал.

— Я же просил! — укоризненный взгляд обратился на девушку, и ответ так и не прозвучал. — Итак… Где мы остановились? Точно… Второй непреложный факт: стену строили не только люди: я находил её точное и подробное описание, которое утверждает, что при строительстве использовались не только земные сплавы и материалы, но и инопланетные технологии: примакальные карбонитные скрепы, молекулярные материалы кроманьонцев и даже синтезированные железные жидкости цаннов. Стену строили не только люди — им помогали союзники, видимо тоже стремящиеся спрятать местные тайны. Более того, сразу отметая очевидное: перелететь через стену нельзя, так как по всему периметру она ощетинилась автоматическими турелями с черт знает каким оружием и странным силовым полем, которое отключает любую электронику при приближении к Преграде. Так что создатели определённо не хотели пускать посетителей внутрь.

Горец уже начал открывать рот, дабы высказать своё очередное едкое замечание, как Кэсседи его осёк:

— Или хотели спрятать там что-то… Это означает, что ответ на вопрос, как преодолеть стену, лучше искать не только в земных источниках, но и инопланетных. Осталось лишь найти чертежи стены, и всё бы сразу встало на свои места, но не тут-то было. Мы с Кроггом облетели больше ста планет с самыми крупными библиотеками, суперкомпьютерами и архивами в поисках хоть какого-то намёка на чертежи, однако нет… Зато мы нашли кое-что другое: удивительный случай привёл нас на планету Акк, что находится на самом краю изведанной Галактики. Там мы ненароком встретили одного коллекционера древностей, имя которого так и не узнали — более того, он вообще просил как можно меньше о нём упоминать. Так вот, у него в коллекции мы отыскали что-то вроде бумажной накладной на заказ трёх фотонно-андронных ускорителей пятого поколения, — вроде бы ничего особенного, просто кто-то решил построить пару-тройку распадающихся дверей — такие до сих пор на некоторых космолётах используются. Однако самое интересное оказалось чуть ниже, в разделе, куда продавец записал свои комментарии относительно особенностей конструкции запчастей, а заодно и их предназначение. Там было одно-единственное слово: Преграда.

Парадоксально, но Урра заметила, что, несмотря на всю свою напыщенность и излишнюю театральность, Кэсседи правда смог увлечь их — то, что казалось раньше невыполнимым и суицидальным, теперь практически лежало у них на коленях. Ну или утоплено в слизи Аллаотта у которого никаких коленей нет. Или есть?.. Опять она судила слишком прямолинейно, что недостойно правительницы Урр… Она снова чуть не погрузилась в себя, но тут поняла, что Адамс продолжает свой рассказ:

— Дальше всё пошло как по маслу! Мы списали имя заказчика, коим оказался житель планеты Торий, которая как раз и славится производством подобных дверных систем. Ещё немного поисков в архивах, и мы вышли на потомков семьи заказчика — благо, торианцы не заводят огромный приплод, как это делают те же самые рактоноги. Мы отыскали на Тории некоего Пла-Кнута — последнего представителя династии Кнут-расс. После определённого денежного вознаграждения и помощи ему в постройке своего Последнего дома (не буду вдаваться в подробности, но культура торийцев воистину очень интересна), он рассказал нам, что в прошлом его семья и правда заведовала целой сетью заводов по производству растворяющихся дверей и даже, как ему рассказывал его третий отец, в своё время, очень давно, выполняла заказ для Российской Империи, чем, конечно же, очень гордилась.

— И что? Ну?! — Горец прекратил острить и даже пересел поближе к Кэсседи, чтобы не упустить ни одного слова.

— И тут самое главное. — Адамс быстро закрыл глаза, щёлкнул языком, а потом произнёс: — Чёрт, уже время на исходе…

— Ну давай же, доскажи! — Горец чуть ли не крикнул.

«Да, мистер Кэсседи, — слизь оказалась совсем рядом с Уррой, что изрядно её нервировало, но она снова начала себя успокаивать и укорять в некорректных проявлениях эмоций, — несомненно, нам нужна хоть какая-то определённость для мотивации и возможности эффективного взаимодействия…»

— Да, именно то, что эта хрень сказала… — Воин с планеты Акрус разделял сантименты Урры, но если для него это было в порядке вещей, то девушка впервые раскрывала в себе такие негативные стороны: будучи правителем своей страны и одним из повелителей Урр, она редко сталкивалась с негуманоидными инопланетянами. При этом Урра никогда не могла подумать, что испытает отвращение и неприязнь к таким отличающимся от неё формам жизни. Но, с другой стороны, её прозрачность тоже может раздражать гостя из другого мира… Ведь так?

— Конечно, я доскажу, — Кэсседи, к её радости, оборвал её мысли, — но сначала…

Он полез в карман и вытащил оттуда небольшую чёрную шайбу, на которой перемигивались друг с другом две зелёные лампочки. Небольшие манипуляции длинными аристократическими пальцами, и он швырнул шайбу на ровную полянку, — при этом та зашипела и раздулась, что почему-то не удивило никого, кроме Урры. Да, она знала очень много и была кем-то вроде ходячего энциклопедического словаря, но только вот почему-то никто не потрудился рассказать ей об этой штуке… Правда, через несколько секунд, когда кругляш превратился в некое подобие большой скатерти, которая, подобно искусственному хамелеону, быстро переняла цветовую гамму травы, она поняла, что это такое — камуфляжная палатка. Шипение закончилось, и скоро перед ними предстало объёмистое полукруглое сооружение, в котором легко могли бы поместиться человек десять — и ещё бы место для жирного кота осталось.

— Как только я закончу, — Кэсседи снова закрыл глаза, — через пять минут… Вот. Как только я закончу, вы быстро собираете свои пожитки и прыгаете в палатку. Прошу заметить, это не простая палатка: она соткана из уплотнённой водородной плёнки, которая отражает свет, звук, радио — и аудиоволны. Обнаружить её и всех находящихся внутри неё возможно лишь для зрячего достаточно высокого уровня, что нынче на Та-Кемете большая редкость. Поняли, ребята?

— Но зачем? — Горец снова проявлял вполне завидные любопытство и дотошность. Однако Урра знала, чего так боится Кэсседи, — она ведь неплохо знала, кто и как сторожит Москву. — И ты вроде что-то нёс про покинутый дом? Почему не заночевать там?

— Нет времени объяснять сейчас, расскажу уже в палатке. — Кэсседи всплеснул руками и продолжил, но теперь уже не театральным и выразительным тоном, а так, будто торопился успеть на Лунный бал: — Итак, да… Третий непреложный факт… Пла-Кнут рассказал, что лет семьдесят назад компанию его семьи уличили в потакании монополиям и использовании зрячих для давления на покупателей, и, как следствие, она должна была выплатить катастрофический штраф напрямую в казну ВМО. Компания разорилась, а его семья начала влачить жалкое существование… Правительство Тория даже не дало разрешения на продолжение их рода — вот Пла-Кнут и оказался последним… Он добавил, что чертежей стены у них в семье никогда и не было, но вот точная карта расположения незримой двери у него оказалась. Чёрт возьми, мы были так близки! Но вот невезение — Пла-Кнут был настолько унижен, что ни одна корпорация не брала его к себе на службу, и в итоге он даже не мог получить кредиты на белковые инъекции (заменяет им еду и питьё). Он начал распродавать свои документы направо и налево, особо не запоминая, кому что он отдаёт и за какие точно гроши… Однако вот покупателя схемы стены он запомнил… Ведь нечасто увидишь щаканага на другой планете…

— Планета Щаклак… Великая Библиотека… — прошептала Урра.

— Всё верно, моя дорогая. — Адамс любил фамильярничать, что было прекрасно известно Урре, но именно сегодня, её, как видно, нервировало всё подряд. Она сжала зубы и настроилась на одну волну с магическим шумом леса, чтобы высвободить непонятно откуда взявшуюся негативную энергию. А между тем Кэсседи подводил свой рассказ к концу. — Только вот, оказавшись на Щаклаке, я так и не смог попасть в Библиотеку ввиду завидного упрямства местного населения, которое, как я понял, буквально помешано на написанном слове, а посему мне пришлось заручиться поддержкой одной подпольной организации и одной из их лучших её сотрудниц… По крайней мере, мне так сказал их контактёр… Она должна выкрасть карту Непреодолимой Преграды из Великой Библиотеки Щаканаги и привезти её нам, прямо сюда, на эту полянку. По крайней мере, мы так условились.

Он ещё раз оглядел всех своих спутников.

— Так что, как видите, я не знаю, как именно и где именно мы проберёмся за Преграду, но уверен, что мы всё поймём, как только получим в руки карту. Всем всё ясно?

— Ага… — буркнул на удивление задумавшийся Горец.

«Мистер Кэсседи, мне, конечно, всё понятно», — подал голос Аллаотт.

— И мне всё ясно, — не заставила себя ждать и Урра, которая прямо тут, на месте, могла найти несколько десятков брешей в задумке Кэсседи, но зачем его расстраивать? Особенно если учитывать, что в её нынешнем эмоциональном состоянии она вряд ли победит в такой дискуссии.

— Тогда всем спасибо за внимание. — Он резко поклонился; видимо, изначально этот манёвр входил в программу шоу, но теперь он выглядел несколько неуместно. — А теперь попрошу пройти всех в палатку, и побыстрее.

Все остались сидеть, кроме Крогга, который наконец очнулся от своей крепкой дрёмы и потягивался, как только что проснувшийся от зимней спячки медведь.

— Ладно-о-о… — протянул Кэсседи. — Скажу так: если вы сейчас же не залезете в палатку, то нас, скорее всего, ждёт встреча с душегубцами ВМО.

Душегубцы… Урра не раз слышала о них, но ничего фактического или энциклопедического: де-факто они просто считались полулегендарным подразделением полицейской силы ВМО. Если верить слухам, в ряды душегубцев входили люди, которых начинали тренировать в искусстве убийства с четырех лет. В четырнадцать они проходили практику на самых отдалённых кеметских колониях, где участвовали в стычках с кровожадными аборигенами, плотоядными животными, рептилиями, растениями и настоящими регулярными армиями. Умирали тысячи неподготовленных душегубцев, но оставшиеся в живых становились настоящими мастерами своего дела. Фанатики, любящие убивать, которым при этом неоднократно промывали мозги кеметской и религиозной пропагандой, — так, чтобы они не испытывали никакой жалости или бессмысленных угрызений совести, когда вонзали солнечный дротик в свои жертвы. Душегубцы — элита из элит: их глаза, уши, носовые пазухи, — в общем, все органы чувств заменялись на искусственные, что делало их настоящими машинами выслеживания и убийства. Своеобразными супергероями смерти. Под кожу им вводили чёрный пигмент, а ногти заменяли на отравленные миниатюрные клинки. Душегубцы скользили в ночи подобно призракам и приносили гибель всем, кто казался им врагами Та-Кемета. Их невозможно увидеть, невозможно услышать, невозможно проследить их мысли… По крайней мере, так гласили легенды и поверья.

Однако, видимо, все присутствующие очень даже верили в эти легенды и поверья, так как скоро вся группа из пяти человек прошла сквозь расползающуюся дверь палатки, и все сели на мягкий теплый пол в кружок, чтобы выслушать, какие ещё инструкции им даст Кэсседи. Он не заставил себя ждать:

— Так, — в органическом свете палатки его лицо казалось бледным, как у недавно скончавшегося, — переночуем в палатке, а с утра пойдём на разведку в те самые дома. Вполне возможно, там нам придётся обосноваться, пока не дождёмся нашего контактёра с картой. Ждать будем максимум пять дней, а в случае, если она так и не появится, придумаем, что делать дальше. Теоретически у меня есть план Б, но не хотелось бы претворять его в жизнь. И нет, Горец, я не расскажу, в чём он заключается.

Горец в ответ лишь хмыкнул.

— Итак, первые четыре часа дежурим мы с Кроггом. Потом эта обязанность возлагается на Урру и Горца. Аллаотт не так приспособлен к жизни и условиям Та-Кемета, так что мы будем использовать его в другом плане. Аллаотт, ты должен постоянно поддерживать связь с теми двумя, кто дежурит на улице, и теми, кто в данный момент находится в палатке. Как только мы заметим какую-нибудь серьёзную опасность, ты обязан узнать об этом первым и передать всё сюда. Ясно?

«Конечно, мистер Кэсседи», — Аллаотт распластался по непривычной ему поверхности палатки и теперь напоминал Урре лужу органических отходов. Да-а-а, её совсем не радовала перспектива провести в этой палатке хотя бы ночь с их компанией, но больше делать нечего.

— Отлично. — Кэсседи чуть не вышел на улицу, но в последний момент обернулся. — Не ссорьтесь.

С этими словами он скрылся на улице, а его последние два слова остались висеть в воздухе подобно летающим глазам со спутника Карр-Лдона.

В течение следующего часа никто так и не произнес ни единого слова: Горец сразу же завалился на боковую, откатившись в дальний угол палатки и подложив под голову свой объёмистый ранец с оружием и боеприпасами, а Аллаотт собрался в комок и засел недалеко от места, где вышли Кэсседи и Крогг, — видимо, так ему было удобнее поддерживать связь с ними. Он, скорее всего, тоже «дремал» или «медитировал», или же «что-там-его-раса-делает-чтобы-набраться-сил», так как Урра, обладающая повышенными органами восприятия, постоянно слышала от него нечто вроде ментального сигнала, который состоял всего из одного слова — «мр-риот-т». Или, по крайней мере, так ей слышалось. Если бы она только знала, что это означает, то, может быть, сумела бы составить лучший психическо-ментальный портрет Аллаотта… Того существа, которое сегодня заставило её задуматься о своих устоях и наконец признаться себе в малоприятном факте: она хоть и была одним из самых важных людей на Урр, она всё равно так ничего и не добилась за свою жизнь. Что же, сейчас настало время, когда она сможет это исправить. Урра соткала из палаточного волокна неплохого качества постельное бельё, отдалилась от неприятно пахнущего Горца на приличное расстояние и там расстелила себе нечто вроде импровизированной кровати. Убедилась, что все вокруг спят крепким сном, и сняла с себя всю одежду, искренне считая, что только необразованные простолюдины спят одетыми, и залезла под одеяло. Сегодня перед сном ей предстояло многое обдумать и понять.