Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея

Николай Лейкин (1888)

Антон Павлович Чехов, прочитав новую книгу Николая Александровича Лейкина, писал ему в личной переписке: «„Стукин“ имеет значение серьезное и стоит многого (по моему мнению) и будет служить чуть ли не единственным памятником банковских безобразий нашего времени; к тому же фигурируют в нем… птицы более высшего порядка. Если в „Сатире“ [имеется в виду роман «Сатир и нимфа», уже выходивший в нашем издательстве] хороши частности, то „Стукин“ хорош в общем». Сложно не разделить мнение отечественного классика и не увлечься как многочисленными интригами, так и многочисленными яркими бытовыми деталями, делающими повествование таким интересным и достоверным. Мелкий банковский служащий Стукин получает возможность продвинуться по карьерной лестнице благодаря тому, что директор банка Хрустальников выбирает его, чтобы выдать за него свою беременную любовницу. Однако это не единственная возможность, которой пользуется Стукин…

Глава XI

Сам приехал

Раздался звонок. Залаяли собачонки. В будуарчик Матильды Николаевны вошел Лавр Петрович Хрустальников, взял хозяйку за голову и влепил ей в щеку сочный поцелуй.

— Ба! Стукин! Какими судьбами? — воскликнул он, увидав сидевшего Стукина.

— Сами же, Лавр Петрович, вы изволили сюда меня послать.

— Ах да… забыл. А я сейчас от Бореля… Обедали там в маленькой компании. Пили много… Вино хорошее… Но скучно… Кислота…

— Хоть бы и не говорили, что пили много, так и то видно, — отвечала Матильда Николаевна.

— Ну так что ж из этого? Жизнь наша так коротка… — бормотал Хрустальников.

— Ну а мне хочется, чтоб она была подлиннее, поэтому вам надо беречься и поменьше пить. Поясница болит, из-за этого не поехали на охоту, а сами кутите.

— Ну что ж, умру — похоронят.

— Как это хорошо! Духовного завещания не составили, меня не обеспечили, а сами умирать сбираетесь. Кроме того, вы забываете, что есть еще третье существо… Это третье существо хотя еще не родившееся, но об нем нужно больше, чем о ком-нибудь, подумать.

— Обеспечим, обеспечим… Молчи только. Вели, пожалуйста, Матильдочка, подать зельтерской воды… Мне что-то не того… На желудке как-то… Да кстати уж и коньяку… Коньяк со мной чудеса делает.

— Даша! Дайте зельтерской воды и коньяку… — приказала хозяйка горничной и, обратясь к Хрустальникову, прибавила: — Мне странно, что вы взяли себе за правило приезжать ко мне пьяным и продолжать у меня пьянствовать…

— Пьяным… Пьянствовать! Какие выражения!.. Где же я пьян…

— Пожалуйста, не оправдывайтесь. Ну что мне за приятность — видеть вас всегда в таком виде! Только нервы раздражаете. Незачем было и приезжать, если так. Присылаете сказать, что приедете провести вечер… Я сбиралась в оперу… осталась для вас дома!.. И вот вы приехали проводить вечер с графином коньяку…

Матильда Николаевна надула губки и отвернулась.

— Те-те-те… Смотри, как раскудахталась… Ах ты, моя курочка!.. — проговорил Хрустальников, покачнулся слегка на ногах, подошел к Матильде Николаевне и хотел пощекотать по шейке, но она ударила его по руке.

— Не желаю я с пьяными!..

— О, как ты во гневе прекрасна! Боже, как ты прекрасна!

— А я у Матильды Николаевны обедал, — начал Стукин, чтобы переменить разговор.

— Ты? Ах ты, рожа! Да как же ты смел? — шутливо спросил Хрустальников.

— Сами Матильда Николаевна меня пригласили.

— Будто? Удивляюсь… Ну а как же нос-то? Ведь у тебя нос утюгом, глаза как у рака, вихор как у клоуна в цирке.

— Оставьте, оставьте… Игнатий Кирилыч в сто раз вас приличнее, — перебила Хрустальникова Матильда Николаевна.

— Каково! Ну, брат Стукин… Теперь я начинаю тебя ревновать…

— Хи-хи… Что это вы, Лавр Петрович, говорите… — захихикал Стукин.

— Нет, в самом деле… Ведь иногда понравится и сатана лучше ясного сокола. Положительно, синьор Стукин, я тебя ревную к Матильде…

— Успокойтесь, Лавр Петрович… Да разве я посмею?..

— Ну, выдь в другую комнату… Мне нужно с Матильдочкой поговорить… Иди к горничной Даше и посиди у ней…

— Сидите тут, Стукин… Не надо, — сказала Матильда Николаевна.

Стукин поднялся уже с места и недоумевал.

— Сидите, сидите, — продолжала хозяйка. — Останьтесь…

— Да ежели Лавр Петрович приказывают?

— Ну сиди… А только теперь уж я тебя положительно начинаю ревновать. О, женщины, женщины! Как у них вкус капризен!

— Лавр Петрович! Хотите, я побожусь? — встрепенулся Стукин.

— Игнатий Кирилыч! Да что это вы, в самом деле… — перебила его Матильда Николаевна. — Он над вами глумится, а вы за настоящую монету принимаете. Послушайте, Лавр Петрович… Вы хоть за глумление ваше должны его обеспечить… — кивнула она на Стукина. — А то человек бьется как рыба об лед…

— Я и обеспечу его, когда он женится.

— Он вот просит перед свадьбой хоть немножко поопериться. Ему хочется в командировку съездить… Пошлите его куда-нибудь…

— Поопериться… Ведь я дал ему денег на две пары платья… Дал на белье.

— Пошлите его в командировку…

— Но как же свадьба-то? Ведь ему жениться надо. Нельзя же это заочно…

— К свадьбе он вернется. Свадьба еще не раньше как через месяц. Подите сюда… Подите… Я вам кое-что сказать хочу… Пардон, мосье Стукин… — Матильда Николаевна взяла за руку Хрустальникова и вывела его в гостиную. — Послушайте, — сказала она ему тихо. — Вы его непременно должны куда-нибудь услать из Петербурга перед свадьбой. А то он мне ужасно надоел… Ходит через день… Ходит и только нервы мне раздражает. Дайте ему командировку… Мосье Стукин! Вы какого места желали? О чем вы мне давеча говорили? — крикнула она в другую комнату Стукину.

— Места служащего с отчетом… — отвечал тот.

— Ну вот… — шепнула Хрустальникову Матильда Николаевна.

— Друг мой… Да ведь это место инспекторское. Оно сопряжено с окладом в две тысячи четыреста рублей кроме суточных, разъездных по первому классу и прочих разных разностей.

— Оклад вы можете ему оставить тот же самый, а суточными и разъездными пусть он попользуется. Пожалуйста, пошлите в командировку… Он мне ужасно надоел.

— Хорошо, я скажу управляющему.

— Да поскорее.

— Завтра же скажу.

Они вернулись в будуар.

— Получите это место, — сказала Стукину Матильда Николаевна.

Стукин вскочил со стула.

— Лавр Петрович! Да за эти благодеяния я за вас на смерть готов! — воскликнул он.

— Сиди, сиди… Выпей вот лучше рюмку коньяку.

— После такого обещания можно и не рюмку выпить, а целую бутылку!..

— Ну-ну-ну… — остановила хозяйка. — Теперь один пьяный, а уж тогда будут два пьяных.

— Я, Матильда Николаевна, только рюмочку…

Хрустальников и Стукин выпили по рюмке.

— Знаете что, Лавр Петрович… — начала Матильда Николаевна. — Ехали бы вы лучше домой, а я — в оперу… А то у меня билет пропадает. Насилу добыла ложу, и вдруг оставаться… А то оставайтесь здесь и ложитесь спать. Я приеду, вы отдохнете — и вот тогда мы после оперы будем вместе чай пить.

— А Стукин?

— Мосье Стукин отправится домой и проведет вечер в радостных мечтаниях о новом месте.

— Нет, я его от себя не отпущу. Он забавен сегодня, он меня веселит. Послушай, Стукин! Что у тебя за рожа сегодня, так это просто восторг, мне клоуна не надо. Ну спой что-нибудь…

— Я, Лавр Петрович, не пою.

— Послушайте… Уж ежели хотите, то можете и Стукина при себе оставить… Вы ляжете отдохнуть у меня в будуаре, а он может у Даши в комнате на диване отдохнуть, — сказала Матильда Николаевна.

— Нет, уж если ты непременно хочешь в оперу ехать, то я поеду домой, — отвечал Хрустальников. — Поеду домой и его с собой возьму. Пусть он меня позабавит. Он забавный.

— Вы, Лавр Петрович, приезжайте потом часу в одиннадцатом ко мне. Я дома буду.

— Нет, уж я лучше завтра… Лучше завтра буду у тебя обедать.

— Ну, как хотите…

— Пей, Стукин, на дорожку посошок, и поедем…

— Лавр Петрович, вам вредно… — останавливала его хозяйка.

Они выпили. Хрустальников начал прощаться.

— Впрочем, может быть, и приеду к тебе… — начал он опять.

— Только пьяным не приезжайте…

— Я, может быть, приеду на тройке, и мы отправимся за город.

— С трезвым я куда угодно… Ну, идите… Если ехать, то мне пора одеваться.

Они отправились.

Через пять минут они садились в карету.

— К Борелю! — сказал кучеру Хрустальников. — Я тебя, утюг, представлю там кой-кому. Пусть знают, какой такой есть синьор Сукин — нос утюгом, — сказал он Стукину.

Хрустальников отяжелел от вина и начал дремать. Вышла пауза. Ухаб вывел его из дремоты.

— Куда мы едем? — спросил он. — Ах да… к Борелю… Но что мы там будем делать? Нет, Стукин, я лучше представлю тебя одной танцорочке… Прелестное существо! Матильда Николаевна — дама крупная, а это такая субтильная, маленькая, тоненькая… А глазенки… Ах, глазенки! — Хрустальников дернул за звонок к кучеру и открыл переднее окно кареты. — На Московскую! К Битюговой… Оберни и поезжай… — отдал он приказ кучеру. — Знаешь?

— Знаю-с…

Кучер обернул лошадей, и карета помчалась.

— А ты, Стукин, смотри, ни гугу Матильде Николаевне, что мы были у Битюговой. Ни слова, ни полслова… — предупредил его Хрустальников.

— Лавр Петрович! За кого вы меня считаете? — был ответ.

— Ну, то-то… А если ты хоть одним словом обмолвишься — прощайся со всеми моими благодеяниями.

— Лавр Петрович! Да разве я смею? Даже запечатаны будут уста мои.

Карета остановилась у подъезда.