Сатир и нимфа, или Похождения Трифона Ивановича и Акулины Степановны

Николай Лейкин, 1888

Бытописец России конца XIX – начала XX века, сатирик Николай Александрович Лейкин как всегда точно ухватывает подсмотренные им в жизни образы соотечественников самых разных сословий и характеров. В этом, в чем-то смешном, а в чем-то грустном романе остроумно обыграны самые разные типы персонажей. Одинокий пожилой купец Трифон Иванович Заколов проникается теплыми чувствами к своей кухарке Акулине. Скромная и тихая женщина по-настоящему преображается под влиянием своего нового статуса в доме, и динамика между «сатиром» и «нимфой» кардинально меняется. Подруга-горничная дает Акулине полезные, с ее точки зрения, советы, а родственник из деревни просится на хлебное место, и далеко не сразу ясно, к чему приведет цепь событий, начавшаяся с простой симпатии.

* * *

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав.

Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя.

Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

© «Центрполиграф», 2023

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2023

* * *

I. Сатир и нимфа

В субботу вечером, после запора лавки, вдовый старик, купец Трифон Иванович Заколов отпустил всех своих приказчиков в баню да кстати велел взять с собой и двух лавочных мальчиков. Дома остались только сам Трифон Иванович и кухарка Акулина, молодая, красивая, здоровая баба — то, что называется кровь с молоком. Он тотчас же велел ей поставить самовар и прибавил: «Только как можно скореича». Когда Акулина ставила самовар, Трифон Иванович вошел в кухню, остановился, подбоченился и, облизываясь, стал смотреть на широкую спину Акулины, на голые, полные локти ее, шевелившиеся около самовара. Наконец он не утерпел, ткнул Акулину пальцем в бок и, улыбаясь, проговорил:

— Вишь, жиру-то сколько на хозяйских хлебах нагуляла.

Акулина вздрогнула, обернулась, потупилась и сказала:

— Ах, что вы это, хозяин… Да нешто так можно!

Трифон Иванович успел уже сделать серьезное лицо и еще раз повторил:

— Ставь, ставь самовар-то скореича, а готов будет, так и подавай сейчас в горницу.

Запахнув халат, он зашлепал туфлями и направился в комнату, где вынул из шкафа чай, сахар, баранки, варенье и, поставив все это на стол, сам сел к столу в ожидании самовара. Через десять минут Акулина внесла в комнату самовар. Трифон Иванович смотрел на нее пристально и, не изменяя серьезного лица, тяжело вздохнул.

— Нет у меня сегодня такого воображения, чтобы самому чай заваривать, заваривай ты, — обратился он к Акулине.

— Ну? С чего это вы вдруг?.. — улыбнулась та. — Да, может быть, я не потрафлю?

— Заваривай, заваривай, коли хозяин приказывает.

Акулина повиновалась. Хозяин не спускал с нее глаз.

Серьезное лицо его стало покрываться улыбкой.

— У тебя двери-то из кухни на лестницу заперты ли? — спросил он.

— Нет. Да что их запирать-то? Ведь я никуда из кухни не уйду.

— Поди и запри. Нынче воров много шляется. А потом вернешься сюда и лимону мне нарежешь.

Акулина отправилась запирать двери и через минуту снова явилась и начала резать лимон, косясь на хозяина.

— Тебе сколько лет-то? — задал он вопрос.

— Двадцать три, — отвечала она.

— А дети есть ли?

— Ни одного.

— Что ж ты это?

— Бог не дал.

— Муж-то у тебя где?

— В нашем месте, на железной дороге служит.

— Нравный или смирный?

— Известно уж, муж…

— Дерется?

— Да как же без этого? Когда ежели хмельной приходил, то само собой.

— Покажи-ка зубы-то… Целы ли? Не выбил ли? Показывай, показывай… Нечего тут стыдиться! Ну чего ты рукой закрылась?

— Да чтой-то вы, право.

— Показывай же, коли хозяин тебе приказывает!

Акулина шевельнула губами и выказала целый ряд белых, как из слоновой кости, зубов.

— Я оттуда не вижу… Ты ближе ко мне подойди, — сказал хозяин.

— Да чтой-то вы в самом деле?.. — бормотала Акулина, закрывая лицо рукой.

— Ровно ничего. Хочу зубы посмотреть. Подойди сюда, говорят тебе!

Акулина подошла, показала зубы и взвизгнула. Хозяин ущипнул ее за щеку и, улыбаясь, пробормотал:

— Вишь, гладкая! Куда же ты? Погоди! Стой тут… Еще не все, — прибавил он.

— Да что ж, коли вы шутки шутите!

— Стой тут! Хозяин приказывает — и стой. Сейчас я тебе кое-что дам.

Он отворил комод, вынул оттуда какой-то клетчатой шерстяной материи.

— На тебе на платье… Бери… Только приказчикам не показывай.

Акулина совсем сомлела.

— Господи Иисусе! Да за что же это? — спросила она.

— Бери, коли дают. Бери без рассуждениев.

— Это то есть к празднику от вас?

— Бери, и делу конец! — махнул рукой хозяин. — К празднику еще получишь.

— Позвольте ручку… Благодарим покорно.

— Зачем же ручку? Лучше я тебя так поцелую.

Хозяин обхватил ее за шею и поцеловал в губы.

— Ой, что-то вы! — вырвалась она от него. — Ну как же это можно!

— Отчего же нельзя?

— Да нешто можно, чтобы хозяева…

— Да ведь тебя от этого не убыло. Только смотри приказчикам ни гугу… Садись, — указал он на стул около стола.

Акулина широко раскрыла рот и глаза и недоумевала.

— Садись, тебе говорят!

— Господи Иисусе! Да я и не умею за хозяйским столом сидеть… Чтой-то, право!

— Учись… Может быть, и самое тебя в хозяйки выведу. На вот стакан чаю и пей. Пей внакладку, пей с вареньем…

— Ну вас, право… Какие вы… Чтой-то в самом деле… — бормотала Акулина и села.

Хозяин любовался ею.

— Клади сахару-то больше… Клади… Клади, сколько душа хочет… Да и варенья-то тоже… — говорил он, вздохнул и прибавил: — И в каких только таких местах эдакие прекрасные бабы родятся!

— Хи-хи-хи… А вы нешто не знаете? Ведь паспорт-то у вас. В Тверской губернии, в Калязинском уезде… — хихикала Акулина.

— Садись ко мне ближе…

— Зачем же я ближе-то?

— Садись, тебе говорят.

— Только уж вы не щиплитесь.

— От приказчиков щипки принимаешь, а от хозяина и принять не хочешь? Ладно…

— Когда же я от приказчиков?.. Да что вы, право!..

— Ну уж знаю я!

— Вот уж напрасно так напрасно… Готова даже икону снять…

— Ну, то-то… А только коли ежели что я вперед замечу, то смотри… Постой… Есть у меня тут завалящийся платок. Из лавки я его принес. — Хозяин еще раз полез в комод, вынул оттуда большой фуляровый платок с пестрыми цветами и, подавая его Акулине, сказал: — На! Возьми… Пригодится…

— Ну уж… Да чтой-то с вами!

— Бери, бери без рассуждениев… И не то еще подарю, коль ласкова к хозяину будешь. Ты поди песни петь горазда?

— В деревне была горазда, а здесь где же…

— Гм… Ешь варенье-то… Для тебя ведь поставил.

— Уж будто?.. Для кухарки-то?

— Имею воображение и не кухаркой тебя сделать. Орехи грызть любишь?

— Хи-хи-хи! — хихикнула Акулина. — Да как же не любить-то?

— И пряники жевать охоча?

— Отчего же, коли ежели для скуки…

— Так вот тебе рубль на пряники… Возьми и купи.

— Ну уж… что уж… Полноте…

— Бери, коли дают, — улыбался во всю ширину лица хозяин и спросил: — Ты это зачем же глаза-то сажей вымазала?

— Да неужто?.. Должно быть, это я когда самовар ставила.

Она поплевала на пальцы и стала трогать себя около глаз.

— Да не тут, не тут. Я про самые зенки-то спрашиваю. Или у тебя природные такие таракашки в лоб вставлены?

— Да полноте вам… А я думала, и взаправду…

— И брови природные? Или сажей смазаны? — не унимался хозяин.

— Вы все шутки шутите. Такие сурьезные и старые и с шутками.

— Буду почаще около тебя сидеть, так помолодею.

— Какие вы, право…

— Тебя как по отчеству-то звать?

— Степановна.

— Сядь ближе и слушай меня, Акулина Степановна.

— Да ведь уж и так рядышком.

— Молчи и слушай. Пей чай-то и слушай.

— Благодарим покорно. И так уж я вволю…

— Занапрасно ты со своей писаной красотой в кухарках пропадаешь, Акулина Степановна, и я хочу тебя возвысить.

— Ну?! Выдумаете еще что-нибудь.

— Из черного тела в белое пересадить.

— Ах, что это вы брешете! — бормотала Акулина.

— Истину я говорю. Ведь вот я иной раз при моем вдовстве сиром и посидел бы с тобой и попил бы чайку, а при приказчиках зазорно. А найму-ка лучше я тебе квартирку из двух горенок, а ты там и живи.

— Выдумайте тоже…

— А отчего же и не выдумать? Живи себе да живи, а я к тебе приходить буду да чаи распивать. Там ты мне и песни петь будешь, а я буду слушать.

— Не дело вы говорите, хозяин.

— Отчего не дело?

— Да как же я без жалованья-то буду? Ведь тоже харчи…

— Зачем без жалованья? Я тебе и жалованье платить буду. На харчи буду давать особо. Согласна?

В кухне застучали в дверь. Акулина вскочила.

— Приказчики идут из бани, — сказала она и бросилась отворять дверь.

— Ты приказчикам-то смотри — ни гугу! — кричал ей вслед хозяин.

— Ну, вот еще…

— А насчет квартирки-то подумай и дай завтра ответ.

Акулина была уже в кухне и отворяла дверь. Застучали ногами приказчики, вернувшиеся из бани.