Жулики. Книга 6

Николай Захаров, 2019

В книге описаны события произошедшие, по мнению автора, в девяностых годах 20-го века. «Лихие девяностые» со стрельбой и погонями переплетаются с прошедшими временами, не менее «Лихими». Все совпадения имен персонажей с реально живущими людьми совершенно случайны. Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Следующие два месяца пролетели быстро, заполненные в основном хлопотами в училище. Мишка мотался в Питер 1996-го несколько раз, а Серега неожиданно для всех и прежде всего для себя самого, втянулся в педагогическую деятельность. Слегка освободив от этой ноши Академика, который имея теперь возможность, подолгу пропадал в афганской пирамиде.

Возвращался он оттуда всегда с восторженной улыбкой и, делясь впечатлениями, частенько переходил незаметно для себя на язык допотопья.

— Леонидович, а по-русски? — Мишка понимающе улыбался.

— Прошу прощения, увлекся. Первоязык. Грамматика, кстати, очень похожа на русскую и даже слова некоторые совпадают. Корни. РА, ГА, ДА. Словообразующие слоги. Я нашел сборник поговорок и побасенок. Половину мы знаем.

— Так вы что, Федор Леонидович, уже по ихнему читать выучились? — Петр Павлович изумленно привстал со стула, — разговор происходил как обычно в столовой пошивочной мастерской.

— Я же говорю, что грамматика очень похожа. Написание, конечно, иное, но не сложнее китайских или японских иероглифов. Я уже и над словарем работаю. Третью тысячу слов систематизировал.

— А не проще поставить задачу любому"Трояну"? — пожал плечами Мишка. — У меня полосатые составили такой календарик, от потопа до наших дней, пальчики оближешь. Сейчас переводят его на древне-шумерский и зашифровывают по первой главе"Слова о полку Игореве".

— А это еще зачем? — удивился Академик.

— Чтобы времени на"дедовщину"не оставалось, — пояснил Мишка. — Работают, заразы по 24-часа в сутки. Я им, правда, всю информацию приказал по десять раз перепроверять, чтобы значит, из разных источников совпадало. Независимых.

— И что же?

— Пришлось до пяти источников убавить. Ни одна информация достоверной не признана при таком требовании.

— Как так ни одна? Но ведь есть информация, которая не требует вовсе никакой проверки, тем более десятикратной из различных источников. Например, день независимости России. Дата и дата. Что ее проверять? — не понял Федор Леонидович.

— Ну да, если взять постановление правительства России или Указ президента и поверить ему. Значит, нужен перечень организаций, которые можно не проверять. А если тупо требовать десять источников, то эта информация о дне независимости попадает в раздел недостоверных. Они же не понимают этих тонкостей. А если разрешить такие списки авторитетных источников составить, то столько будет всякой информации недостоверной, которую эти организации нагородили и утвердили… В общем, работают, как бешеные и результаты просто… Почему бы и вам их не привлечь? Давайте, дадим команду. А вы потом проверите и отредактируете. Пока для узкого круга пользователей, но может быть, когда-нибудь Человечество созреет к перевариванию своей допотопной истории в ее развернутом виде?

— Интересно самому поработать, Петрович. Если мы все"Троянам"отдадим, то, что нам останется?

— Контроль.

— А творческий процесс?

— А творческий процесс оставьте для новых произведений."Трояны"за людей не напишут стихи, книги и музыку. Я попробовал дать простенькое задание — перевести стишки Гете на русский и чтобы рифма была, как положено.

— И что получилось? — заинтересовался результатом Академик.

— Кошмар получился. Не могут. Не понимают поэзии. «Не логично, лишено смысла». Ирония, восхищение, сопереживание, боль — все человеческие чувства им не понятны. И с математической точки зрения не имеют измерения. Последствия они способны зафиксировать. Частота пульса и его увеличение выше нормы, вот что такое волнение. Участился пульс, дыхание, температура тела повысилась, вес прибавился или убавился. Это человек признается в любви или бежит стометровку на стадионе. Какая разница? Им никакой. Машины. Однако использовать их для ускорения процесса вполне возможно. Они завалят информацией, а ваша задача ее упорядочить по-человечески. Им этот порядок не понятен. А у вас нет такой скорости обработки и поиска информации.

— Я подумаю над твоим предложением, Петрович. Ты сам-то не собираешься получить высшее образование? Могу протекцию составить, — подмигнул Академик.

— Я, Леонидович, открыл для себя другой способ получения высшего образования, неофициальный.

— Это какой же?

— Самообразование, — улыбнулся Мишка. — Мне ведь диплом без надобности и от амбиций честолюбивых Создатель меня избавил, так что все, что нужно мне это желание, а источников, откуда можно черпать информацию предостаточно. Главное — научиться с ними работать. Вот этим и занят сейчас. А сидеть в аудиториях и лекции слушать академические — увольте. Ваши я слушаю с удовольствием, но по всем остальным вопросам авторитетов, увы, не вижу. Более того я тут недавно влез в информационную структуру допотопья, которая занималась систематическим образованием в те времена и методами усваивания информации и нашел там несколько методик, позволяющих раскрывать потенциальные возможности мозга до-50-ти процентов. Представляете перспективы? Сейчас современный человек обходится вполне-10-тью. Методики простые. Комплекс дыхательной гимнастики и аутотренинга. Результаты ошеломляющие. Можно запоминать прочитанный текст без зубрежки. Даже ваш словарь с тремя тысячами слов, мне теперь достаточно всего лишь прочесть, — уверенным тоном заявил Мишка.

— Не может быть! — Федор Леонидович приподнял удивленно брови. — И вы готовы это нам продемонстрировать?

— С удовольствием. По крайней мере, никто не заподозрит меня в заранее выученном уроке. Где ваш труд?

— В мазаришарифке! — улыбнулся Академик. — Завтра принесу.

— Зачем же завтра? — Мишка вынул из кармана браслет. — Вот в чем прелесть МЭ — позволяет не откладывать на завтра то, что можно… отложить на послезавтра. Мечта лодыря, — Мишка надел браслет и перед ним на столе появилась толстая записная тетрадь в жестком переплете. — Леонидович, вы все по старинке перышком скрипите?

— А как же иначе? — не понял Академик.

— А иначе — это когда на экране ЭВМ, а потом в распечатку готовый, выправленный текст. Бумаги сэкономит в будущем на этом Человечество миллионы кубометров.

— Всему свое время, — согласился академик. — Ну-с. Вот эту страничку прошу. — Он открыл наугад тетрадь и ткнул пальцем в строчки. — Не обессудь, пишу мелко и не всегда разборчиво, но без грамматических ошибок, смею уверить. Академик словесности все же, звание обязывает.

— Ну-у-у, Федор Леонидович, а как же поговорка про сапожника, который без сапог?

— Правильная поговорка, но бывают исключения. Некоторые сапожники вполне прилично обувались. И потом, что такое"сапоги"в словесности? Наверное, труды эпистолярные. У меня их, увы, нет. Значительных нет. Не значительных, множество накропал многогрешный Аз. Так что и ко мне так же применима сия народная мудрость. Прошу. Начинайте.

— Все. Уже прочел, — улыбнулся Мишка.

— Когда успел? — не поверил Академик.

— Пока вы сапожную теорию обосновывали. Вполне читабельный почерк и ошибок действительно нет грамматических. Синтаксических тоже нет. Тавтология, правда, присутствует, но оправдана необходимостью. Помарки присутствуют и"н"с"и"похожи по написанию.

— Ну, батенька… — развел руками в притворном возмущении Академик. — Вам в цензоры только теперь прямая дорожка.

— Вот уж увольте. Я как-нибудь"пешком постою", — Мишка принялся скороговоркой повторять текст, прочитанный в тетради минутой ранее и закончив, спросил: — Ну как?

— Одна ошибка всего. Переставил местами слова в предложении, — опять развел руками Академик. — Ну, брат, сумел огорошить. И что — эта методика всякому доступна или есть ограничения?

— Нет ограничений. Доступна всем. Кроме ленивых, — Мишка достал из кармана камзола листочек с текстом. — Вот кратенькая инструкция. Кому интересно, можете ознакомиться, — и к листкам потянулись руки всех присутствующих. Даже Тихоновна, в этот раз от огородных забот оторвавшаяся и та не удержалась. Листки, прихваченные со всех сторон, повисли над столом, и присутствующие сконфуженно все одновременно отдернули руки.

— Похвальное стремление к новому и непознанному, — засмеялся Мишка, щелкая пальцами. — Вот еще одно преимущество МЭ. Ксерокса не нужно. Восемь экземпляров. Катюш, тебе тоже интересно?

— Интересно, — кивнула Катюша.

— Ну, вот теперь вас всех за уши минут десять не оттянешь. По себе знаю. Пока прочитаете, пока проверите, пока радоваться три часа будете. Минут десять — в общем.

— Что-то у тебя, Миха, с арифметикой, мне кажется, проблемы. Пока, плюс пока, плюс три часа и в результате десять минут. Может тебе учебник арифметики ускоренно за первый класс нужно прочитать? — Серега оторвал взгляд от своего экземпляра инструкции и взглянул на друга с усмешкой.

— Некогда, Серега, семью вот кормить надо. Жена-то вон грозится уже не двойней, а тройней осчастливить, — рассмеялся Мишка.

— Ты что, Мишань, не припомню что-то я таких угроз, — всполошилась Катюша.

— Как же! Вчера после обеда, когда из-за стола вставала, так прямо и сказала:–"Ох, тяжело, будто не двое вас там у меня, ребятишки, а трое". — Говорила?

— Ну, сказала, но не грозила, — сморщила носик Катюша. — Размечтался, — улыбнулась она. — Не мешай мозги просвещать.

— Молчу. А вот где мы рожать будем? В каком веке я имею в виду. В этом или в 20-м?

— И думать тут нечего, в Питере конечно, — вмешалась в разговор Нина Андреевна. — Здесь бабки повитухи с корявыми руками. Что-то нет у меня к ним доверия. В 20-м, только там и слышать ничего другого не хочу. Разговоров даже быть не может на эту тему. Ты, зайка, и у врача за все время ни разу не была. У нас все, кто в положении, наблюдаются в обязательном порядке. Вдруг что не так?

— Что не так? — испугалась Катюша. — Я себя хорошо чувствую. Кушаю хорошо.

— Вот. Лишний вес, говорят, это плохо, — посетовала Нина Андреевна.

— Как же, если хочется? Я ведь и за них ем, — растерялась Катюша.

— Врачи говорят.

— Ма, прекрати пугать мою жену. Она потом ночью ворочаться будет, — посчитал нужным вмешаться Мишка.

— И что? — Катюша прихватила Мишку за ухо. — Боишься, что раздавлю ненароком?

— Не боюсь, но опасаюсь, — Мишка обнял жену.

— Гляжу я вот на вас, Миха, прямо самому жениться захотелось, — Серега улыбнулся и вздохнул притворно.

— Это тебе еще зачем? — удивился Мишка. — И потом старый ты уже, кому такой нужен? Девушки любят молодых и красивых. И умных, — хмыкнул он. — Я же тебе у Зюзи предлагал жену подыскать, а ты закочевряжился, нехорошим словом итальянским обозвал. Паяцем. Вот и ходи в старых девках.

— Вот ты значит как? — надулся Серега. — Я значит к нему всей душой, а он значит свою избушку к лесу передом, а ко мне задом. Нет, чтобы помочь другу, поддержать морально, супругу подыскать достойную. Вот на какую первую покажешь на той и женюсь.

— Ты еще как в сказке поклянись, что кто первая в дверь трапезной войдет на той и женишься всенепременно, даже если это молочница Фекла заявится. Она как раз завтра должна с утра быть. Сколько ей лет, Катюш? Шестой десяток? Женщина в самом расцвете сил. Вяжет опять же хорошо. Вон какие носочки сплела, рукодельница. Ухожен будешь. Молоко опять же свое, не покупное. Буренка у Феклы удойная шибко. По три ведра в день дает. И молчунья по жизни. Достойная женщина, — принялся Мишка расхваливать потенциальную претендентку на руку и сердце Сереги.

— Так она же немая с рождения? — подпрыгнул на стуле Серега.

— А тебе что с ней песни распевать? Хватит вам в семье и одного барда. Ты будешь петь, она носки вязать. Оба при деле, в долгие-то зимние вечера. У нее и домишко справный. А труженица какая. За десять верст крынки прет неподъемные. Будешь на Верке молоко развозить, Фекла хоть рукам передышку получит. Они вон у нее уже ниже колен оттянулись. Жалко до слез бабу. Будет тебя на завалинке дожидаться. Дородности прибавится от жизни спокойной, — продолжил Мишка.

— Да куда еще дороднее-то? — взвыл Серега. — Она и так пудов семь весит.

— Хорошего человека должно быть много. Слыхал? — продолжал подтрунивать над ним Мишка. Даже Катюше стало жаль всерьез всполошившегося Серегу и она принялась заступаться за него.

— Ну, что ж ты, Мишань, такое говоришь? Фекла Сергуше не пара. Да и есть у нее на примете другой старичок, дьячок бывший. Хороший дядечка. Симпатичный такой. И Фекла души в нем не чает.

— Она сама тебе это рассказывала? — заинтересовался Мишка.

— Ну, нет, конечно же, не сама. Она в прошлый раз с соседской девчушкой приходила.

— Опоздал, значит, Серега. И Фекла уже просватана. Разве что только если отобьешь у дьячка. Не станешь? Тогда извини, больше в Москве и ее окрестностях нет подходящей невесты. Сам ищи. А у меня дел вон невпроворот. Рожаем мы скоро.

— Что ты все"мы, да мы". Катюш, как ты с занудой этой жить собралась всю оставшуюся жизнь? — фыркнул Серега.

— Что делать? — вздохнула Катюша. — Зато он меня любит. И никакая он не зануда. Это он снаружи таким кажется, а внутри пуши-и-и-и-и-и-стый. А чей-то ты вчера, Сергуня, вокруг Аннушки вился все утро? Бедная девушка все пальцы себе исколола иглой. Разволновалась бедняжка. Смотри, я своих подружек в обиду не дам.

— И ничего я не вертелся. Парой слов перекинулся. Спасибо сказал за уху. Знатная у нее уха получается, — взглянул на нее, удивленно подняв брови, Серега.

— Какую уху? Это которая на позапрошлой неделе была? Что это спохватился с благодарностями? Так хороша была, что никак забыть не мог?

— Ну да. Спросил, когда она по кухне главной будет и попросил повторить шедевр.

— Уговорил?

— Обещала.

— Ну вот, а ты Мишаня, ему Феклу сватаешь, — Катюша погладила Серегу ласково по голове. — Да он у нас парень еще о-го-го. Такую девицу зацепил. Красавица. Братьев у нее опять же трое. Здоровые парни. Помогут если что. Поддержат. Отца-то у них с матерью нет, братья ее и вырастили. Души в сестренке не чают. Каждый вечер ее встречают все трое и с работы домой сопровождают. Пылинки сдувают. Если кто сохальничает или обидит, не дай Бог, ох не завидная ждет такого молодца доля. Оторвут головушку то, как есть оторвут.

— Совсем ты, Катюша, запугала меня братьями-то Аннушкиными, что-то даже и ухи теперь не очень хочется, — пригорюнился Серега.

— Ну, Сергуш, да шучу я, шучу. И не такие уж они у нее и страшные. Строгие и справедливые. Не пьющие опять же. Трезвый образ жизни ведут. Да ты старшего-то знаешь. Матвей — кузнецом вот у дядюшки, — Силиверстович кивнул:

— Хороший парень, бесхитростный. Если что не по нему, то не станет попусту языком болтать. Даст сразу в челюсть и все. Крепкий парень, двухпудовой гирей крестится. И братцы меньшие такие же, видел я их. Егорка, да Прохор. Отца их Евпатием звали. Так что Евпатьевичи они. И фамилия подходящая — Силины. Приходили в кузню. Веселые и работящие. Богатыри. С такими породниться и"Завеса"не нужна станет. Как у Христа за пазухой заживешь, — засмеялся Силиверстович.

— Ну, вот и этот туда же! — махнул рукой Серега. — Сейчас вот методику Мишкину изучу и что-нибудь придумаю. Что-то у меня от этих разговоров уже не 10-ть процентов, а процента два всего осталось, остальные клинит, — Серега демонстративно уткнулся в листки и принялся вчитываться в печатный текст.

— Когда к Павлу Петровичу в Питер собираетесь? — поинтересовался Федор Леонидович. — Я, как и обещал, конспектик вам набросал. Списочек главных масонов. Места выпаса. Все что возможно раскопать, вписал. Правда, десятикратной проверки информация не выдержит, тут уж придется вам на месте ориентироваться. И некоторые события точно не датированы. Кроме конечно дня помазания на престол и дня кончины Павла-I-го. Это единственные даты сомнению не подлежащие.

— Я предлагал Сергею завтра, но он не может бросить училище, — пожал плечами Мишка.

— Что-то у вас парни с хронологией не все в порядке. Отправьтесь в прошлый год. Время выберите, когда нет форс-мажора этого и вернетесь завтра же. Вечером ушли, вечером пришли, — посоветовал Петр Павлович.

— Никак не могу к этому привыкнуть, что нет тебя пять минут, а ты где-то можешь хоть день, хоть год, хоть всю жизнь прожить, — вздохнула Катюша.

— Нет, Катюш, я всегда буду тебя предупреждать на сколько ухожу. Если на день, значит на день. А на год или больше зачем?

— А вдруг, сломается эта машина ваша? — Катюша испуганно замерла в ожидании ответа.

— Ну, вот еще. Почему она сломаться должна? И потом не одна она. Их у нас четыре. Сломается если одна, значит, пойдем к другой. Вот тогда больше времени придется потратить там. А здесь все равно пять минут. А там самая дальняя — в Сибири. На лошадях за месяц всяко доскачем. И потом у нас опыт уже с Серегой. Мы ни куда не суемся. Ведем себя ниже травы, тише воды. Зря ты беспокоишься, — принялся успокаивать Мишка супругу.

— Зря? А вот попал же Сергуня, в этом Париже к разбойникам в полон.

— Ну, так и был в нем всего час. Я появился и освободил. Это потому что он один отправился. Самонадеянность проявил. Теперь поодиночке вообще не будем перемещаться. Только в паре. Не волнуйся. Все будет хорошо. Леонидович, давай конспектик. Пора готовиться. Завтра и смотаемся. Чего тянуть резину. Познакомимся для начала. Где он там обосновался? В Гатчине?

1795-ый год почти во все свои летние месяца оказался занят форс-мажором и, пришлось отправляться в Гатчину в год 1794-ый.

— Разницы никакой не вижу. Годом раньше, годом позже. Мелькнем, запомнимся чем-нибудь. Там при"малом дворе", сейчас все проще. И попасть, и даже познакомиться."Русского Гамлета"на всякий случай посещали все, кто смотрел немножко вперед. Екатерина то уже была не первой молодости. А Павлу исполнилось сорок. В расцвете сил. Второй раз уже женат. На принцессе Софие-Доротее Вюртембергской. Немка. Окрещена как Мария Федоровна. Мать двух будущих императоров. Александра — I-и Николая-I-го. Может быть, в эти годы он /Павел/ был по-настоящему счастлив. Подарила ему маман мызу эту Гатчинскую. Выкупила у родственников Орлова Гришки, которому ее сама же и подарила в свое время, выкупив опять же у кого-то. Это у нее мания была такая, покупать собственные подарки. Чтобы снова подарить. Там уже и дворец был выстроен Григорием Орловым, так что уехал цесаревич великовозрастный не в чисто поле, а во вполне обжитое пространство,

— Мишка листал справочник для туристов по пригородам Санкт-Петербурга. — Конечно, тогдашний городишко и нынешний совсем не похожи. Советская власть прошлась по дворцам и паркам железной метлой. Разруха. Вон фотографии мостиков на озерах. Сплошные развалины. У нас есть возможность посмотреть, как это выглядело, когда их только построили и всячески берегли. На плане города названия все новые вон проспект красноармейский. Понятно, что не Павел его так назвал. А вот улица Кирасиров — это почему-то из того времени. Странное упущение. Или это возвращенное название? Почему тогда проспекту название не вернули прежнее? Полумеры эти нынешних властей, раздражают своей тупой половинчатостью. Они даже душат как-то лениво.

— Хрен с ними, — отмахнулся Серега от современных проблем. — В какой день, в какой месяц? — занес он руку над пультом.

— Давай в июнь в середину. Уж всяко Павел с семейством не в Питере, а в Гатчине. Хотя сыновья-то как раз могут оказаться у августейшей бабули. Они только на выходные заявлялись к папочке. Александр и Константин. Не знаю, где болтался Николай-младший, но этих Екатерина изъяла у сына, и видел он их не часто. Особенно, пишут, Александра бабуля обожала. Боготворила прямо таки и все время"давила"на"Гамлета", чтобы он уступил право наследования престола старшему сыну своему. Вот не любила его мамуля и все тут. С чего бы? Эта семейка Романовых, наверное, среди августейших первое место занимает по количеству"скелетов в шкафу". Куда ни сунешься — "скелет".

— Да и хрен то с ними, — опять буркнул Серега, настраивая аппаратуру.

— Что ты заладил"хрен, хрен"? Это наша, блин, история. Как ни крути. И вся из"скелетов"по их милости. Так хоть бы столько-то лет спустя, правду поведали народу. Молчат потомки. Право на престол оспаривают друг у друга. Как пауки в банке. Я тут по"ящику"смотрел про них"фильму". Дом Романовых в забугорье. Как собак нерезаных их там оказывается. Князей этих и все Великие.

— А тебе-то что до них? — не понял Серега Мишкиного беспокойства.

— Мне? Раньше никакого дела не было. Живут себе ТАМ и пусть живут, но они претендовать начинают. На трон. А еще и самозванцев появилось видимо-невидимо. Одних Алексеев царевичей, чудом выживших, после расстрела царской семьи десяток и Анастасий несколько. Америкосы даже фильм сняли про нее. Что амнезия у нее была, что… Ну… В себя пришла, вспомнила все. Представляешь, если они все сюда заявятся и начнут грызню за трон? Весело будет, как в Варфоломеевскую ночь в городе Париже.

— А чего там было в ту ночь? — заинтересовался Серега.

— Резня. Католики Гугенотов резали.

— И нафига они этих гугенотных резали? Это типа за то, что без регистрации? — попробовал угадать Серега причину резни.

— Ага, типа лица гугенотной национальности. Полистай историю. Гугеноты — это те же католики, только еретические раскольники. Обрядность решили изменить. Ну а папе римскому этот раскол почему-то не нравился. Ну и чтобы вопрос закрыть насчет обрядности, решили истинные католики хирургическое вмешательство осуществить."Нет гугенотов — нет проблемы".

— Ну и что, помогло? Хирургическое вмешательство?

— Помогло. Католичество за следующие двести лет раскололось, как полено на 3-и тысячи полешек. Папа Римский, правда, самый крутой среди них, но всякие Лютеранцы и Англикане, тоже не хило рулят целыми странами, типа Англии и Германии.

— Да и хрен-то с ними, — Серега опять отмахнулся от проблемы единства паствы Римских Пап. — Короче,"Склифосовский", я на 15-ое число ставлю и дату возврата открытую делаю. Перебазарим с наследником престола, обаяем и назад. Можно еще сразу смотаться в день коронации, или в день, когда его"мочкануть"решили заговорщики.

— До дня коронации мы и без аппаратуры доживем. Он в Москву приедет для этого. А насчет заговорщиков, сначала разберемся, давай, что там к чему и тогда уже определимся, насколько правомочно вмешательство.

— Уговорил. Монахами одеваемся?

— Ими. Рясы вон я из сапротида подобрал. Пол пирамиды обшарил"мазаришарифской". Веревки, правда, наши, обыкновенные. Ну и комбез под рясу. На ноги берцы. Нормальный прикид. Хорошо, что наши монахи, как католические тонзуру не выбривают. Хотя тебе бы очень пошла и Аннушке бы очень понравилась.

— А чего это ты про Аннушку? — насторожился Серега.

— Ничего. Просто она сегодня по кухне старшая. Уху варит патриаршью. Или как там она называется, когда сразу несколько видов рыб отваривают и еще ерша туда в тряпке макают, чтоб наваристее была?

— А я знаю? Нашел кого спросить. У нее бы и узнал, — облизнулся Серега.

— А вот слюни напрасно пускаешь. В ближайшую неделю"сегодня"ухи вряд ли Аннушкиной отведать придется. Если только Павел угостит. Но вот к столу мы вряд ли будем там приглашены. И потом пишут, что не был он, в отличие от тебя, гурманом. А любимое блюдо у него было знаешь какое?

— Ну?

— Угадай с трех раз, на шалабан, — Мишка принялся засучивать рукав камзола.

— А чего это ты уже изготавливаешься? Может не рукав засучивать нужно, а лоб заранее зеленкой намазывать? Я конечно не"Светозарный", но примерно могу предположить чего там Павел любил пожевать. Жена немка, сам наполовину тоже. Фридриха-II-го обожал. Прусские порядки насаждал. Немецкое чего-нибудь и любил. А чего немец всегда рубал испокон? Сосиски с капустой и пивом запивал. Угадал? Угад-а-а-а-л! По глазенкам твоим радостным вижу. Ишь как заблестели от предвкушения, — Серега, так же как и Мишка, принялся закатывать рукав, кровожадно ухмыляясь.

— Признавайся, сволочь, прочитал где-нибудь? — Мишка попытался уклониться от шалабана, но Серега оказался расторопней и звук щелчка гулко пронесся над креслами конференц-зала.

— Может и прочитал, только ведь ты в условиях пари это не упомянул. А вообще-то не читал. Ляпнул первое, что на ум пришло. Неужели сосиски трескал с капустой? Неудивительно, что характер у него вспыльчивый был. При таком-то рационе.

— Ну, характер у него вспыльчивый и мрачный стал от окружения. Его всю жизнь"подставляли". Наплетут всяко-разно, наобещают и"кинут". А он раз"попал", два"попал", а потом звереть начал и ни кому не верить. У него ведь первая жена, тоже немецкая принцесса, во время родов умерла, а он ее любил и очень переживал. Даже сосиски есть отказывался. Так закручинился искренне. Ну, тут маман ему возьми да и подсунь переписку его Натали с его же лучшим дружбаном — Разумовским, которого он обожал. Полюбовниками оказывается были и рога у Павла оказались такими ветвистыми, что куда там лосиным. Прочитал он письма, и совсем верить людям перестал. Его всю жизнь предавали все, кто был с ним рядом. Прямо Рок какой-то. Даже жалко парня, ей Богу,

— Мишка потер лоб. — Полегче нельзя, Геракл? Я тебе прошлый раз подзатыльник чисто символически отвесил. Главное — не чтобы больно, главное — чтобы запомнилось.

— Как это? — не понял Серега. — Если не больно? Ты хрен запомнишь и опять с какими-нибудь"сосисками"доставать начнешь.

— Скучный ты человек, Серега."Сосиски", да я если захочу, то могу с тобой спорить хоть каждую минуту, по 60-т раз в час и со счетом 59:1 выигрывать. Просто жалко тебя дурака. Да и не люблю я споры эти дурацкие. Повезло тебе, что не злопамятный я, а память у меня хоро-о-ошая. Помнишь того татарина из Швейцарии?

— Нет. А кто это? — прикинулся, что не понимает о чем речь Серега.

— А я помню. Он мне даже во сне приснился. Стоит такой весь из себя"сирота казанская"и говорит:–"Привет Сереге".

— И все?

— А ты чего хотел еще?

— Ну, может он еще про вино прокисшее, тебе напомнил? — скривился Серега.

— Нет, про вино он ничего не напоминал, Ты, я вижу, сам без него вспомнил.

— Ладно, проехали. Пошли робу походную одевать и экипировку подбирать. Смотаемся по-быстрому и к ухе Аннушкиной назад. А может, отложим на денек? Не горит, — Серега взглянул в глаза Мишкины почти умоляюще.

— Ну да, а завтра Настя пироги затеет или шаньги. Так мы застрянем, не известно на сколько, — решительно возразил Мишка. — И не гляди на меня сиротой казанской.

— Шаньги? Ладно, пошли, — вздохнул горестно Серега. — Сам дурак. Наиболее подходящим и наименее оживленным местом оказалась опушка леса, с которой просматривалась Гатчинская дорога. Время на часах стрелки зафиксировали 8.30-ть утра, когда два"послушника из Валаамова монастыря" — Михаил и Сергий вышли на нее, ведя в поводу пегую Лерку и гнедую Верку.

Метрах в 200-х стах впереди, уже видна была застава с шлагбаумом и караульной будкой, выкрашенные в красно-черно-белые полосы. Кроме двух послушников в этот час на дороге больше никого не было и часовой, зевающий от скуки и возможно, что только что сменившийся, откровенно пялился на них.

Однако, когда до шлагбаума им осталось метров десять, он строевым шагом отбарабанил на середину дороги и гаркнул, во всю молодецкую грудь:

— Стой! По какой надобности в Гатчину? Падорожну.

— Здорово, служивый, — поклонились ему послушники. — Бог в помощь. С праздником.

— И вам, батюшки, того ж, — расплылся в конопатой улыбке"пскопской". — Чой та за праздник?

— Ты что, аль обасурманился совсем, в мундир иноземный запрыгнув? Троица и седмица Троицына, — укоризненно покачал головой Мишка. — Великий князь Павел Петрович известный молитвенник и радетель, как же упущение такое допустил? — засокрушался он, вгоняя в краску служивого.

— Прощения просим. Виноват, вашество, — гаркнул парень, выпучив глаза.

— А чего это ты у нас подорожную спрашиваешь и опрос учиняешь, будто мы в крепость ломимся? Вона, стороной проходи хоть полк, лесом-то, молодец?

— Приказ, всех опрашивать и к порядку приводить, — гаркнул еще громче"молодец".

— К какому порядку? — Мишка с интересом рассматривал первого увиденного Павловского солдата, нового образца.

— Чтобы без нарушений предписанных регламентом правил, — отбарабанил тот, не мигнув.

— Это как? Вот монахам, что предписывает регламент?

— Монахам ничего не предписывает.

— Чего же горланишь тогда, аль скучно стоять? Монахи мы, послушники Валаамовой обители и коль ничего от нас не требуется, то поднимай свою полосатую жердину и пропускай.

— Слушаюсь, вашество, — козырнул, с лихостью щелкнув каблуками, служивый и строевым шагом направился к краю дороги, поднимать жердину.

— Благослови тебя Господь, — перекрестил его Мишка. — Ты, видать, уже нормально ходить разучился? Вы тут все так вышагиваете?

— Приказ, по территории перемещаться только строевым, аль бегом, — вытянулся служивый.

— Строго! Ну, пока, служивый. А скажи-ка, тут у вас есть дом постоялый для проезжих или вот паломников, как мы?

— Есть. Как не быть. Постоялый двор. Там и харчевня с кухней. Вона за первым домом налево, а там спросите. Инвалид Казаев удостоен высочайшего разрешения. Берет недорого и лошадей прикормит.

— Спасибо, братец, данке — как прусаки говорят. Вас языку не учат?

— Команды и рухлядь армейска на ентом, — скис"пскопской".

— Трудный язык-то?

— Собачий, — пригорюнился еще больше служивый. — Гав, да гав.

— Ну, а кормят-то хоть хорошо? — полюбопытствовал Серега, что бы отвлечь солдатика от мрачных мыслей.

— Кормят согласно регламенту, в достаточной мере, — тут же взбодрился служивый.

— Ну, и ладно тогда, служи дальше. Пошли брат, Михайло, не будем отвлекать парня.

Дорога, прямая как стрела, просматривалась до самого дворца Великого князя и там уже выстраивались для утреннего вахтпарада батальоны. Легонько потрескивали барабаны и слышались резкие возгласы команд.

Сзади, за их спинами, опять раздался вопль"пскопского"и, оглянувшись, парни увидели несколько подъехавших карет.

Кучер первой, что-то втолковывал караульному, а тот слушал вытянувшись по стойке смирно. Потом резко развернулся и помаршировал поднимать шлагбаум.

Кареты, числом четыре, прошелестели мимо послушников, блестя лакированным деревом и скрипя рессорами.

— Не одни мы с тобой на вахтпарад сегодня поспешаем. Вон еще парочка тарахтит. Что-то оживленно становится, — Серега перехватил уздечку и потянул Верку на противоположную сторону, чтобы направиться к постоялому двору.

— Погоди, Серега, успеем. Давай глянем сначала на представление, — предложил Мишка. — Вон как вышагивают. Сейчас должен Сам пожаловать. Он ни одного развода не пропускает.

— Да чего там смотреть? Орут как резаные, ноги задирают и гремят. Одеты все безобразно, но однообразно, — проворчал Серега, возвращаясь на дорогу.

— Ну, не скажи. Есть что-то завораживающее в согласованности этой. Мощь какая-то. Все же не зря придуман и строй, и шаг, и барабанный бой. Павел-то Петрович наш от всего этого, похоже, крышей поехал. Он, видать, на Гатчине модель государственную обкатывал. Мечтал, чтобы вся Россия вот так же замаршировала на страх врагам и радость ему — самодержцу.

— Вот и понятно тогда почему всего четыре года царствовал, — буркнул Серега. — Это еще долго его терпели. Я тоже кой-чего почитал из любопытства о временах его. Когда он Империей"рулил". Запреты идиотские всякие даже для обывателя понапридумывал. Шляпы круглые и фраки, например, запретил носить. А кого ловили, нарушающего Указ, под арест. Телесные наказания ввел для дворян. А однажды, такой анекдот ходил, не понравилось ему, как полк какой-то отмаршировал перед ним и он скомандовал:–"По-о-о-олк, в Сибирь, шагом марш!"

— Ну, анекдот он и есть анекдот, а на самом деле этого не было. Просто Павел, перестав верить в порядочность человеческую, хотел заменить ее хотя бы на добросовестность. Вот и лез в мелочевку, регламентирующую даже быт. Потому что полагал, что"дьявол в мелочах", вот и не оставлял ему гаду даже их. Лез туда быстрее беса. Опережал, так сказать.

— И допрыгался, что его за черта стали самого считать, а когда придушили, то все радовались. Народ радовался, что наконец-то этот взбалмошный"вундеркиндер"почил в бозе. А дьяволу зачем в мелочи лезть самому, когда вот такие Павлы Петровичи его с успехом заменяют? Путал его бесяра, а он полагал, что служит Отечеству, о благе его радея. И ведь с искренностью какой. Его арестовывать пришли среди ночи, а он спрашивает:–"За что?". Как Киса Воробьянинов. Помнишь? В 12-ти стульях."Сейчас нас турнут" — Это Остап. А Киса.–"За что-о-о-о?"Вот и Павел Петрович умер и так и не понял, за что его табакеркой по голове хряпнули. Собственные дети в заговоре состояли и считали, что делают дело благое. Боялись что город взбунтуется и как во Франции Революция начнется того и гляди с взятием Петропавловки и Зимнего, за неимением Бастилии. Пален этот — граф, всю плешь Александру проел: — «Бери бразды, бери бразды». Целый год уговаривал. Уговорил. Зря мы вообще сюда приперлись, вот что я думаю. Павел став Императором указов каждый день по нескольку штук сочинял. За 4-ре года почти столько же, сколько матушка его за 31-год. Не то, что исполнять, читать люди не успевали. Как наскипидаренный. Видать столько замыслов накопилось и все хотелось реализовать немедленно. И предсказаниям верил, а по одному из них ему нужно было удержаться на троне четыре года и тогда все у него будет в шоколаде. Вот поэтому он спешил сначала, а когда четыре года отпраздновал воцарения, то расслабился. Даже на радостях объявил амнистию всем повсеместно. Всем и сразу. Такой вот парень горячий. Из одной крайности в другую. Зажравшееся дворянство служить заставить хотел себе. Гайки принялся закручивать, паразитов этих давить. Ревизии, инспекции всяческие придумал и со службы в отставку спровадил многих паразитов. И правильно делал. Только он считал, что дворян этих и так как блох на теле государственном и плодить это сословие за счет других подлых сословий не собирался. Наоборот всячески норовил сократить поголовье. А мы тут зачем? Чтобы за крестьянских детишек похлопотать, училище окончивших. Зря время потеряем. И слушать не станет. Ни сейчас, ни через два года, никогда. Павел не был либералом. Он сторонник жесткой, единоличной, самодержавной власти и довел ее до абсурда своими требованиями. Даже в регламентах этих мелочных. Когда спать ложиться, когда всем встать и обедать сесть. Весь Питер обязан был в четыре встать, в час сесть обедать и в десять вечера, погасив свечи, лечь спать. А нарушителей, под арест. Ну-ка, если Ельцин такие указы начнет лепить в наше время и сажать за их неисполнение нарушителей? Сколько он в Кремле удержится? Порвем как грелку, через месяц на баррикады все повалят. Даже терпеливые и аполитичные"совки". А здесь его четыре года терпели. Вот уж"умом Россию не понять". Павел слишком возомнил о себе, полагая, что он как помазанник Божий лучше самих подданных своих знает, что им нужно для счастья даже повседневного. И не понимал, что люди вокруг, а не статистические единицы бездушные. Он даже не понимал, что они могут тоже обижаться, горевать и иметь собственное мнение. Его это мало интересовало. Он играл в оловянных солдатиков живыми людьми. Доигрался. Даже его щедрость необыкновенную дворяне не оценили. За 4-ре года Павел Петрович пожаловал государственных крестьян в крепостные почти миллион человек. Раздарил помещикам. Раздавал налево и направо. Екатерина-2-я за 31-год столько не раздала. Он ее и тут обставил. Считал, что за помещиком крестьянину будет лучше.

За все время своего правления всего один указ для крестьян сляпал. Указ о трехдневной барщине и о запрете работ на барина в воскресные и праздничные дни. Все. Более ни-че-го!!!