Жулики. Книга 6

Николай Захаров, 2019

В книге описаны события произошедшие, по мнению автора, в девяностых годах 20-го века. «Лихие девяностые» со стрельбой и погонями переплетаются с прошедшими временами, не менее «Лихими». Все совпадения имен персонажей с реально живущими людьми совершенно случайны. Содержит нецензурную брань.

Глава 5

Серегу прервал треск барабанов, которые взорвались на плацу бешеным крещендо.

— Великий князь изволил осчастливить своим явлением вахтпарад, — съязвил Серега. — Не понимаю, как на это можно смотреть ежедневно по нескольку часов. Так он ведь не просто смотрит, он еще и учит. Смотри,

— послушники мнимые уже подошли настолько близко к дворцовому плацу, что могли все рассматривать во всех подробностях. Зрителей гражданской наружности было не так уж и много. Кареты, которые проскрипели мимо них, свернули куда-то влево и вправо и теперь на марширующих"орлов"Павла смотрело с десяток штатских, но с почтительного расстояния, чтобы не дай Бог не дать повод главному полководцу усомниться в лояльности.

Великий князь очень болезненно реагировал даже на безобидную мимику. Однажды секретарь английского посланника имел неосторожность зевнуть вот на таком вахтпараде и Павел велел не"пущать сего сонного некомбоната на пушечный выстрел к плацу, дабы он видом своим не навевал нерадение на иных, с охотою воинскую науку постигающих".

Солдатики"постигали"науку со всем старанием, двигаясь с марионеточной точностью. Но это глазу не искушенному только казалось, что они синхронности достигли абсолютной, а Павлу было виднее, потому что он был рядом и с высоты своего, прямо скажем не завидного роста, ему, очевидно, открывались глубины обыкновенному человеку недоступные. Павел бегал за шеренгами и учил. Останавливал, разворачивал. Демонстрировал. Как тянуть носок, как ставить подошву, как держать пальцы рук и как отбрасывать руку назад. Все это он проверял и перепроверял, с неутомимостью неистовой.

Набегавшись же по плацу, он на прямых абсолютно ногах, проследовал к краю плаца и, встав к Мишке и Сереге спиной, принялся наблюдать за церемонией, которая отточенная до автоматизма продолжалась и без него, под треск барабанов.

Серега уткнулся лицом в шею Верки и сладко зевнув, спросил:

— Я не слишком громко? Выгонит нафиг, как того секретаришку, чтобы"нерадение"искоренить.

— И правильно сделает, блин. Что ты на него бочку все время катишь? Не любишь его заранее? У человека комплекс неизжитый властолюбия. С детства долбила бабуля, что для трона предназначен он Провидением, а маман взяла и задвинула в генералы-адмиралы. Вот эти пару тысяч"потешные" — это все что у парня есть в жизни. Может быть, останься он жив, так еще бы и остепенился. Суетиться перестал и гордились бы мы сейчас его деяниями, а не потешались. Не успел. Сбили на взлете.

— А ты из него святого мученика тоже не делай."Не создавай себе кумира". Забыл заповедь?

— Да не создаю я кумира. Объективно стараюсь подойти. Есть слабости, есть и достоинства. Он, кстати, понимал свои недостатки и честно пытался их искоренить. Не так все просто, как тебе кажется."Не любили, За что-о-о!"Тоже нашел с кем сравнивать с Кисой Воробьяниновым, прохиндеем, — ворчал Мишка, рассматривая узкоплечую фигурку будущего Императора Российского.

Павел стоял, заложив руки за спину и откинув плечи назад. От этого они казались у него еще уже и огромная треуголка, нелепо нависала над ними, делая фигуру гротескной и жалкой.

Великий князь, словно почувствовав, что за его спиной кто-то активно обсуждает его персону, резко обернулся и, приподняв квадратный подбородок, уставился большими, почти круглыми глазами, в сторону чернецов. Смотрел Павел пристально, нахмурив брови, будто спрашивая:-

"Кто, что, по какой надобности?" — и закрепив, очевидно, увиденное у себя в памяти, так же резко отвернулся.

— Все"глаз положил", память у Великого князя будь здоров. Можно уходить и попытаться поймать его после обеда. Он там себе более вольное время определил. Гуляет, на лошадях катается. Вот и попробуем пересечься"случайно". Филька, давай, проследи за Павлом Петровичем, — скомандовал Мишка «Трояну». — Мы в гостиницу, там и отыщешь. Доклад через каждый час. Пошли,"символ нерадения", разыщем, где это богоугодное заведение Казаева.-

Постоялый двор нашли быстро, даже никого не расспрашивая, просто повернув, где караульный указывал, вышли к нему двухэтажному и обнесенному низким палисадом, окрашенным во все те же"караульные"цвета.

Инвалид /так тогда называли ветеранов армейских/ Казаев, на первый взгляд явных признаков инвалидности не имел, а напротив, старичком оказался крепким и горластым.

Увидев монахов, просящихся на постой, он слегка скривился, видимо представив степень прибыли для заведения от таких постояльцев, но вслух недовольства высказывать не стал, буркнув:

— Милости просим, отцы. Чем богаты, тем и рады. Пронька, прибери лошадей, — из конюшни выскочил пацан лет 12-ти и, схватив под уздцы кобыл, повел их прочь, испуганно оглядываясь на монахов и Казаева. Строг видать был с персоналом инвалид, явно отставной какой-нибудь фельдфебель.

— Обед у нас в час по регламенту и до двух часов, просим не опаздывать, после сего не обессудьте, — предупредил инвалид, приглашая их жестом и провожая в дом, выстроенный в непонятном стиле, но явно с потугой угодить Великому князю. В два полноценных этажа и с крышей покрытой рыбьей чешуей черепицы, постоялый двор озадачивал уже от самого крыльца, которое было выполнено из цельных дубовых плах окованных в металл с такими же металлическими перилами выкованными с усердием и завитушисто украшенными чугунной листвой.

— Монументально, — похвалил Серега крыльцо. — На века изготовлено. Дом рухнет, а крыльцо еще сто лет после этого простоит.

— Ваша правда, — расплылся в самодовольной улыбке Казаев. — Его высочеству тоже глянулся. Так же вот похлопал и словечко вот енто же изречь изволил"моментальтно". Самовар разогреть прикажете?

— А как же регламент?

— По регламенту про самовар ничего для не служивых, а тем паче вашего сословия не упомянуто, — перекрестился инвалид. — Милости просим. Пронька!!! — Пронька выскочил из конюшни, он видать тут был на все руки. — Самовар, живо!!!-

Кроме Проньки обслуга"богоугодного"заведения состояла еще из двух дородных женщин гренадерского роста, которые суетились на кухне и в зале для приема пищи, занимавшем почти весь первый этаж и заставленный десятком столов с лавками. Сейчас он был пуст и одна из баб скребла здоровенным ножом-скребком столешницу одного из них. Поливала кипятком из посудины и с противным звуком гнала ножом черную волну.

— Хватит, Лукерья, в гроб ты меня сведешь энтим визгом, — остановил женщину Казаев. — Приберись и на стол накрой, господа чаевничать изволят. Баранки неси,

— Лукерья утерла пот со лба и, поклонившись в пояс, поспешила исполнять хозяйскую команду, унося с собой таз с кипятком.

— Пока накроют, покажу горенку. Прошу, — Казаев повел парней на второй этаж по скрипучей лесенке с перилами опять же металлическими, выкованными очевидно все тем же"левшой", слабостью которого, очевидно, были все те же листья. Второй этаж полностью был отведен под"нумера", каковых, судя по дверям, было шесть, и хозяин ткнул в крайнюю от входа.

— Вам двухместный, аль каждый обособленно изволит обустроиться? — повернулся он к гостям.

— Двухместный сойдет. Нам ночь переночевать, или две, как с делами управимся, — ответил ему Мишка.

— Тогда сюда, — распахнул дубовую дверь инвалид. — У нас все просто, но с простынями свежимы, как положено по регламенту и подушки с пухом. Довольны останетесь, уезжать в свои кельи монастырские не захотите, — хохотнул Казаев, закручивая длинный ус.

Комнатенка была метров десяти, и места в ней хватило только для двух кроватей и платяного шкафа, но была она светлой и чисто прибранной.

— Нас устраивает, — Мишка расплатился, а Казаев вручил ему от дверей ключ, чем надо сказать озадачил несказанно. Мишка даже не понял сначала, что это он ему сует в руку.

— Запирайте, уходя, чтобы значит без претензий, — пояснил хозяин. — Тут не монастырь, всяко быват.

— Неужто воровство регламентом не пресечено? — удивился Серега.

— Регламент, — хмыкнул Казаев. — Сию напасть и сам Господь заповедями не пресек по сию пору. Вы, господа монашествующие, уж не к Самому ли пожаловали?

— К Самому, — подтвердил Мишка догадку инвалида. — Воспомошествование для обители хотелось бы выхлопотать, — пояснил он причину, по которой заявились они к «Самому».

— Так, а он-то, что может? — не понял инвалид. — Вам к Государыне Императрице надобно по сему вопросу.

— Были, — отмахнулся Мишка. — То занята, то хворает — год ждать. Не до Сук нам, — ухмыльнулся Мишка, вспомнив анекдот с бородой про Штирлица, который шлялся по лесу и напоролся на сук."Суки с визгом разбежались".

— А вы думаете, что Великий князь все свои дела побросает и вашими займется? А денег у него сроду не быват. Сам в долгах, как в щелках. Хозяйство опять же на ем. Сколь ртов прокорми, — вздохнул Казаев, совершенно искренне сочувствуя будущему Императору.

— Так ведь охота — пуще неволи. Разве не сам себя хлопотами обеспечивает?

— Не нашего холопьего ума это дело — судить да рядить начальствующих над нами. Всякая власть от Бога дадена, — обрезал Казаев разговор начинающий принимать, по его мнению, не совсем лояльное направление. — Я от батюшки Павла Петровича ничего окромя хорошего не вижу, и здесь кажный тако же скажет. До простого люда он добр и заботлив. У него не забалуешь, но и голодным, в драных сапогах и мундире не будешь. Порядок любит!! Правильно!! Порядку завсегда в Расее не хватат. Кажный норовит к себе в сундук утащить. Сперва о себе кажный. А Он, о всех печется.

— Хорошим Государем будет? — полюбопытствовал Мишка.

Казаев блеснул острыми с прищуром глазками. Такого не просто подловить и опростоволосить. Стреляный воробей и за словом сказанным следит. Попусту на ветер их не бросая.

— Государыня-Императрица, Бог даст, еще долгонько проживет. А Павел Петрович ея истиный, возлюбленный сын и почитатель, о сем и не помышляет, пока Она матушка во здравии пребывает. А Государем был бы отменным. К порядку бы привел Расею. Расхлябанность бы нашу дикую изничтожил на корню, истинным честным крестом в том заверяю.

— Ну и ладно. Значит, и не зря мы тут толчемся. Может чем и поможет. Обитель-то наша в суровых, северных местах и просьба у нас пустяшная, дабы разрешили рыбный промысел завесть.

— Да чем же вы там живете, коли рыбу ловить запрещено? — не понял Казаев.

— Ловить не запрещено, промышлять ограничено. Вот ограничения и просить хотим изъять, по возможности.

— Ну, помоги вам Господь со всеми отцами Богоносными,

— перекрестился Казаев, звякнув парой медалек. Обе за турецкую кампанию.

— Вы, я вижу, с турками воевали, — польстил Серега хозяину. — Награждены, смотрю. Измаил штурмовать не приходилось ли?

— Пришлось, будь он трижды неладен, — вздохнул Казаев и посрумнел. — Прошу к самовару, вон уж Лукерья кличет, — за чаем инвалид-ветеран Турецкой компании вспомнил как"топтались под энтим Измаилом".

— Я в Бугском Егерском корпусе под Измаилом-то отвоевался. Генерал-поручик Кутузов нами командовал. Слыхали пади?

— Как не слыхать? Личность известная. Нынче он Директором Сухопутного Шляхетского корпуса назначен Государыней.

— Великий человек, — вздохнул Казаев. — Как вот вас, его видел. Вот энту медаль он мне собственноручно навесил. А на другой день его и самого чуть не до смерти ранило. На штурм пошли, да видать не наш день был. Отбились басурмане. Чтоб их Султану рябчиком подавиться шельме. А всей армией, Светлейший князь Потемкин командовал. Его я тоже как вас видел. С повязкой на глазе, но Орел.

— Так и Кутузов — генерал поручик тоже теперь с повязкой щеголяет. Видать рана уродлива и Михаил Илларионович ей дам конфузить не желает,

— предположил Мишка.

— Аль видеть довелось? — открыл рот в ожидании ответа Казаев.

— Как вот вас, уважаемый. Идем это мы, значит, по Дворцовой площади, а на встречу он сердешный, с повязкой черной, колобком катится. Как увидал нас с братом Михаилом, да как закричит: — «Братцы, монахи, благословите».

— И потом что?

— Ничего, благословили, коль просит. Хоть мы и не монахи пока. Послушники. Благословить ведь любой христианин другого может. Коли от чистого сердца, так Господь услышит, — Серега поблагодарил за угощение и, зачитав благодарственную молитву, перекрестившись, вышел.

"Курить пошел", — подумал Мишка, так же вставая и благодаря хозяина.–"Наплел паразит невесть что и свалил".

Пойдем, пройдемся, может Бог даст и свидимся невзначай с Великим князем. Лошадей не распрягайте. Сами управимся, — поделился он планами с хозяином постоялого двора.

— С Павлом Петровичем вам лучше на озерах после обеда встретиться, он прогулки любит. Подолгу может странствовать по островам-то. Но там караулы стоят, могут недопустить, — посоветовал Казаев.

— Спасибо за совет. К часу подойдем, чтобы из регламента не выпасть, — Мишка откланялся и вышел вслед за Серегой, который присев у палисадника прямо на траву, дымил сигаретой.

— Ты чего это про Кутузова нагородил? Хорошо, что хоть на благословлении остановился. Я уж испугался, что понесет тебя так, что хрен остановишь до самого Бородина.

— Щас, размечтался. Хватит с него и благословления. Я бы еще подумал, давать ли.

— Что-то ты, Серега, какой-то озабоченный в последнее время. Кидаешься на всех подряд. То тебе Павел нехорош, то Кутузова благословить"давать ли".

— А ну их всех, — выпустил Серега струю дыма и сплюнул раздраженно. — Когда знаешь, чем закончится, что-то как-то не по себе с ними. Покойники ведь они в моем понимании давно уже. А мы из них еще чего-то вытянуть хотим. Поэтому, наверное, и критикую. Вон, Филя заявился с докладом. Ну, что там Паша Романов?

— Филя с готовностью принялся расписывать, как он, заняв прекрасную диспозицию, провел рекогносцировку и зафиксировал все телодвижения объекта за ближайший час времени.

— Ну и где ты его оставил? — спросил Серега.

— У него разговор, весьма конфиденциальный, состоялся с прибывшим из Санкт-Петербурга вельможей. Именуется сей господин Платоном Зубовым и прибыл по поручению самой Императрицы.

— Удалось ли записать разговор?

— Да, от начала и до конца, хоть они и уединились для оного в отдельном кабинете, но окно оставили открытым. Я и…

— Ладно, без подробностей шпионских, давай запись, — прервал Мишка Филю. — Только не очень громко. Уши кругом. Читал я об этом фаворите. Интересно чего это он свой зад оторвал от мягкого кресла и притащился за 50 верст в Гатчину?-

Разговор начался с обмена любезностями. Причем, судя по голосам, оба собеседника испытывали некоторую скованность и неловкость.

— Я вам привез письмо от Государыни, Великий князь, — приступил непосредственно к делу Зубов. — Прошу.

— У матушки уже курьеров нехватка? Что это она вас исполнять сию повинность обрекла? — спросил Павел, шурша вскрываемым пакетом.

— Сие послание Государыня, не могла доверить обычному курьеру, так как предмет обсуждаемый весьма важного свойства, — тут же резко ответил Зубов и замолчал, ожидая когда Великий князь ознакомится с текстом послания. Слышно было, как пыхтит Павел, очевидно содержание письма было действительно непростым.

— Прочел. Что еще? — наконец послышался его голос.

— На словах велено передать, чтоб были вы князь благоразумны и в свойственное вам неистовство не впадая, рассудили здраво.

— Вы знакомы, Платон Александрович, с содержанием послания? — спросил Павел, резко.

— Знаком, Ваше Высочество. При мне составлено. От меня у Государыни тайн нет, — голос Зубова наполнился превосходством и пренебрежением. Особенно когда он произнес"Ваше Высочество".

Павел фыркнул, потом принялся расхаживать по кабинету, гремя каблуками сапог. Заметался, судя по дроби. Что-то при этом уронил и вполголоса выругался:–"Доннер Веттер".

Конец ознакомительного фрагмента.