Жулики. Книга 6

Николай Захаров, 2019

В книге описаны события произошедшие, по мнению автора, в девяностых годах 20-го века. «Лихие девяностые» со стрельбой и погонями переплетаются с прошедшими временами, не менее «Лихими». Все совпадения имен персонажей с реально живущими людьми совершенно случайны. Содержит нецензурную брань.

Глава 3

"Разбор полетов"продлился минут десять. В течение которых Серега выкурил две сигареты, а бывшие узники, получив свое барахло, экспроприированное у них шайкой Огюста — тихо, без скандалов разбежались из заведения мадам Зизи.

— И последний вопрос, чмурики. Куда собирались деть людишек? Ну? Не слышу, — Серега обвел взглядом шеренгу мародеров.

Огюст пожал недоуменно плечами.

— Не придумали, значит, еще? А вот что нам с вами теперь делать? Бастилия закрыта, да вас туда, пожалуй, и не приняли бы. Там в основном за политику сидели. А вас без лишних слов просто повесили бы и все. У кого есть идеи? — мародеры уныло молчали, повесив"буйные"головы.

— Мишель, может отправить их в паломничество какое-нибудь? К Гробу Господню, например. Тут рядом, за год дойдут, — предложил Серега.

Шайка, услышав о паломничестве, начала переглядываться с ухмылками на разбитых губах.

— Чего обрадовались? — окинул их суровым взглядом Серега. — Пойдете, как миленькие. Ну что, Мишель, как тебе моя идея?

— Нормально. Дай им десяток монет на продукты и пусть валят, — Мишка щелкнул пальцами и зашевелил губами. Лица оборванцев вытянулись удивленно, затем у всех подернулись вселенской печалью и не сговариваясь они рухнули на колени, крестясь и отбивая земные поклоны.

— Вот и настрой у ребят, вижу, соответственный появился. Встать! К Гробу Господню шагом марш. Это на юге. Солнце утром слева будет светить, — Серега, сориентировав шайку, щедро отсыпал Огюсту в ладони монет и похлопал его по щуплому плечику:

— Веди своих орлов, командир. С песнями чтоб. Знаете хотя бы одну? Нет? Ну, братан, так не годится. Запоминайте, специально для паломников псалом сочинен.

Как будто ветры с гор

Трубят всем нищим сбор

Дорога нам до гроба далека

И уронив платок,

Чтоб не видал никто

Слезу смахнула девичья рука

Не плачь, девчонка, пройдут дожди

Мы все вернемся, ты только жди

Пускай далеко твой верный друг

Любовь на свете сильней разлук! — напел мелодию и слова Серега.

— Запомнили? Вперед. Запевай! — и шайка, вывалившись на улицу, зашлепала по ней в южном направлении, на десять голосов распевая"псалом":

— Дорога нам до гроба далека…

— Ну вот, шлягер запустили, — обрадовался Серега. — В Иерусалиме такими темпами к осени будут. Поехали Вилли искать. Филя, вперед!

Париж бурлил. Похоже, что все горожане высыпали на улицы и устроили массовые гуляния. Толпы народа вывалили на набережные Сены и восторженно слушали участников штурма Бастилии, которые возвращались от крепости и, собирая вокруг себя любопытных, расписывали в красках, как героически они"штурманули"королевскую твердыню.

Мишка с Серегой подъехали к одному из таких ораторов, который взобрался на телегу и с нее делился, с окружившими его парижанами, впечатлениями от штурма. Мишка с удивлением узнал в ораторе, того самого замухрышку в помятом цилиндре, которому он объяснял пару часов назад про флаг и деньги в закромах Бастилии. Цилиндр коротышка где-то потерял и теперь у него на голове красовался блестящий в некоторых местах шлем, а на тушке помятая кираса швейцарского наемника. Прихватил, очевидно, во дворе Бастилии. Вид в ней у оратора был воинственный и грозный. Коротышка размахивал руками и выкрикивал в толпу парижан свои впечатления от штурма:

— Эх, как мы им! Вот этими самыми руками, — потряс он кулачками. — Троих швейцарцев задушил.

— Да иди ты, — не поверил Мишка.

— Или четверых, я и не считал. Их там как тараканов было. Коменданта с офицерами всех в ратушу поведут. Я сам слышал, — коротышка приложил руку козырьком ко лбу и радостно сообщил:

— Вон, ведут уже, — толпа заволновалась и развернулась в сторону процессии двигавшейся в их сторону. По набережной двигалась группа арестованных защитников крепости, окруженных конвоем из гвардейцев и вооруженных ремесленников. Инвалиды и Швейцарцы-наемники, подталкиваемые прикладами и пинками, шли, понурив головы, а народ забрасывал их тем, что подворачивалось под руку. В арестованных летели недозрелые каштаны, обломанные ветки и даже камни.

— Предатели. Изверги!!! — заполошно заорала какая-то прачка, добавляя остроты в народное негодование и схватив ушат с помоями, стоящий у ее ног, швырнула его в процессию. Совершенно не заботясь, о том в кого он попадет. Помоями окатило в первую очередь конвой и сопровождению арестованных такое внимание активное населения, сразу нравиться перестало окончательно.

— Прекратить! — заорал офицер командовавший оцеплением и отшвырнул, вцепившуюся ему в рукав обезумевшую прачку. — Уйди прочь, дурра!

— А-а-а-а-а-а! — завыла та, упав на булыжники. — Убийца-а-а-а-а-а! Люди-и-и-и, помогите!

— Своих защищае-е-е-е-т! — подлил масла в огонь коротышка с телеги. — Бей офицеров, предателей народа! — и народ, услышав призыв своего неформального лидера, схватился за дубины, копья и топоры. Только что стояли и слушали вполне миролюбиво, раскрыв рты и вдруг, откуда что взялось. Толпа буквально взбесилась, налетев на конвой и затаптывая ползущую на четвереньках прачку-помойщицу.

Охрана ощетинилась штыками и саблями, но в дело пошли топоры и пики, которых было гораздо больше и стычка переросла в избиение конвоя вместе с конвоируемыми. Их оттеснили к набережной и долбали чем попадя. Несколько офицеров пытались образумить толпу и даже выстрелили вверх из пистолетов, но только раззадорили напавших. Какой-то здоровенный мужик в фартуке и белом колпаке на голове, очевидно повар, размахивая кухонным ножом, ринулся на идущих в первом ряду колонны арестованных коменданта крепости Лоне и попытался ткнуть им его в грудь. Но тот, ловко увернувшись, пнул верзилу ногой в живот.

Получив качественно ботфортом под дыхало, повар согнулся пополам и, хватая ртом воздух, выпучил глаза.

— Измена-а-а-а!!! — орал коротышка с телеги, подпрыгивая на месте. И народ подхватил:

— Бей, аристократов!!! — еще интенсивнее замелькали топоры и дубины, сбивая с ног десятка два конвоиров. Повара заботливо отвели в сторону и две сердобольные женщины в чепцах, принялись оказывать герою неотложную помощь, заключавшуюся в благих советах и поглаживанию по голове плешивой, уже без колпака.

А народ, повиснув на конвое и арестованных гроздьями, рвал несчастных в клочья.

— Дайте мне!!! — отдышавшийся повар, размахивая ножом, ринулся в свалку и, подобрав на ходу, оброненную кем-то из конвойных саблю, протолкался к обидевшему его коменданту.

— Руби ему голову мерзавцу! — подал совет с телеги коротышка и повар, сбив с ног маркиза де Лоне, тут же не задумываясь и воплотил этот совет в жизнь.

Двумя ударами сабли он почти отделил голову несчастного от туловища и докончил обезглавливание кухонным ножом, которым в отличие от сабли пользовался гораздо профессиональнее.

Ему тут же подсунули ржавую пику, на жало которой он и насадил уже мертвую голову коменданта. Бывшего, последнего коменданта, бывшей королевской тюрьмы.

Обезглавленное тело швырнули в Сену и оно поплыло, окрашивая воду в красный цвет.

Откуда-то из ближайшей улочки к месту расправы над конвоем и арестованными, выбежали сотни полторы гвардейцев, под командованием офицеров они кинулись на помощь товарищам и слаженными действиями, оттеснили толпу от жертв. Окружив их плотным строем, они сверкнули штыками и по команде офицера, выпалили над головами людей, приводя их в чувство.

— Всем прочь! — орал усатый капитан, выпучив от напряжения глаза. — Всех перестреляю! — толпа колыхнулась и отхлынула, унося в виде трофея комендантскую голову на пике.

Мишка с Серегой наблюдали за развернувшимися драматическими событиями, и желания ввязываться в потасовку, на чьей либо стороне у них не возникло.

— Молодец капитан, — похвалил действия офицера, стоящий рядом с Мишкой лейтенант артиллерист, скрестивший руки на груди. — А комендант Лоне — полная бездарность. Эту Бастилию можно было оборонять бесконечно с ее гарнизоном и десятком пушек. Тюремщик. Крыса казематная. Разжирел на казенных харчах, обкрадывая заключенных. Шестьдесят тысяч ливров в год жалования имел подлец. Вот и получил, что заслужил.

— Вам не жаль, мсье, обезглавленного маркиза? — Серега слез с лошади и представился. — Фридрих Энгельс — путешествующий монах.

— Нисколько, мсье монах, — скривил губы в презрительной ухмылке лейтенант. — У Лоне ее уже не было, судя по его поступкам. Лейтенант артиллерии Наполеон Буонапарт — честь имею.

Серега с Мишкой удивленно переглянулись. — "Вот так встреча", — подумал Мишка и представившись, спросил будущего Императора Франции:

— Вы бы действовали иначе?

— Разумеется. Я бы разогнал этот сброд в первые же полчаса.

— Но ведь весь Париж миллионный высыпал на улицы. Вы бы стали стрелять в безоружную толпу? В женщин и детей?

— Народ! Париж это еще не вся Франция. А женщины и дети имеют ноги, чтобы убраться из-под картечных розг.

— У вас железные нервы и холодное сердце, мсье лейтенант, — сделал комплимент Наполеону, пока еще Буонапарту, Серега. — А как вы относитесь к королю Франции Людовику XVI-му?

— Жалкий, ничтожный, слабовольный правитель. Он обречен, — лейтенант боднул лбом воздух и презрительно скривившись, закончил краткую характеристику короля, предсказанием его судьбы.

— Кончит на плахе. Иметь столько власти и не уметь ей пользоваться — это достойно наказания.

— А если бы вы были королем Франции, то чтобы вы предприняли для наведения порядка и установления мира в государстве? — спросил Серега.

— Я? — Наполеон озадаченно уставился на него. Видимо эта задача и такие перспективы, пока не приходили корсиканцу в голову. Затем он усмехнулся одними губами и, не мигая, уставившись на клубы дыма стелющиеся со стороны павшей Бастилии, ответил резко и уверенно:

— Все решают пушки и большие батальоны. А этим… — лейтенант пренебрежительно кивнул в сторону толпы… — я бы нашел, куда выпустить свою ярость. Хлебом и зрелищами обеспечил бы, мсье.

— Неужели они не достойны лучшей участи, мсье Наполеон Буонапарт?

— Участь определяю не я, а Рок. Все претензии к Создателю, которому вы служите. Люди рождаются, чтобы умереть и исключений из этого правила нет. Промежуток же между этими двумя главными событиями в жизни каждого, всяк заполняет в меру отпущенных ему Провидением талантов. Нужно быть большим глупцом, чтобы верить во всеобщее Равенство и Счастье и большим негодяем, чтобы заявлять это. Прошу прощения. Мне пора. Служба, — Наполеон резко повернулся и зашагал прочь, придерживая шпагу.

— Нужно было взять у него автограф. Великий человек на старте, — улыбнулся Серега.

— Стартанет, года через три. Пока присматривается. Сейчас ему лет двадцать. А в двадцать четыре уже будет бригадным генералом. Но нам тоже пора. Поехали вслед за головой Лоне, — Мишка кивнул в сторону толпы. — Вон ее потащили, — толпа вокруг страшного трофея колыхалась и двигалась в сторону ратуши по набережной. Пику нес с отрубленной головой, повар с торжествующей улыбкой на толстой физиономии, а рядом с ним шагал все тот же неугомонный коротышка и выкрикивал лозунги:

— Долой власть аристократов!!! — орал он, синея от усердия.

— Долой!" — соглашалась дружно толпа, возбужденная пролитой кровью.

— Долой тюрьмы!!! — коротышка не унимался.

— Долой!!! — подхватывала охотно толпа.

Мишка с Серегой пристроились метрах в двадцати сзади прущихся с пикой лидеров и молча осматривались по сторонам. Так и добрались вместе со всеми до острова Сите, на который толпа влилась через мост и здесь, у памятника королю Генриху IV-му, процессия задержалась.

— Поклонись своему королю, — заверещал коротышка и повар наклонил голову на пике, скабрезно ухмыляясь и радуясь, что день у него сегодня выдался таким содержательным.

— Эй, Генрих, прелюбодей. Поприветствуй своего верного пса, — изощрялся в остроумии недомерок в кирасе. Король надменно молчал и смотрел прямо перед собой. В отличие от его лошади, которая косилась на коротышку, повернув голову.

— Эй, Бурбон. Слезай. Твое время кончилось, — коротышка поднял с земли булыжник и запустил его в статую, попав прямо в голову короля. Это его так воодушевило, что он тут же придумал новый лозунг:

— Смерть Бурбонам и аристократам, — завыл недомерок, лязгая очередным булыжником по своей щуплой, но защищенной кирасой груди.

— Смерть!!! — толпа по примеру своего вдохновителя принялась швырять в Генриха-IV-го камни и палки. Один из булыжников отскочил от крупа лошади и попал прямо в голову коротышке, загремев по кирасирскому, трофейному шлему. Коротышка поспешно отскочил подальше от памятника и заорал:

— Долой Тиранов. Да здравствует Равенство!!!

— Ну, вот один, Негодяй, по мнению Наполеона, уже орет о Равенстве, — констатировал Мишка.

— Аристократа поймали, — раздался торжествующий вопль и к статуе, раздвигая толпу, поволокли кого-то, пиная и улюлюкая. Дотащили до предводителей и вышвырнули к самому постаменту.

"Аристократ", не устояв на ногах, растянулся во весь свой длинный рост, рассмешив публику до колик. Толпа ухахатывалась, наблюдая, как ошалело трясет носатой головой"аристократ"и пытается встать на дрожащие от страха ноги.

Был он в разодранной в клочья рубахе с кружевами, панталонах и чулках."Аристократ"уже почти поднялся, когда получив здоровенного пинка от стоящего с пикой повара, вынужден был опять растянуться во весь рост. Добавив веселья народу, жаждущему зрелищ.

— Говори, мерзавец, сколько высосал пинт кровушки народной? — вспомнил о своих обязанностях лидера коротышка.

— Их бин нихт Аристократ. Я есть коммерсант, — проблеял вновь встающий на ноги"аристократ".

— Швейцарец, изменник, — обрадовался неформальный лидер. — Лопни мои глаза.

— Нихт, нихт, найн. Их бин коммерсант, — заорал испуганно коммерсант, открещиваясь от нового обвинения.

— А ведь это Вилли, — кивнул Мишка на затравленного толпой немца. — Я сразу и не узнал его. Задолбали до неузнаваемости. Давай, выручай. Раз уж заявился сюда. А я, ежели что, подстрахую, — Серега понимающе кивнул и верхом на Верке двинулся в сторону памятника, раздвигая лошадиным крупом"Трояна"веселящихся парижан.

— Отрубить голову паразиту изменнику, что с ним разговаривать?!! — выкрикнул кто-то в толпе. Повар, услыхав"пожелания трудящихся", сунул пику с выпучившей глаза головой Лоне, коротышке и, размахивая саблей, двинулся к Вилли, с намерениями самыми предсказуемыми."Глас народа — глас Божий", — прочел, очевидно, на его кровожадной физиономии немец и попятился, спотыкаясь о ступени, ведущие к постаменту.

Повар размахнулся, прицеливаясь к шее жертвы и если бы не железная хватка, которая вдруг сковала его руку, то покатилась бы носатая голова коммерсанта обратно по ступенькам. Повар удивленно оглянулся и увидел монаха, сидящего на лошади, который перехватил его запястье и теперь довольно скалил зубы.

— Ты что? Придурок в рясе, не мешай, — рванул он руку, но монах зажал ее насмерть и, приподняв повара, заявил ему в выпученные от боли и возмущения глаза:

— Заткнись, урод. Я знаю этого господина. Он не аристократ, не Швейцарец и не изменник, — а потом повернул голову к обмершему немцу и скомандовал. — Беги!!! — немец рванул с такой поспешностью за постамент, что ни кто не успел даже глазом моргнуть. Первым опомнился коротышка и сунул Сереге мертвую голову в лицо, заставив брезгливо отшатнуться.

— Ты чего лезешь? — орал недомерок, потрясая пикой.

— А ты чего мне в лицо эту падаль суешь? — рассвирепел Серега, отталкивая ногой напирающего на него неформального лидера толпы. — На, своего палача, держи, — Серега перебросил повара через круп Верки и уже летящему, добавил ему подзатыльника.

Повар взвился ласточкой над головами, заставив всех изумленно примолкнуть и с ревом пронесясь над толпой метров пять, рухнул в нее своей стокилограммовой тушей, сбивая с ног неудачников, оказавшихся в этот момент в точке приземления.

И наступила тишина, мертвая, прерываемая лишь карканьем воронья, слетевшегося поглазеть на человеческие кровавые забавы. Длившаяся всего секунд пять и прерванная заполошным воем коротышки:

— Бей, монаха! Это плохой монах! Это прислужник аристократов и изменников! — и подавая пример, первым кинулся в атаку с пикой наперевес.

Пику у него Серега тут же вырвал из ручонок и, стряхнув с нее голову несчастного Лоне, принялся охаживать по спинам железным прутом всех желающих получить"острые ощущения". Вой и сумятица поднялась такая, что слышно было наверняка на всех окраинах Парижа.

А Серега, спешился и, отбросив пику, двинулся с острова к мосту. Отвешивая плюхи налево и направо. Народ, сначала кинувшийся на него с подручными средствами, теперь попросту в панике разбегался, бросая бесполезные топоры и вилы.

Вмешательство Мишкино не потребовалось, и он молча последовал за Серегой к мосту а, дойдя до него, оглянулся на островок с памятником. Половина толпы валялась, остальные тряслись,

— Мишка усмехнулся и, щелкнув пальцами, вскочил в седло. Серега ждал его на другой стороне моста уже тоже в седле и нетерпеливо поглядывал в сторону памятника.

— Поехали, пока эти отморозки не опомнились. Сейчас ведь еще и в погоню кинутся. А я уже план, по сворачиванию челюстей, перевыполнил сегодня. Надоело, да и перекусить пора.

— Поехали. Мне и самому эта Революция надоела. Слов нет как, — согласился Мишка.

А толпа приходила в себя и наливалась запоздавшей яростью, распаляемая опомнившимся недомерком в кирасе.

— Чего стоим? Изменники убегают, — заорал он возмущенно. И вслед за парнями ломанулось сразу человек 50-т энтузиастов с топорами и вилами.

— Ну вот, что я говорил? Поехали. Пусть пробегутся по набережной.

— Погоди. Я им сюрприз приготовил, — улыбнулся Мишка, наблюдая, как подбегают к мостику самые шустрые с вилами и пиками наперевес.

Атакующая волна первым рядом, человек в пять, со всего разбегу, врезалась в прозрачную преграду и сползла под ноги очередным пяти атакующим, которые, не поняв причины, по которой вдруг упали первые, машинально скакнули через тела, врезаясь так же головами в стену и сползая на лежащих товарищей. Через десять секунд человек двадцать уже лежало на входе и остальные наконец-то сообразив, что происходит что-то ненормальное, потрясенно остановились, боясь подойти к стонущим и ползущим прочь от моста, зашибленным и затоптанным.

— Ну вот, теперь поехали, — Мишка щелкнул пальцами, и мост просел в реку, утаскивая вслед за собой нескольких самых невезучих и нерасторопных. Обрушившись с обеих сторон, мост неуклюже перекосился и высыпал содержимое за парапет в вонючие, речные волны.

— Утонут ведь, — посочувствовал потерпевшим Серега.

— Дерьмо не тонет, — усмехнулся Мишка, щелкая пальцами и, очевидно, добавляя плавучести"дерьму". — Кому суждена гильотина — тот не утонет, — философски произнес он пророческие слова и пришпорил Лерку:

— Но-о, подруга дней моих суровых.