Рыцарь-м*дак

Николай Дмитриевич Мурыгин, 2018

Наум Белый – пример человека без особых способностей, конечной цели и мотива, но с мечтой, которая внезапно для него исполняется. В одночасье он становится популярным автором, но, кажется, абсолютно не готов нести ответственность за исполнение своих желаний. История человека, живущего «кое-как», но получившего шанс. Адаптируется герой? Или по привычке всё испортит и оставит «город в огне»? Содержит нецензурную брань.

3. Дерьмовая лекция

Тем сложнее, что я довольно трезво, несмотря на своё обычное состояние, оцениваю собственные силы в качестве педагога. Лекция не имела шансов стать поучительной. Превратиться в цирковое представление? Возможно.

«Твою то мать, сколько народу!»

— Сколько здесь человек? — спросил я у администратора, что курировал мероприятие и был приставлен ко мне.

— В районе двухсот пятидесяти, у вас есть план выступления, краткие тезисы, нужно что-то вывести на проектор?

— У вас тут выпить есть? — пропустив вопрос мимо ушей, спросил я.

На бедже значилось, что администратора зовут Артур.

Он выглядел как типичный посетитель барбершопа: бритые виски и затылок, нарядно зализанный набок чуб и гладко стриженная борода. На мой вкус, слишком гладко. Я сразу представил, как по его неестественно ровному подбородку течёт медовый сироп, а полуобнаженный мальчик пальцем снимает тягучую жидкость с его пухлых губ и облизывает. В общем, Артур в моём воображении очень чётко ассоциировался с актёром гейпорно. Но даже если так, кто я такой, чтобы осуждать его?

Он понимающе кивнул, отстегнул от своего ремня бляху, которая оказалось небольшой фляжкой.

«Ну точно пидор», — подумал я, одновременно стыдя себя за эту мысль: всё же парень поделился выпивкой.

Я сделал большой глоток, ожидая почувствовать во рту что-нибудь типа вермута или ликера, но это оказалась обычная водка. От неожиданности я закашлялся.

— Может, хотите запить?

— Нет, спасибо, всё в норме, — сказал я, возвращая фляжку.

Артур ловко пристегнул бляху на место, было заметно, как ему нравился аксессуар.

В голову мне пришла идея.

— Слушай, а ты можешь вывести на экран бутылку водки, когда я скажу?

Парень немного помедлил, обдумывая вопрос.

— Думаю, что сможем, у вас на флешке?

— Нет, я с собой ничего не взял, думал, может, получится в интернете найти, любую.

Он что-то пробормотал себе под нос, сделал пометку в планшете, пообещал, что всё будет.

На сцене выступал один из популярных сценаристов — Л. Оказывается, я опоздал на полчаса, и организаторы решили пустить следующего спикера.

Администратор, видимо, распознав немой вопрос, сказал, что Л. закончит примерно через двадцать минут.

— Он должен был закрывать сегодняшний день форума, но из-за опоздания придётся делать это Вам. Зато можете не беспокоится, что не уложитесь в сорок минут — будете говорить, сколько захотите.

«Вот уж действительно здорово. Не понятно, где нарыть тем для разговора хотя бы на отведённое время, не говоря уже о дополнительном».

Я вежливо улыбнулся. Ничего кроме как ждать окончания выступления Л. не приходилось.

Очередь — самое поганое изобретение человечества. Ненавижу ждать, особенно когда волнуюсь. В течение следующего получаса я просто стоял за кулисами и потел, стараясь придумать, какой мудростью поделиться с людьми. Основная проблема была в том, что мудрости никакой у меня не было. Абсолютно естественно предположить, что получаса для получения этой мудрости и уж тем более для облечения её в слова мне не хватило. Довольно неожиданно я вспомнил слова из какого-то старого боевика, который смотрел ещё в детстве и медленно проговорил их про себя:

«Ты — стремительно падающая звезда. Твоего сияния никто не заметит. О том, что ты только что пронёсся по бескрайнему небосводу, скоро никто не вспомнит».

И это, как ни странно, помогло.

Вышел на сцену я на подкашивающихся ногах, но голос не дрожал, а дыхание было восстановлено. Поначалу очень помогал свет софитов, благодаря которым оказалось практически не видно зрителей. С другой стороны, они сильно нагревали сцену, от чего почти моментально я вспотел, пришлось попросить выключить их.

— Добрый день, мне сказали, что вы все — молодые авторы, так или иначе, меня правильно информировали?

Зал отвечал разноголосьем, по большей части утвердительно.

Было сложно собрать мысли в кучу, они проворно разбегались. В какой-то момент моё молчаливое стояние на сцене стало неловким, ещё через минуту нелепым, затем смешным. Как только зал начал хихикать, стало понятно: если не получится заговорить и сейчас, мероприятие можно считать оконченным. Не то чтобы я сильно переживал за организаторов, просто это означало, что моё падение с воображаемого олимпа состоится куда раньше, чем планировалось. А мне ещё хотелось хоть недолго насладиться каким-никаким успехом. Хотя в чём именно выражался этот самый успех кроме временной финансовой обеспеченности, я до сих пор не мог сформулировать, даже для себя.

— Как вам выступление господина Л.?

Зал отвечал, словно единый организм, обладающий разумом, аплодисментами, которые синхронно начавшись так же закончились.

— По мне, он — напыщенный индюк, чьи нынешние работы явно переоценены, но не уважать его вклад в развитие индустрии не могу даже я.

Снова последовали аплодисменты, к ним прибавился смех.

— Признаюсь честно, был немного удивлён, что меня пригласили делиться какими бы то ни было знаниями. Всё, чем я располагаю, и меня-то не сильно спасает. Разве что получится столкнуть вас с этой нелепой тропы, на которую вы забрались.

«Ну что ж, а всё не так плохо идёт: я говорю уже пару минут и даже ни разу не запнулся», — подбадривал я себя.

— А кто читал мою книгу?

Зал пришёл в движение. Оказалось более половины тех, кто читал. Отчего-то стало неловко, захотелось оправдываться, но я смог пересилить себя.

— Довольно неожиданно, — честно сообщил я, — а теперь — кому она понравилась?

Примерно половина поднявших руки опустили их.

— Что ж, ценю вашу честность, — я улыбнулся, — остальные не имеют представления, кто я такой?

Робкий гул дал понять, что это так.

— Ну что ж. Зовут меня Наум Белый, это настоящие имя и фамилия, многим кажется, что это псевдоним. И не так давно мне повезло выпустить на свет свою первую книгу, которая, по непонятным даже мне причинам, стала довольно популярной. Пожалуй, это всё, что стоит знать. И скажу прямо, мне абсолютно нечему вас научить.

Я сделал небольшую паузу, в основном потому, что я в самом прямом смысле не знал, что говорить дальше, но залу она, похоже, показалась намеренной, и зритель легко, но стройно похлопал моей откровенности.

Не то чтобы именно их одобрение помогло найти слова. Просто мне вдруг стало понятно — сидящим напротив абсолютно насрать, что именно я буду говорить. Достаточно не сбиваться, делать вид, что так задумано, и зритель примет на веру любые нелепости, будет искать и найдет смысл и хоть как-то да интерпретирует сказанное. Такую вот неожиданную фору получает человек, в одиночку выступающий перед толпой. Нынешнее положение напомнило мне выходки современных акционистов — любая прилюдная проделка оказывается осмысленной. Человеческий мозг так нетерпим к беспричинности и пустоте.

«Первобытный человек вложил молнию в руки богу, чтобы с ума не сойти, а сегодняшний находит объяснение любым публичным чудачествам».

Начал я аккуратно, но довольно быстро вошёл во вкус, не беспокоясь особо о смысле сказанного.

— Дело вот в чём: мудрость, ради которой вы здесь, на самом деле доступна каждый день. Существует несметное количество литературы, которая даст вам значительно больше, чем клоуны на этой сцене. Но есть у этого источника знаний один жирный минус. Нужно читать.

Несколько человек негромко рассмеялись.

— Да, именно так, она требует времени, усидчивости, внимания, и это бесконечно скучно. Вы пришли сюда за прессованными сведениями, за готовыми ответами — как быстро и не прикладывая усилий стать такими же, как те, кто эти сведения выдаёт. Сценарий любого фильма и сериала — это конструктор, литература — форма, форма имеет структуру. Рисуй графики, заполняй таблицы. Наверняка примерно об этом с вами и говорили предыдущие лекторы. Вам вручили мёртвый скелет, и как бы кропотливо вы ни следовали инструкциям, наряжая его в сосуды, мышцы, кожу, максимум, что вы получите — плохо пахнущее чучело. Потрудитесь узнать, откуда информация взялась! — я сделался серьёзным, почти разозлился от своих же слов, — они сели и прочитали, увиденное тщательно анализировали. Многие потратили долгие годы на обучение, не говоря уже о деньгах. Зачем? Кругозор, друзья мои! Разобрать чужое не сложно. Но чтобы создать нечто своё, живое и настоящее, необходимо это выносить, родить и воспитать, а не лепить на труп гирлянды. Для этого нужно учиться смотреть на мир вокруг и не только своими глазами. Думать чужие мысли. Чувствовать чужую горечь. Учиться учиться.

Я сделал небольшую паузу, чтобы перевести дыхание.

— Так что, если вам нужны настоящие знания, слушайте голоса первоисточников, тех, чьи имена проводили в вечность их произведения, а не блёклые их отголоски в нашем лице.

Зазвучали аплодисменты. Смущение прошло как ток под кожей.

— Успокойтесь, — я подождал, пока зал утихнет и продолжил, — всё, что я сказал, не принадлежит мне. Мысли формируются путём перемалывания чужих идей и создания своего отношения к ним. Всё сказанное мной или вами, уже когда-то было сказано и сформулировано кем-то до нас. Практически у каждой мысли есть первоисточник. И только в самых редких случаях человек способен на самостоятельный мыслительный процесс. Гумилёв называл людей, способных к этому, пассионариями, в фантастике их именуют Индиго, кто-то зовёт гениями, я не решаюсь назвать их как-то по-своему, опасаясь выбрать недостаточно ёмкую формулировку, выберите сами, что ближе вам.

Более двух сотен пар глаз внимательно следили за каждым моим движением. Мне казалось, что они просто слушают мой голос и реагируют на интонации, но совсем не понимают, о чём я твержу. Я решил отпустить.

— Но если вам всё ещё охота слушать кого-то более живого, задавайте вопросы, буду пытаться на них отвечать. Я совсем не готовился, думаю, так нам всем будет проще.

По амфитеатру снежной лавиной сошло напряжение, я буквально ощущал, как люди выходят из лёгкого оцепенения. Ему на смену пришёл живой интерес — народ, не сказать, что наперебой, но всё же довольно активно стал просить возможности задать вопрос.

Чувство неловкости не покидало меня, словно я обманываю этих людей, а они и рады. Но микрофон пошёл по залу, и довольно скоро прозвучал первый вопрос.

Его задавал высокий худощавый парень в очках, для образа самого неуспешного парня в школе не доставало только брекетов.

— Здравствуйте, Наум, меня зовут Евгений, хотелось бы узнать, как вы стали писателем? Каким был ваш путь? Заранее спасибо.

— Хорошо, что этот вопрос прозвучал в самом начале и, надеюсь, мы в дальнейшем избежим подобных ему типа «а что нужно сделать, чтобы стать писателем?», «что именно нужно написать?», «кому отсосать?». Может, у кого-то есть волшебная пилюля, которая поможет вам складывать слова в текст, который купят, но у меня её нет точно. Иначе я бы давно сам ей воспользовался. В том-то и дело — я не стал писателем. Об этом я и пытался сказать. Как по мне, никто не имеет право при жизни называть себя ПИСАТЕЛЬ. Я не настолько заносчив, чтобы позволить себе подобное. Писатель — человек, чьи работы после смерти не стыдно назвать литературой. Это не я, я слишком жив и слишком молод для этого. Максимум трудовик в школе, создающий поделки из дерева. Да, какая-то из моих табуреток получилась чуть более популярной нежели другие, но поверьте, я приложил для этого минимум усилий. И таких трудовиков на планете… Да чего далеко ходить — добрые три четверти из вас так и останутся подмастерьями, лучше сразу принять эту мысль. Вообще считаю, прежде чем начать любое дело, необходимо избавится от всех амбиций и романтических ожиданий, связанных с этим видом деятельности. Но если, задавая вопрос, вы, Евгений имели в виду, как мне удалось пропихнуть свою книгу на полки, ответ такой: я оказался в безвыходной ситуации, и ничего умнее в голову, кроме как писать до тех пор, пока не напишется, мне не пришло. Давайте дальше.

— Добрый день, расскажите как можно подробнее, если не затруднит, какие вещи помогают писать?

Два одинаковых вопроса подряд убедили меня окончательно: смысла в моей пламенной вступительной речи не было. Желание узнать особый секрет побеждает разум. Я на полном серьёзе подумал, что если бы вдруг мне сейчас взбрело в голову продиктовать какой-нибудь диковатый рецепт отвара, ежедневный приём которого в течение месяца превратит их в классных специалистов, нашёлся бы десяток записавших его под диктовку.

Соблазн был велик, но я удержался.

— Вот сейчас и пригодится единственная моя заготовка на сегодняшнюю лекцию, включите проектор.

Через секунду на стене за мной появилось огромное изображение бутылки водки «Столичная». Мысленно я поблагодарил администратора Артура за сдержанное обещание.

По залу прокатился смешок.

— Шутки шутками, но нужно было внимательнее слушать прошлый ответ. Я прекрасно понимаю, почему звучат подобные вопросы, но, повторюсь, нет универсального способа кроме банального «больше читайте, больше пишите». В основном я просто напиваюсь, а утром с тяжелой головой сажусь за свой верстак строгать очередную поделку. Отчего-то именно когда плохо голова работает яснее всего. Бывает, просыпаюсь среди ночи от навязчивой идеи. Идеи витают повсюду, главное не пренебрегать озарением. То, что я чётко уяснил: сядь и запиши мысль, фразу, образ — не важно, иначе покинет и больше не вернётся, а это самое мучительное. Утраченная мысль имеет свойство превращаться в гениальную, начинаешь жрать себя за утрату — а вдруг это было именно оно, то, для чего ты создан? Поганое чувство.

Микрофон дошёл до девушки. На вид ей было лет двадцать. Когда она поднялась, короткий сарафан обнажил стройные ноги, волосы небрежно прикрывали часть лица, пухлые губы почти касались микрофона.

«Хотел бы я быть профессором, который принимает у этой милой девушки экзамены».

Она некоторое время мялась, а потом заговорила, аккуратно подбирая слова. Голос её слегка дрожал.

— В вашем романе, довольно много сцен, в которых главный герой предстает как, — она остановилась, подбирая слова, — дамский угодник, хотелось бы узнать, по какой причине вы так много внимания уделили именно постельным сценам?

Не ожидая подобной откровенности, я был порядком ошарашен. Конечно, я был уверен, что подобный вопрос прозвучит, но то, какую форму он принял и с чьих губ сошёл, оказалось довольно удивительным.

«Дамский угодник», — ухмыльнулся я про себя.

— Девушка, поберегите хотя бы тех, кто сидит рядом с Вами, садитесь скорее. Ваши бёдра из-под сарафана, они… Садитесь.

Девушка покраснела, но садиться не стала. Это однозначно вызов.

— Я был уверен, что меня спросят о чём-то подобном, рад, что это оказались именно Вы. Всё довольно просто: на самом деле, я очень люблю женщин. Уверен, мужская половина сейчас ухмыляется, чувствуя солидарность, но не торопитесь. Помимо своей любви я ставлю женщину во главе этого мира.

Зал, только что казавшийся единым организмом, начал делиться на два существа. Но критическая масса для разрыва ещё не была набрана.

— Да, я хочу сказать именно то, что вам кажется. Все, кто не согласен, могут поцеловать меня в задницу. Я считаю, что женщины — это самое прекрасное, что создала природа. Они красивы, умны, отлично пахнут, в конце концов. Только женщина способна на чистую любовь. Посмотрите на себя в зеркало. Словосочетание «чистая любовь» не подразумевает наличия в ней ваших сальных пальцев и мыслей. Женщины, если хотите откровенно, делают особое одолжения, соглашаясь просто стоять радом с нами.

Критическая масса была набрана, гидра отрастила вторую голову.

— Посмотрите на неё, — девушка в сарафане все еще стояла, будто ждала, пока я обращусь к ней, — она дарит вам возможность пачкать своими взглядами её безупречную кожу на бедрах, которые чуть выглядывают из-под её одежды. Признайтесь, вам же мало, вы уже испачкали её своими домыслами, залезли под сарафан, жадно рыщите своим воображением в её нижнем белье. Ищете, чем поживиться? Смотрите! Продолжайте смотреть. Я сейчас покажу вам, кто мы, мужчины, есть на самом деле. Милая, — я обратился к стоящей, — подними, пожалуйста, руку вверх, любую. А вы продолжайте смотреть, не стесняйтесь представлять, что хотели бы сделать с ней, не ограничивайте свою фантазию, — я непроизвольно повышал голос, — а теперь представьте, что как только она опустит руку, у вас будет возможность прикоснуться к ней. Представляйте, смелее! Как только рука примет прежнее положение, кто-то из вас сможет безнаказанно подойти к ней, взять её ладонь, провести по гладкой коже, коснуться волос, полной грудью вдохнуть её запах, почувствует на языке её вкус, — тут я сошёл практически на шёпот и, насколько это было возможно, замедлил темп речи. — Но сделать это сможет только один из вас. Кто это будет? Тот, кто окажется ближе, проворнее, сильнее? Как вы решите? Ведь если чуть задумаешься, помедлишь — упустишь уникальный шанс прикоснуться к этой хрустальной красоте.

Я замолчал, в зале стояла гробовая тишина, вся мужская половина напряжённо смотрела на девушку.

— Всё, — крикнул я, прорвав общее тягостное молчание, — закончили эксперимент. Сейчас объясню, к чему это было, — и тихо добавил, — присаживайся, пожалуйста, можешь опустить руку, не бойся, всё будет хорошо.

На этот раз девушка послушала и села, ещё несколько секунд она держала руку поднятой, оглянулась, подобралась, поёрзав на стуле, и только потом опустила.

Я продолжил.

— Почувствовали? Вспомните, куда вы смотрели последнюю минуту. Вы смотрели не на неё. Ваши взгляды были прикованы к поднятой вверх ладони, вы ждали разрешения, отмашки. Как зверьё. И на мгновение многие из вас забыли о том, что ситуация нереальна, на маленькое такое мгновение забыли, что это моя выдумка. А на что вы были готовы в тот момент? Может, не в реальности, но умозрительно, можете себе представить? Мы в любой момент готовы вернуться в звериное состояние, вернуться в подчинение матушки природы, мы — животные куда больше, чем женщины. И женщина абсолютно искренне мирится с тем, что на планете, бок о бок с ней, живёт кто-то вроде нас с вами, удивительно! — в горле пересохло, и я сделал глоток из предусмотрительно оставленной организаторами бутылки. — Так вот, постельные сцены в моей книге — это собирательный образ лучшего, что происходило со мной в жизни. Дань уважения, если хотите. Это желание в каждом описанном движении задокументировать и увековечить, насколько это в моих силах, каждую, кто был со мной, — мой голос совсем стих, взгляд остановился на одной из складок кулисы, и я продолжал говорить уже не в зал, а куда-то под ноги с длинными паузами. — Потому что другого способа не знаю… Надо признать, я не до конца осознавал это, когда писал, понял только сейчас.

Секунда, две, три. Зал взорвался. Были аплодисменты, свист, кто-то что-то кричал. А я не мог сфокусировать свой взгляд обратно, на аудитории.

Остаток времени прошёл для меня в лёгкой задымленности. Следовали различные технические вопросы, ответы на которые я вяло придумывал на ходу, в конечном счете, это всё было не важно: организаторы, приглашая меня, в первую очередь рассчитывали на шоу, думаю, они остались довольны. Всего лекция длилась около полутора часов. Покинул мероприятие я напрочь вымотанным с единственным желанием — как можно быстрее добраться до дома и выпить. Но как только я вышел на улицу, у двери технического входа, через который я попытался незаметно уйти от назойливых организаторов, меня поджидала та самая девушка в коротком сарафане. Я был не в состоянии что-то сказать и отупело смотрел на неё. Порыв ветра колыхнул прядь волос, прикрывавшую часть лица, и оказалось, что глаза её были разного цвета — карий и голубой.

Она подошла ко мне и положила лёгкую, как перо, ладонь на плечо.

— Вы первый, — тихо, почти прошептала она.