Рыцарь-м*дак

Николай Дмитриевич Мурыгин, 2018

Наум Белый – пример человека без особых способностей, конечной цели и мотива, но с мечтой, которая внезапно для него исполняется. В одночасье он становится популярным автором, но, кажется, абсолютно не готов нести ответственность за исполнение своих желаний. История человека, живущего «кое-как», но получившего шанс. Адаптируется герой? Или по привычке всё испортит и оставит «город в огне»? Содержит нецензурную брань.

2. Резник

С Маргаритой мы были знакомы, скорее, заочно: она читала мою книгу, я читал разгромною статью, которую она написала в одном из этих «толстых журналов» с помпезным советским названием, претендующим на единолично истинное мнение — «ГлавЛит».

Но я не злился — работа критика, по большому счету, в этом и заключается. Хорошее выходит значительно реже, чем различный ширпотреб для чтения в транспорте. Делала Резник свою работу довольно качественно, постоянно иронизируя, изображая объективность, она вживалась в роль автора, то бишь меня, и разрушала целостность повествования как бы изнутри. Первая часть статьи красочно иллюстрировала причины, по которым я очень плохой автор, вторая была посвящена общим рассуждениям о роли подобных мне авторов в формировании облика современной литературы. Мне понравилось, как она сформулировала причину успеха в продажах моей работы. Точной формулировки уже не припомню, но общий смысл вот в чём: я написал настолько плохую книгу, что многим она показалось хорошей. Меня её оценка устраивала.

Несколько раз, уже после заочного знакомства, мы пересекались на каких-то литературных встречах и светских вечерах типа того, который я устраивал теперь сам. В основном мы обменивались колкостями и не более. Мне она нравилась.

Марго на удивление довольно слабо сопротивлялась алкоголю, и уже через несколько часов мы оказались у меня.

В темноте под ногами что-то хрустело, под спинами то и дело хлопало, затем громко треснуло и больно укололо ногу.

С рассветом стали различимы силуэты предметов. Звуки обрели свои источники. Разбитый бокал, пустая бутылка из-под вина, зачем-то оставленная мною на полу москитная сетка теперь была с дырой, в которую как раз помещалась моя нога, дверца шкафа висела на одной петле. Добавляла красок разбросанная повсюду одежда. Оставалось, разве что, разбрызгать крови, и готовы декорации для съёмок криминальной драмы.

Резник не обманула. Поспать практически не удалось, разве что часок по самое утро.

Пострадала не только комната — я аккуратно обводил пальцем участки её кожи, на которых остались небольшие синяки и следы от укусов. От очередного касания она проснулась.

— Как голова болит, ты мне что-то подсыпал? — она повернулась на другой бок и теперь лежала ко мне лицом. — Других причин, почему я могла оказаться тут, не нахожу, — она едва заметно улыбалась.

— Помнится, ты собиралась со мной серьёзно поговорить, по работе. Но, видимо, это оказался твой коварный план, чтобы затащить меня в постель. Я, конечно, знал, что критики — бесчестные люди, но чтобы настолько. Буду писать письмо твоему руководству с жалобой.

Она деланно раздосадовалась и ударила себя по бедру.

— Это же надо было так накосячить: проснулась в постели шута. Права была мама, не умею я выбирать мужчин, — она презрительно сузила глаза, — чтоб ты знал, я тут только потому, что ответственно отношусь к своей работе. Вчера, когда я попыталась заговорить, ты заткнул мне рот сначала вином, потом потешными историями, а потом, — она сделала паузу, — собой.

— То есть это всё исключительно по долгу службы?

— Местами было даже противно, если уж совсем начистоту.

— До этого момента я сомневался, может ли женщина быть мудаком.

Она улыбалась так широко, как это позволяло сделать стянутое ото сна лицо.

— Ты само очарование.

— Я знаю. Теперь ты готов выслушать?

— Валяй.

Резник, не вставая с кровати, начала шарить своей рукой в поисках сумки и заметила небольшой синяк у себя на плече.

— Ну ёб твою мать, Белый, как мне теперь на работу идти? А я думаю, что так болит, это на шее у меня то же самое?

На шее у неё успел посинеть след от укуса с чётким кровоточащим контуром зубов.

— Примерно то же самое, — постарался я смягчить реальность.

Она заметила мой взгляд и коснулась шеи.

— Сейчас отправлюсь в полицию, сниму побои, изверг, аккуратнее надо было.

Я пожал плечами.

— Скажешь на работе, что под машину попала.

Она смерила меня взглядом с насмешкой.

— Тут мотоциклетная коляска максимум, а если быть до конца откровенной — велосипедист.

Тем временем она нашарила в сумке сигареты и закурила прямо в постели. Мне это не понравилось, но я сам часто действовал по принципу «если не спросишь — никто не запретит», так что не стал ничего говорить.

— Так что там за дело такое важное, ради которого ты столько терпела?

— Редактор нашего отдела хочет интервью с тобой, — Резник выпустила тугую струю сигаретного дыма в мою сторону, и я поморщился, — ой, прости, я автоматически.

— Ты же литературный критик в «ГлавЛит», я ничего не путаю? Вы уже выпотрошили мою книгу, ты лично это сделала. Что вы ещё от меня хотите?

— Я тоже так сказала, но мой шеф — женщина специфичная, у неё всегда есть какой-то план, — на этих словах она сделала неопределенный жест у головы, который сообщал не об умственной отсталости, но о заметных закидонах, — и не всегда он понятен. Возможно, она считает, что из тебя можно выжать ещё интересного материала.

— Для этого обязательно нужно было посылать тебя?

— Вовсе не обязательно. Но подобные мероприятия — часть моей работы, а раз уж я всё равно буду, почему бы не доставить приглашение лично? — теперь её улыбка стала лукавой.

Только сейчас я понял, что никакой рабочей необходимости не было: Резник сама захотела сегодня тут оказаться. Сегодняшняя ночь была не моей победой, а её прихотью.

— Ну что ж, раз твой журнал хочет ещё моей кровушки, я готов дать интервью тебе прямо сейчас.

Я резким движением накинул себе на голову одеяло и в темноте стал подбираться к ногам Резник. Она вскрикнула и стала слабо отбиваться.

— Отстань, идиот! Интервью ты будешь давать моей начальнице.

— Ничего, меня на всех хватит, — заверил я.

Наконец моя голова оказалось у самого основания бёдер Марго, она их неплотно сжимала, принуждая побороться, но не слишком настойчиво. Она ослабила хватку и пустила меня.

Легко, самым кончиком языка я коснулся её влажных губ и почувствовал сладковатый вкус. Я осторожно провёл языком снизу-вверх, а затем ещё раз, но уже с нажимом. Следующее касание было ещё увереннее, теперь я касался её полной площадью языка, с каждым разом по миллиметру забираясь все глубже и глубже.

Когда мои губы прикоснулись к её, зазвонил телефон.

— Это шеф, пусти.

Я крепко схватил её за бедра и прижал ещё сильнее.

— Пусти, — слабо, на самом краю выдоха просила она, но я только усиливал нажим.

Я пил её горячий сок, стараясь не упустить ни капли. Резник сначала сдерживала крик, но через несколько минут она перестала. Теперь я слышал её в полный голос. Её стон начинался тихо, постепенно набирал громкость, словно её подбрасывало на американских горках, затем резко обрывался, и всё повторялось. Я так крепко держал её за бедра, что совсем перестал чувствовать пальцы.

Телефон продолжал звонить, но Резник больше не пыталась взять трубку. Она полностью подчинилась процессу. В такт языку она подавалась вперёд и назад, сама регулируя глубину и частоту движений. В какой-то момент она сильно ускорилась, задышав чаще, и вдруг её тело словно отпружинило от кровати. Она резко вытянулась, испустив нечто вроде птичьего крика, схватила меня за волосы, крепко прижала к себе и держала так. Я чувствовал, как она истекает. Это продлилось несколько секунд, и она обмякла.

Весь вспотевший, я выбрался из-под одеяла и ощупал голову.

— Кажется, ногтями ты разодрала мне затылок.

Марго вяло попыталась ударить меня, но я увернулся. Она шумно выдохнула.

— Надо же было так испоганить момент. Что ты за человек, Наум?

Телефон зазвонил вновь. Это была уже пятая или шестая попытка.

— Белый, подай сумку, она там у тебя под ногами, Лиза меня прибьет, — Резник всё ещё прибывала в сладкой расслабляющей неге, но телефон заставлял её вернуться к реальности.

Она поднялась, не одеваясь, вышла на кухню и прислонила телефон к уху — на том конце провода быстро заговорили, так что Резник не могла вставить и слова, правда, она и не очень-то пыталась.

Дверей между комнатами в моей квартире не было. Так что я мог наблюдать за тем, как Марго, слушая, чуть покачивается на месте, перенося вес тела с одной ноги на другую. Как от этого покачивания образуется и разглаживается складка между её ягодицей и бедром. Как обнимает её холодное восходящее солнце, от чего создается впечатление, что её обнаженное тело светится.

Резник была очень красивой женщиной. Женщиной в самом высоком, в моём понимании, смысле этого слова — с заглавной буквы. Её манера держаться, говорить, жестикулировать — всё выдавало в ней уверенность хищной птицы. Она точно знала куда ступает, такую женщину не увидишь споткнувшейся или обронившей что-то случайно. Не удивлюсь даже, если она точно понимала, какой именно в этот самый момент вижу её я.

Закончив говорить, она подошла к постели, пару мгновений что-то взвешивала в уме. Видимо наконец приняв решение, она наклонилась и сочно поцеловала меня.

— Алаверды в следующий раз, — пообещала она.

— Буду ждать.

— Ещё бы, — игриво ухмыльнулась она. И начала собираться.

Я не стал ей мешать, следующие десять минут я просто следил за тем, как она движется по комнате, аккуратно обступая осколки, приводит себя в порядок, глядя в зеркальное отражение покосившейся дверцы, делает последний глоток из опрокинутой бутылки вина.

Было не совсем понятно, зачем ей понадобилась эта ночь? Да и не очень-то и хотелось выяснять, если честно. Было у меня ощущение, что это один из тех вопросов, ответы на которые лучше не знать.

Мне определенно нравилась эта женщина. Когда она ушла, ещё некоторое время я ловил остаток её запаха в квартире, а затем уснул. Ничего существенного в этот день я больше не сделал.

Проспав до полудня, я поднялся, сходил за пивом, выпив пару бутылок, снова уснул, и на этот раз я проспал до следующего утра.

В подобном режиме прошли ещё сутки, я получил несколько сообщений от Резник, почти все они были развратного содержания, я лениво, но не без азарта отвечал на них.

С момента публикации книги я особо не был занят делами и не чувствовал в себе сил начинать. Но наступил четверг, а значит, нужно было вставать.

Юрген организовал моё участие на каком-то образовательном форуме для начинающих писателей, журналистов, сценаристов и прочей авторской нечисти. Наверное, стоило потратить время на подготовку, ведь мне предстояло выступать перед кучей народа, а говорить мне было решительно не о чем. Но всё, что я сделал перед выездом — выпил стакан холодного джин-тоника.

Вся моя жизнь — это спонтанность и случай. Я не видел повода что-то менять.