Рыцарь-м*дак

Николай Дмитриевич Мурыгин, 2018

Наум Белый – пример человека без особых способностей, конечной цели и мотива, но с мечтой, которая внезапно для него исполняется. В одночасье он становится популярным автором, но, кажется, абсолютно не готов нести ответственность за исполнение своих желаний. История человека, живущего «кое-как», но получившего шанс. Адаптируется герой? Или по привычке всё испортит и оставит «город в огне»? Содержит нецензурную брань.

5. Две женщины

Основной задачей Юргена была продажа моей поделки издательству. Но он, к тому же, выбил неплохой процент бонусом к гонорару. И, казалось бы, всё, нужно успокоиться! Но мой немец не такой.

Теперь, когда продажи стартовали, Юрген всячески старался поддерживать вокруг книги максимальный ажиотаж. Он вынуждает меня как можно чаще светиться в СМИ, но при этом оберегает от различных неприятностей, типа тех, которые я чуть не устроил на вечеринке. Тогда, кстати, всё благополучно закончилось.

Юрген просто заплатил всем, кому необходимо. Благо, встреча проходила за закрытыми дверями, журналистов кроме Резник там не оказалось. После встречи и после длительных, но приятных переговоров, она согласилась не афишировать историю с поломанным столом.

Короче, со стороны кажется, что Юрген просто усложняет себе жизнь, без видимой на то причины. Но лично у меня, человека, напрочь лишённого чувства ответственности, подобное скрупулёзное отношение вызывает искреннее восхищение. Конечно, именно эта, скорее национальная, нежели профессиональная черта превращает его в прекрасного агента.

Но как же, сука, это иногда бесит.

С тех пор как немец начал работу, я отключил телефон и больше не подходил к компьютеру. Я пытался максимально сосредоточиться на том, о чём мечтал всю жизнь, помимо своих бумажных поделок. Ложиться за полночь, пить, не вставая с кровати, и как можно дольше ничего не делать, ссылаясь на муки творчества. Но Юрген мог достать, находись ты хоть в коме. Он найдёт способ сообщить тебе, что нужно проснуться, собрать какие-то документы, с кем-то встретиться и, самое печальное, выйти из квартиры.

Его гундёж и сварливость передавались по воздуху. Казалось, на него работали птицы, стучащие в окно ни свет ни заря, соседи, затевающие ремонт в будние дни, и даже погода. За прошедшие несколько месяцев я обрёл способность предчувствовать его явление. Но не сегодня.

Утром, ровно в три часа по полудню.

«Педант херов».

В двери моей квартиры позвонил курьер и передал аккуратно запечатанный конверт.

Внутри оказалась довольно тревожная записка:

«Herr Наум, я понимаю, что прелести Резник вскружили тебе голову. Но прошу тебя, прояви хоть каплю благоразумности. Не ходи в «ГлавЛит»! Ты не знаешь, что за человек эта Елизавета. Она сожрет нас и не скривит лица, лучше я устрою нам встречу на телевидении, только не ходи в «ГлавЛит».

P.S. Пожалуйста, сделай так, чтобы до тебя стало возможным дозвониться, это непрофессионально.

С уважением, Jürgen»

Даже текст, написанный им, звучал в голове с комичным немецким акцентом. Справедливости ради никакого акцента у Юргена не было, но веселья для у себя в голове я непременно дублировал всё сказанное им так, будто он есть.

Прочитав письмо, я почувствовал что-то вроде родительской заботы. Но кто когда слушает родителей?

В детстве отец, заставляя учить таблицу умножения, периодически заходил в комнату проверить, не занимаюсь ли я чем-то другим? Я, конечно же, занимался. Но как только слышал, что он приближается к двери, начинал громко повторять «дважды два — четыре» и т.д. Тогда мне было невдомёк, что отец тоже когда-то учился во втором классе и, скорее всего, понимает — изучение таблицы с двух до пяти не занимает столько времени. С тех пор я запомнил главное правило: что бы ты ни делал — выключай звук у тетриса. Так я и решил поступить.

— Отвечать будете?

Курьер всё это время ждал в дверях.

Я взял у него ручку и написал на салфетке с логотипом службы доставки пиццы, которая валялась в прихожей:

«Сам ты Herr».

Курьер взял салфетку двумя пальцами, сложил её в папку, но не уходил. Я понял, в чём дело.

— За счёт получателя.

Курьер хотел что-то сказать, но я закрыл дверь и вернулся в постель.

Благо, последнюю неделю мне не давали скучать.

Резник с Лилит бывали в гостях по очереди. Это было забавно.

***

Лилит на фоне Резник казалась совсем ребёнком, рассказывала дурацкие истории про ребят, с которыми училась, много смеялась, в основном без причины. А иногда вдруг становилась серьёзной.

— Вы знаете, я на Вас обиделась, — как-то сказала она. Темы для разговора она брала практически из воздуха, я довольно быстро привык к этой манере.

— И что же я такого сделал? — я спрашивал не из интереса, скорее механически.

— Тогда, на лекции, Вы заставили всех смотреть на меня. Я чувствовала на себе их взгляды, их мысли.

— Хм, я об этом не подумал.

Я действительно не думал о том, каково ей было в тот момент, казалось, что всё под контролем, да и что могло произойти? И всё же это было довольно беспардонно с моей стороны.

— Как будто они все разом лезли под платье, было немного страшно. Вы меня использовали, — она умела говорить так, словно ей не было дела. Выходило довольно правдоподобно.

— И снова правда за тобой, я был растерян, и ты мне помогла, натолкнула на эту мысль, — мне показалось, что врать в данной ситуации не имеет смысла. Тем более всегда интересно взглянуть и оценить свои поступки с другого ракурса.

— Вы сейчас тоже меня используете?

— Как ты всё выворачиваешь, — я немного задумался, пытаясь предугадать, куда ведёт этот разговор. — Думаю, это тоже правда, но лишь отчасти, ведь и ты мною пользуешься.

Она остановила свой взгляд и задумалась.

— Похоже, Вы правы: получается, люди на протяжении всей жизни используют друг друга.

Иногда направление её мыслей пугало меня, тогда я начинал задумываться о том, что пора прекращать эти встречи.

— Хотелось бы возразить тебе что-то убедительное, но твой взгляд на вещи тоже имеет право на существование. Просто всё не так трагично. Люди используют друг друга и для радости, «ты мне — я тебе», это взаимовыгодное сотрудничество. Если тебе не нравятся условия, ты всегда можешь их прекратить.

— А сейчас Вам всё нравится? Нет желания прекратить сотрудничество со мной? — её взгляд казался испуганным.

Внутри всё кипело, разговор становился невыносимым.

— Нет, — на этот раз я соврал. — Только, пожалуйста, не надо таких мрачных разговоров. Мне жаль, что я не спросил тогда твоего разрешения и причинил эти неудобства, всё вышло довольно спонтанно. Но один необдуманный поступок не очень ответственного человека не должен формировать твое представление о человеческих отношениях. Надеюсь, ты правильно понимаешь, что я говорю, и сможешь простить.

— Нет, — коротко отрезала она. — Вы не должны извиняться. Мне очень понравилось то, что Вы тогда сказали. Если бы Вы спросили, я бы без раздумий согласилась. И мне было приятно, что Вы считаете меня красивой. Я чувствовала их взгляды, но это ничего не значило для меня, я доверилась.

Качели качнулись в противоположную сторону, но я снова чувствовал себя идиотом.

«Это всё однозначно нужно заканчивать».

Я некоторое время смотрел на неё, пытаясь понять, что происходит в её голове, но мысли казались непроницаемыми. Вдруг она звонко засмеялась.

— Вы такой взрослый, но такой глупый, не могу, — и с размаху стукнула меня подушкой. От удара я повалился на кровать, а она забралась сверху.

«Это определенно нужно прекращать, но завтра» — последняя мысль которую я запомнил с того разговора.

***

Сегодня курьер вытащил меня из постели с Резник.

Она всё ещё немного злилась, когда я звал её Марго, но теперь это казалось скорее игрой. В ней удивительным образом сочетались эмоциональность и хладнокровие. Это проявлялось в том, как она выражала свои чувства.

Только что мы в сотый раз обсуждали мою книгу и её на это реакцию, и я имел неосторожность назвать критику бесполезным жанром, а её работу вредительской.

Она, нисколько не изменившись в лице, взяла подвернувшийся под руку блокнот с моими записями и начала вырывать из него по одному листу, после аккуратно комкала и по дуге швыряла ими в меня, целясь в голову. На мои просьбы прекратить она не отвечала, и остановилась только когда в руке её был пустой твердый переплёт, скрепленный пружинами. А пол хаотично замусорен катышками бумаги, которые до этого были набросками повести. Я начал её ещё до публикации книги и всё никак не мог закончить.

— Если бы критики не существовало, вас, бездарей, развелось бы в разы больше. И так превратили литературу в клоунаду, — она почти всегда так говорила, скорее, констатируя факты, нежели предлагая тезис.

В эти моменты лучше было косить под дурачка. Мне нравилось испытывать её терпение.

— А что плохого, разве не каждый должен иметь право на самовыражение? — я собирал по полу, расправлял и пытался собрать в прежнем порядке свои записи, злиться на неё было решительно невозможно.

— А что хорошего? Вы пересыщаете рынок, такого спроса просто нет. А под тонной дерьма теряется действительно ценное. Читатель просто не способен отыскать что-то стоящее, — она снова курила в постели, но пепел аккуратно собирала в пачку. — Должна быть хоть минимальная сепарация.

— Попахивает текстовой евгеникой. Но, судя по продажам, вы так себе справляетесь. Что меня радует. Я как-то не сильно переживаю за чистоту литературной крови, — я не мог разобрать свой почерк, а потому верность порядка находилась под угрозой.

— В том-то и дело, никто не переживает. Но ты прав, как бы мне ни было неприятно это признавать. Сейчас мало кто читает эти «толстые журналы», «ГлавЛит» один из последних, кто держится на плаву и имеет вес, да и то благодаря светской хронике, которой мы с того года решили заниматься, чтобы не потонуть.

— И каким же ты видишь выход из ситуации? — я был сосредоточен на сборе записей, поэтому мой вопрос прозвучал довольно серьёзно, оставалось всего пара листов.

Она, чеканя слова, как заправский функционер, коротко произнесла:

— Надо заниматься вашим профессиональным перевоспитанием, — сказав это, она подняла указательный палец с аккуратным красным маникюром вверх, выражение её лица при этом было такого же уровня одухотворенности, что на портретах учёных, висевших в школьных и университетских кабинетах физики.

Я удивлённо посмотрел на неё.

— Это, получается, ты, вроде как, взяла меня на поруки? И как оцениваешь свои успехи, как моё духовное перевоспитание?

Она подобралась ко мне ближе, взяла из рук собранный обратно блокнот и крепко поцеловала, по-кошачьи зажмурившись.

— Если честно, мне кажется, абсолютно безуспешно, — шепнула она на ухо и увлекла меня за собой в постель, а блокнот отшвырнула в сторону.

При падении он раскрылся и наскоро разглаженные листы снова рассыпались из него в хаотичном порядке на пол.

Впереди были выходные, и я планировал провести их в объятиях этой потрясающей женщины.