Кровавый рассвет

Натали Альбертовна Якобсон, 2023

Николетт – падший ангел, Фердинанд – избранник таинственного ордена, охотящегося за нечистью. Есть часы, отмеряющие срок пришествия Люцифера на землю. Долг Фердинанда до истечения срока уничтожить ангела зла. Но что если этот ангел окажется настолько красив и соблазнителен, что, увидев его однажды, без него уже невозможно жить. Фердинанд получает священный кинжал, которым можно убить Николетт в один роковой рассвет, на переломе времен. Медлить нельзя. Таинственные часы берут контроль над юношей. Они подобны живому существу, а в ордене слишком много тайн. Там стоит статуя ангела, из-за влюбленности в которую Фердинанд и вступил в орден. Николетт – живая копия этой статуи. Взглянув на нее Фердинанд понимает, что жить без нее дальше уже не в его силах. Но против его любви могущественный орден, сверхъестественные силы и жуткое демоническое существо, которое вырвется на волю, если Николетт останется жива. Ведь по сути оно и есть – ее темная половина.

Обряд тьмы

Ангелы не бродят ночью по улицам. Особенно в пропитанных заразой нищих кварталах. Но сегодня это случилось. Существо, которое как будто только что пало с небес, задумчиво двигалось вперед, чертя кровавую линию по грязной стене. Его красота пугала. Стоило лишь раз взглянуть на такое создание, чтобы потерять рассудок. Отпечаток неземной грусти от потери небес, золотое сияние неземной красоты, хрупкость в сочетании с силой и некий гипнотизм во всем облике. При виде чего-то подобного, сложно не сойти с ума. Бог действительно знал, что он делает, когда сотворил дьявола. Творение вышло совершенным.

Николетт даже не думала отвести за уши золотые пряди, в которых запутались пикси. Сверхъестественные существа липли к ней, как мухи к меду. Они влюблялись в нее еще сильнее, чем люди. Ее тело манило их больше, чем золото. Оно казалось сделанным из мрамора: абсолютно бескровное, бесчувственное, белое и холодное. Круто закрученные локоны, как червленое золото, если отрезать локон он стал бы золотом, глаза, как лазурь, тело, как мрамор. И в довершения всему крылья за спиной.

Они отрасли сегодня. Сегодня она узнала, кто она есть. Сегодня была ночь всех свершений. В эту ночь она пошла к реке, чтобы свести счеты с жизнью и избавиться таким образом от сознания того, что дьявол уже не стоит за спиной, а живет внутри нее. Острый нож прошелся по ее запястьем, вся кровь вытекла в реку, но жизнь не ушла. Напротив, пришла новая темная сущность. За спиной отрасли крылья. В воде отразился дьявол.

Николетт с трудом опиралась на стену. По разрезанным запястьям все еще текла кровь. Последняя струйка. Темные дымчатые крылья за спиной едва трепыхались.

В луже на земле она заметила свое собственное сияющее отражение. На него указал крошечный эльф, выпорхнувший из ее волос. Он был в восторге, а она нет. Вселенская грусть в ее глазах на миг затмила лазурь. Глаза стали пустыми, как осколки небес. Жаль, что лужа не может треснуть, как зеркало под ее взглядом.

Красота дьявола пленяла, но только не ее саму.

Окраины города были бедными, мрачными и пустыми. Здесь почти никто ее не видел, кроме крыс, разносивших заразу и нищих. Если какая-то нищенка и сойдет с ума, заметив ее, то никому от этого хуже не станет. Тут полно отчаявшихся и сумасшедших от несчастья людей. Кругом бедность, болезни и нищета. Если бог создал все это, то зачем было вообще создавать мир? Лишь для того, чтобы подчеркнуть красоту Денницы.

Николетт прислонилась головой к грязной стене. Запястья уже не болели, но она ощущала слабость и голод. Кто-то шел ей навстречу. Кто-то вскрикнул и застыл на месте, увидев ее. Кто-то был поражен видом божественного зла, как стрелой любви. Кто это был, было не важно. Главное это был человек, с живой кровью. Чисто инстинктивно Николетт выкинула руку вперед, и ее ногти вцепились в чье-то горло, легко вошли в плоть, выдавливая хрупкие человеческие косточки и потоки крови. Кровь, как причастие. Кровь, как жизнь. Кровь, как сладкое вино для пира нечисти.

Николетт не назвала бы это пиром. Просто насыщением. Ее собственная кровь ушла в реку, ей нужна была другая, чтобы наполнить опустевшие вены. Уже бескровные порезы на ее запястьях закрылись, будто их и не было, но плоть осталась белой, как мел, фосфоресцирующей изнутри.

Где-то рядом добивало свой ритм живое сердце. Уже умирающее. Потом труп осел в грязную лужу, отражающую лунный свет. Николетт даже не обратила внимания: мужчина это был или женщина. Не важно! Этот человек изнемогал от физического желания к ней и от болезненной любви. Удовлетворение ему дать она не могла. Любовь и страсть не в ее природе. Голод и жажда тоже. Она их не чувствовала. Теперешняя кровь была просто необходимостью. Она была и терпкой и сладкой одновременно, но в целом все равно какой-то безвкусной.

Грязная лужа отражала небеса, как будто их осколок упал на землю. Николетт вытерла рот ладонью. Небеса это в прошлом. Мертвые глаза жертвы это настоящее. А что же в будущем?

На собрании ее уже ждали. Жуткие существа толпились в мрачной зале и недовольно гомонили. Им пришлось долго ждать. Они на такое не рассчитывали. Хорошо, что дождались вообще. Николетт вошла к ним, как будто была королевой. И не важно, что одежда на ней порвана, а в безразличных глазах словно застыли осколки ада. Она действительно королева этих существ. А потом, когда часы пробьют нужный срок, она станет их божеством.

— Где? — требовательно спросила она у чудовища, бывшего здесь главным в ее отсутствие. На входе ей пришлось раскрыть ладонь и показать метку у себя на руке. Здесь этого уже не требовалось. Ее узнавали в лицо. Вот идет Денница, изгнанный с небес, чтобы захватить власть на земле…

Когтистая длань указала ей в узкий арочный проход. Действительно там! Николетт тут же ощутила его присутствие. Он ждет ее, как и все они, только намного дольше и напряженнее.

Она пошла не спеша. Сначала мимо арок, потом по ступеням к темному древнему алтарю. Сегодня здесь не было перевернутого распятия, как всегда, на алтаре возвышалось нечто другое. Статуя с крыльями: огромная, мрачная, черная целиком и пугающая. Красивыми в ней были только крылья, а под ними начинался монстр. Николетт смотрела равнодушно и долго. Она искала нечто в его пустых глазах и нашла. Ей следовало опуститься перед ним на колени, но гордость помешала. Николетт молитвенно сложила руки у лба и преклонила лишь одно колено перед статуей. Вот и все. Теперь пора. Наверное, она должна была его поцеловать… Но этого не потребовалась. Когти статуи начали шевелиться. Потом вздрогнули крылья. Она ведь пришла. Темные воды реки ее не приняли. Ее ждало нечто более страшное.

Ее отец. Ее отражение. Ее мрачная ипостась. Монстр оживал. Тот самый монстр, который толкнул первоначального ангела на границы восстания. Ее сущность, ее характер, ее гордыня — все воплотилось в нем. Ее душа. Душа ангела. И красивая оболочка, чтобы прикрыть душу. Одно единое существо разбилось на двух. Николетт должна была видеть в нем свое отражение, но видела только крылатое чудовище.

Оно смотрело на нее, стряхивало с себя следы каменного сна, как пыль, усмехалось и вдруг заговорило. Прекрасные слова из жутких уст. Что-то о том, что им давно было пора воссоединиться. Николетт слушала в пол уха.

— Пора!

— Я знаю, — она скинула с плеча его когти, так стряхивают надоедливое насекомое. Но он не обиделся, он привык к ее скверному характеру. В конце концов, они одно.

— Пойдем! — Николетт повернулась к выходу. Ее ждало собрание жутких подданных. Пора, наверное, порадовать их своим присутствием.

Он не дохнул ей в затылок огнем, хотя мог. Он многое мог сделать, но ждал. Он привык долго и терпеливо ждать ее каждого появления. И каждый раз проходили века. В этот раз не должно было случиться новой ошибки, которая опять разлучит их. Нужно вести себя осмотрительнее. Нужно брать бразды правления в свои руки. Николетт напряглась. Он проникал в ее голову, уча своим премудростям, и для этого ему вовсе не нужны были слова. Его мысли становились ее мыслями, вот и все. Никакого внутреннего диалога с самой собой. Она просто мыслила, как он. Вместе с ним.

Их новый союз, как всегда, начался без знакомства. Знакомиться с собственной тенью и не надо. Нужно просто вспомнить о том, что она стоит у тебя за спиной. И точно так же, как тень является темной сущностью человека, его загадочным двойником, точно так же дьявол был ее сущностью. Это нормально, что он держится позади, подобно крылатому ифриту, вынырнувшему из древней сказки. Он — ее черная душа.

Николетт смотрела на него всего миг, привыкая к увиденному. Она научилась воспринимать свою сущность спокойно. Так заведено с создания мира. Внутри самого красивого в мире существа живет душа подобная черному дракону. Он намного превосходил ее размером. Николетт пошла вперед, он держался позади, словно телохранитель или страж. Николетт не спешила. Она знала, что самые могущественные и жуткие создания вселенной сейчас терпеливо дожидаются ее. Им ничего не оставалось, кроме как ей поклониться. Ведь все они, в конце концов, произошли от ее темной души, от дьявола. Она была сильнее всех. Почти… И срок ее величия приближался уже не с каждым годом, а с каждой секундой. Часам пора отбивать свой ход.

Николетт провела по своей ладони острием кинжала. Громадный часовой механизм у входа в зал, как будто уже ждал ее крови. Она ощущала тихий настойчивый шепот, исходящий от необычного циферблата. Странные символы и деления были ей смутно знакомы. Она припоминала, что они означают. Время больше ждать не могло. Оно неистовствовало внутри этой рельефной громадины. Ее кровь должна была привести часы в ход. Николетт намеренно медленно поднесла руку к сложному механизму без стенок и стекла, который больше напоминал сцепления затейливых виньеток, чем сами часы. Ее пленял шепот, доносившийся от шестеренок и витиеватых стрелок. Так зовут русалки со дна морского, чтобы утопить, и их голоса едва прорываются сквозь толщу воды. До Николетт едва доходил смысл шепота времени. Пора утопить весь мир. Пора отдать весь мир во власть тех, кто пал сюда задолго до появления людей. Это будет справедливо. Ее жуткая армия сделает этот мир таким же прекрасным и бесчувственным, как эти часы из червленого золота. Золотым в них оказалось все, даже шестеренки, тут же задвигавшиеся от первых капель ее крови. Механизм получил необходимую смазку, часы пришли в ход. Тем не менее Николетт плотнее сжала руку в кулак, выдавливая побольше крови. Часы жадно поглощали каждую каплю. Казалось это живые существа, а не детали механизма, раскрывают рты, алчно требуя еще.

Кровь есть жизнь! Так сказано в библии. Только библия появилась на свет задолго после нее. Николетт должна была думать об этом с чувством собственного достоинства, но не ощущала ничего.

Часы все больше напоминали громадное живое существо с лицом, подобным солнечному диску в вензелях цифр и букв, но от них разило тьмой, несмотря на яркий блеск золота, из которого они сделаны. И сделали их, конечно же, неземные руки. Им самим не было видно ни начала, ни конца, стрелки и циферблат уходили глубоко под пол внизу, украшения сверху пробивали потолок, как сорняки растение. Возле них можно было остаться навечно, так они манили. Но время их подходило к концу. Больше не будет ожиданий.

Николетт равнодушно прошла мимо усыпляющего очарования золотого механизма. Порез на ее руке тут же затянулся. Жуткое собрание внизу в зале даже не успело уловить запаха ее крови. Зато их сверхъестественная кровь только что пролилась. Каждый должен был пораниться и капнуть в чашу, которая ходила по рядам. Для этого нужно было нанести по-настоящему глубокую рану, так как все травмы этих существ слишком быстро заживали. Чтобы выдавить из них кровь, требовались усилия. Хорошо, что, добывая ее, они не сожрали друг друга.

Сегодня им пришлось переступить через себя, потому что таков был старинный обряд — преподнести возродившемуся господину часть своей крови, как залог верности. Дьявол стоял рядом, но выпить кровь должна была Николетт. После этого она сможет контролировать каждого из них. Они будут связаны с ней кровью теснее, чем цепями.

Человеческая жертва тоже была принесена, чтобы усилить эффект. Красивый зарезанный юноша остался лежать на полу. После проведения обряда на теле устроят пир, его будут рвать тысячи когтей. Почему-то жертву всегда выбирали с типичной наружностью: длинные светлые волосы, чистое лицо, лазурные глаза. Бледная тень Денницы. Таким он был бы, если бы был человеком. И эти твари ревниво охраняли его право на первенство или им было приятно раздирать на части того, кто похож на виновника всех их бедствий. Кто их знает? Николетт было на все их чувства глубоко наплевать. Собственные страдания приучили ее к хладнокровию.

Она окинула зал холодным взглядом. Вся гомонящая рать нечисти вмиг затихла. Здесь было полно всяких тварей: крылатых, рогатых, с копытами или хвостами, с гребнями драконов на головах или множеством когтистых конечностей. Многообразие жути пугало еще больше, чем каждое такое существо могло напугать в отдельности. А когда-то все они были прекрасны…

Николетт не чувствовала своей вины за то, что с ними всеми случилось. Они получили силу. Нужно было думать о силе, а не о красоте. Могущество достаточная компенсация. Вот только черный монстр за ее спиной так не думал. Тень огромных крыльев ложилась на ее лицо. Николетт вышла на свет. Его здесь было немного. Свечи в напольных канделябрах из червленого золота делали это место похожим на храм. Так оно и было. Здесь был храм зла. И божество в нем тоже должно было быть злым, но оно было равнодушным.

Когтистые руки твари преклонившей колени перед ступенями небольшого возвышения протянули ей золотую чашу, свитую в форме просыпающихся драконов. Николетт взяла и отхлебнула. Вкус крови, настоянной в золоте, почти пришелся ей по душе. Почти, но не совсем. Чего-то не хватало.

Может, и ее главному спутнику стоило привнести в бокал свою кровь. Николетт почти не ощущала его присутствие за своей спиной, а вот толпы уродливых тварей чего-то от нее ждали.

Нужно что-то сказать. Им всем. Но она не оратор. Николетт знала, что словами их не пронять. Поэтому она свела речь до минимума.

— Вы меня ждали, и вот я здесь.

Мгновение тишины, и торжествующий гомон стал ей ответом. Они все еще могли чему-то радоваться. Или хотя бы делали вид. Лицо Николетт оставалось каменным, а твари бесновались внизу под возвышением. Чем-то это напоминало шабаш. В конце концов, все они пришли поклониться дьяволу. Но это было нечто другое. Не те шабаши, которые она привыкла наблюдать в лесах и пустошах возле своего заброшенного имения. Это был почти религиозный обряд. Темная религия начинала здесь свои обороты, как круговерть золотых часов. Только перевернутого распятия больше не было, вместо него присутствовала живая фигура дьявола у нее за спиной. И в сени его крыльев можно было чувствовать себя его законной частью.

Только вдруг она ощутила нечто другое. Чужеродное присутствие здесь. Глаза Николетт блеснули, как льдинки, и заметались по толпе. Она чувствовала присутствие врага.

Он прятался за колонной, тщедушный человек, который думал, что ему удалось провести целую толпу адских тварей. Про себя он твердил свои странные молитвы, чтобы затмить зрение бессмертных, но она-то его видела. Другие были слишком увлечены ею, чтобы заметить.

— Слуга бога! — ее указующая рука тут же привлекла к себе сотни адских взглядов. Голос чистым звуком отдался под сводами залы. Слова означали смертный приговор, и человек, прятавшийся за колонной, понял это. Он попытался бежать, но кто может убежать от адской армии, ринувшейся за ним. Теперь у них точно будет пир. Крики, чавканье, хруст костей и кровь, от которой Николетт уже не потребует своей доли. Ей должно было быть приятно просто смотреть, как незнакомца в рясе раздирают ее слуги, словно ягненка в мясной лавке.

Голова монстра, стоявшего сзади, склонилась к ее лицу. Огромные крылья шелохнулись, подобно тени. Это хороший знак, без слов сообщал он, враг сам пришел, чтобы сложить свои кости на твоем приветствии. Почти верный знак победы.

Возможно и так. Николетт равнодушно допила остатки крови и бросила чашу на пол. Пир так пир!