Сон и наваждение

Надежда Коваль

В книгу «Сон и наваждение» вошли рассказы, притчи и стихи. Вначале она называлась «АвтоБиографическиВыдуманное», но замечательная картина художника Игоря Лысенко «Сон золотой» определила окончательный выбор. Название изменилось, но осталась прежней суть самой книги, в которой правда переплетается с вымыслом, а былое – с настоящим. Некоторые персонажи реальные, а другие – выдуманные. Но от этого книга не потеряла своей увлекательности и не стала менее интересной.

Икарус

До начала репетиции всего полчаса, но мои коллеги появятся не раньше, чем через двадцать пять минут. Никто из оркестрантов не рвется прийти загодя и настроиться на особый, творческий лад. Для них игра на музыкальных инструментах — всего лишь источник существования, обычная работа, на которую хочется прийти попозже, а уйти пораньше. Члены Национального Симфонического Оркестра ничем не отличаются от обычных протирателей штанов в офисах: они с тем же нетерпением ждут конца недели, получки и летнего отпуска.

Я тоже не исключение: сегодня только по чистой случайности пришла первой — повезло, что пригородные электрички ходили по расписанию. Сижу в полуосвещенном просторном зале, где между рядами стульев ловко крутится наш архивариус Диего, расставляя на пюпитры партитуры. Смотрю на его крепкие ягодицы, обтянутые светлыми спортивными штанами, и заключаю, что занятия ушу идут ему на пользу. В свои тридцать три года он убежден, что хорошая физическая форма куда более верная приманка для девушек, чем новая прочитанная книжка. А завхозу оркестра опять не выдали электрических лампочек, поэтому, чтобы разглядеть ноты, надо уткнуться в них носом. Зато отремонтировали вентиляторы, и теперь их мерный шум сливается с непрекращающимся гулом проходящих по проспекту автомобилей, подтверждая, что жизнь продолжается. В открытые окна одиннадцатого этажа Муниципального драматического театра, где арендуется зал для репетиций, жарко дышит декабрь — самый суматошный месяц аргентинского лета.

Неожиданное низкое глиссандо входной двери заставляет меня обернуться: в зале появился незнакомец со скрипкой в руке. Он шел по зашарпанному дощатому полу по направлению ко мне. Среднего роста, пропорционального телосложения. Темные волнистые волосы достают почти до плеч. Левая рука в кармане джинсов. В его облике царят нездешнее спокойствие и уверенность.

— Вы новенький? Как вас зовут? — спрашиваю я сходу, соскучившись сидеть в одиночестве.

— Меня зовут Икарусом и, как вы правильно заметили, я новенький. Буду временно играть с вами в первых скрипках, — приятным голосом отвечает молодой человек и усаживается рядом.

«Вот уж имя! — думаю про себя, — неужели его родители не знали поговорки „как корабль назовешь, так он и поплывет“? А что если он в одночасье опалит свои крылья и упадет в море?» Мне заранее становится его жалко — такого симпатичного и интересного. Пока он вынимает скрипку, искоса разглядываю его спину — не проступают ли сложенные крылья под серым джемпером? Не забываю по привычке обратить внимание на его ногти: они чистые, коротко остриженные, трапециевидной формы. Значит, ему нравится искусство, он горд и не любит критику — как утверждают наблюдения.

Постепенно зал заполняется музыкантами. Оставив свою виолончель, с противоположной стороны бежит, стараясь не стучать каблуками, моя подруга Ноэлия и шепчет на ухо: «Твой новый сосед совсем даже неплох! Не теряйся!» Во всех незнакомцах она видит потенциального жениха для меня. А вот Луис наоборот — всех претендентов у меня отбивает. Вот и сейчас он начинает тянуть свою худенькую шею и нервно крутить флейту в руках, не сводя глаз с новенького. Его обольстительная улыбка, предназначенная для Икаруса, застывает на губах, когда перед оркестром появляется дирижер.

— Начнем с Moderato.

Адриан, как всегда, сдержан и строг. Он — приглашенный дирижер, молодой и со свежими идеями. Пользуясь предоставленной возможностью работать со столичным оркестром, старается взбудоражить наше болото. Для последнего в году концерта выбрал Третью симфонию Прокофьева. Мы все в ужасе, ведь у нас только Гайдн, да Шпор неплохо получаются!

Мне непривычно ощущать, что рядом сидит не Кларисса, а Икарус. Вместе с отсутствующей по болезни старой скрипачкой исчезли специфический запах лаванды и подушечка в стиле пэчворк, которую она кладет на сиденье. Краем глаза вижу, с какой концентрацией играет новенький. Он как будто здесь, рядом, и в то же время его нет вовсе, словно растворился в звуках.

Вдруг валторны выдают жуткого «петуха». Икарус останавливается, опускает скрипку и поднимается со своего места.

— Извините, Адриан, что вмешиваюсь. Я просто хотел сказать два слова музыкантам. Понимаете, то, что мы сейчас играем — это необычная музыка. В ней живет Огненный Ангел, который размышляет о существовании Бога. Его беспокоят проблемы бессмертия и происхождения зла. Эта музыка о природе страха и смерти, о взаимосвязи духовного и физического в человеке.

Все замерли. Струнники вытянулись по струнке, духовики надулись: «Вот это да! Чего это он разошелся?!»

— Я не имею права учить вас. Вы и без меня знаете, что музыку надо играть сердцем.

После репетиции укладываю инструмент в футляр и участливо спрашиваю Икаруса:

— А где ты живешь?

— В гостинице. Я летаю из оркестра в оркестр. Никогда не нахожусь в одном городе больше месяца.

— И все же, кто ты на самом деле?

— У меня нет никакого особого секрета — участвую в проекте «Лучший оркестр Латинской Америки». Я и мои коллеги присутствуем на репетициях и наблюдаем за работой различных музыкальных коллективов.

— Вот как! Значит ты почти что ревизор? А я-то думала, что ты ангел, — разочарованно протянула я.

— Нет, я не ангел. Да это и хорошо, наверное, ведь ангелы — существа бесполые, а я — мужчина. И мне даже кажется, что ты мне нравишься.

(ноябр, 2009)