Сон и наваждение

Надежда Коваль

В книгу «Сон и наваждение» вошли рассказы, притчи и стихи. Вначале она называлась «АвтоБиографическиВыдуманное», но замечательная картина художника Игоря Лысенко «Сон золотой» определила окончательный выбор. Название изменилось, но осталась прежней суть самой книги, в которой правда переплетается с вымыслом, а былое – с настоящим. Некоторые персонажи реальные, а другие – выдуманные. Но от этого книга не потеряла своей увлекательности и не стала менее интересной.

Оглавление

Частная закономерность

1.

— Когда я вырасту, хочу, чтобы у меня родилась девочка, — мечтательно говорит Гуля, прижимая к груди старенькую куклу в выцветшем платьице.

На улице разгар лета. Соседские ребятишки гоняют по двору на велосипедах, а мы сидим на мягкой зеленой лужайке и играем в дочки-матери.

— Я буду заплетать ей яркие бантики в косички и шить красивую одежду, — продолжает подружка и ласково гладит синтетические волосы куклы.

— И я дочку хочу, — с волнением вступает в разговор большеглазая Роза, — с мальчишками всегда одни проблемы, они только баловаться умеют!

А я молчу и скучно вожу пальцем по голой коленке. Я не знаю, кого мне хочется. Вернее, мне никого не хочется. Мне и так хорошо живется — с мамой и папой.

Прошло несколько лет. Теперь я хожу беременная по длинному коридору родильного дома. Мне двадцать шесть лет. Смотрю сверху на свой огромный живот и мечтаю поскорее вернуться к нормальному виду. Уже вечер, за окнами темно и тихо. Под развесистыми ясенями не осталось ни одного из счастливых родственников, которые целыми днями кричат новоиспеченным мамашам: «Тань, Оль, Кать, Свет! Ну, как ты? Ешь хорошо! Сцеживай молоко! Береги грудь! Больше спи!»

Ко мне сегодня тоже приходили. Правда, не родственники, а коллеги по работе — две Ирины. Похоже, что им стало меня немного жалко, когда я появилась перед ними в казенной больничной одежде — полинявшей нижней рубахе, байковом халате и черных кожаных шлепанцах. Кроме того, они бы точно умерли со смеху, если бы узнали удивительную тайну пациенток роддома: мы все ходили без нижнего белья! Медики считали, что носить его негигиенично, и выдавали нам сложенные в несколько раз пеленки. Мы зажимали их между ног и семенили, словно японки, в туалет, столовую и процедурную, боясь ненароком потерять по дороге.

— Коваль, — слышу свою фамилию и отвлекаюсь от дум, — собирайся на вечерний осмотр!

Иду к дежурному врачу и усаживаюсь в гинекологическое кресло. Молодая казашка медленно надевает медицинские перчатки у столика с инструментами. «Только бы тебе не попался неопытный врач!» — вспоминаю я слова мамы, сказанные в приемной. Врач Альфия оказалась не только неопытной, но еще и недоброжелательной. В ее взгляде сквозят холодность и нескрываемая неприязнь. После смазывания йодом, она с таким ожесточением запускает свою пятерню между моих ног, что я даже вскрикиваю от боли.

— Ага! С мужем, значит, не больно было, а здесь неженкой прикидываешься! — ехидно говорит она, а я в растерянности не нахожу что ответить на грубость.

Утро начинается со стимулирующих уколов и последующих схваток с громкими причитаниями и проклятиями в адрес всего и вся. В родильное отделение меня доставляют совсем без сил, и я едва могу реагировать на комментарий анестезиолога:

— Поздновато, милочка, рожать собралась — в двадцать семь-то лет!

Пока в моей несчастной голове готовится ответ: «А вам какое до всего этого дело?», в отделение входят врач с акушеркой. Видя, что я не в состоянии тужиться, они берутся за два конца скрученной в жгут простыни и со всей силы давят мне на живот. В этот самый момент из моей утробы с глухим звуком «блюм!» вываливается маленькое тельце.

Зашивать многочисленные внутренние и внешние разрывы прибегает Петр Иванович — главный врач роддома. Он накладывает швы и материт подчиненных на чем свет стоит:

— Да вы что, мать вашу, наделали?! Она же у вас умереть могла от потери крови!

После этих слов теряю сознание. А когда прихожу в себя, вижу у кровати акушерку с тугим свертком в руках:

— Ну, что? Очухалась? На, смотри, — девочка у тебя!

Так на свет появилась моя дочка Машенька.

2.

— Скоро у нас опять будет прибавление? — спрашивает отец как бы между прочим. О том, что я беременна, ему, наверняка, сказала мама. Больше я ни с кем об этом еще не разговаривала. Не важно — пусть знает, ведь он один из самых близких мне людей.

— Если будет мальчик, давай назовем его Димой, Дмитрием в честь моего отца.

Я соглашаюсь назвать сына Димой. Но у меня снова родится дочка. Мне должны были делать кесарево сечение. Из-за тяжелых предыдущих родов естественным путем родить не получалось — прошло всего полтора года, и швы еще недостаточно зажили.

Январь выдался морозным, поэтому в операционной я никак не могла унять дрожь. Зуб на зуб не попадал то ли от холода, то ли от страха. Ввели снотворное, и я исчезла из этого мира. А когда разбудили, я никак не могла понять, где нахожусь и что со мной происходит. Постепенно пришла в себя. Увидела склоненные надо мной белые колпаки врачей и услышала: «Девочка у тебя!» Но почему они обманывают? Ведь должен был родиться мальчик!

Потом меня перевезли в послеоперационную палату отходить от наркоза. Ужасно хотелось пить, а мне лишь смазывали губы влажным тампоном. Что-то бормотала в бредовом состоянии. Сквозь застилающую глаза пелену видела двух молодых мамаш, стоявших в проеме двери и тихо подсмеивающихся над моим беспомощным положением. К ночи я почувствовала себя лучше и начала думать о том, какое имя дать дочке. Мама послала через медсестру записку, поздравила. Посоветовала назвать девочку Лидой или Людой. А мне хотелось выбрать имя позаковыристей, менее распространенное. На какое-то время остановилась на имени Полина.

Утром в первый раз принесли дочурку — маленький сверточек весом 2 кг 700 г и длиной 49 см. На голове у нее чепчик, глазки полуоткрыты, грудь сосет еле-еле. Ей, наверное, от наркоза тоже досталось. Из-под чепчика выглядывают рыженькие волосики — «рыжулька моя». По ночам в палате жутко холодно. Среди санитарок — одна из моих бывших одноклассниц. Прошу у нее второе байковое одеяло (я видела целую стопку в кладовой комнате). Но она мне его почему-то не дает. Возможно, это было маленькой «местью» бывшей троечницы — бывшей отличнице.

Дома, после выписки, показываю Маняше сестренку в люльке. Она тянет к ней ручонку и нежно шепчет: «Катя, Катя» — так она звала всех своих кукол. Ну, вот и решилась проблема поиска имени! Называю вторую дочку Катюшей.

(октябрь, 2009)

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я