КриБ,или Красное и белое в жизни тайного пионера Вити Молоткова

Марк Олейник, 2020

Жизнь Вити Молоткова очень хороша: папа – директор большого завода, успешно строит коммунистическое будущее для всех своих рабочих, мама давно не работает и коллекционирует фарфоровые статуэтки, дома у них нередки праздники и застолья. Только вредная старшая сестра Клара иногда портит картину, но в основном она занята своим ухажером-программистом. Все меняется после поездки семьи в Марокко – там Молотковы встречают настоящую княгиню, и их коммунистические устои начинают шататься. В жизни семьи происходят удивительные события, сперва смешные, а потом и страшные. Но закончится все хорошо. А Витя найдет ответы на очень сложные вопросы: Можно ли устроить счастье для всех? Как достойно встретить неприятности? В чем разница между чудом и удачей? И главное: почему нельзя делить людей на своих и чужих – на красных и белых.

Глава третья

Изменение в нашей жизни

Вот чем может закончиться невинная прогулка по узким улицам магрибской медины. «Магрибская» означает «североафриканская», а «медина» — в прямом переводе просто «город», на самом деле — его старинный центр. Это все объяснила мне моя знакомая княгиня. Которая… но лучше, как она говорит, начать ab ovo, то есть «от яйца» — в смысле с самого начала.

Завязку вы уже знаете, но не знаете, что все мы, обалдевшие от знакомства со всамделишной княгиней, прямо вцепились в нее. Это же как с персонажем из книги познакомиться! Например, с Бабой-ягой. Хотя в нашем случае совсем наоборот, потому что кроме удивления нас переполняло еще и сильное чувство благодарности.

Вся наша семья скакала вокруг княгини восторженными зайцами. Потом папа отвел всех в ресторан, и мы сели, разглядывая ее и желая задать сразу сто тысяч вопросов.

— Дело в том, — сказала княгиня, — что я прожила здесь всю жизнь и хорошо знаю местных людей. Они без зазрения совести украдут у вас деньги, но обижать женщину здесь не принято, и вы, мон шер, — это она обратилась ко мне, — сделали единственную возможную и правильную вещь, встав на защиту чести своей сестры.

У меня аж коленки задрожали от удовольствия! Меня еще в жизни никто не называл моншером, а тем более не хвалила настоящая княгиня. Я зашмыгал носом и, наверное, покраснел.

— Когда я им это объяснила, исход дела был решен, — закончила она.

— Но как? — удивилась мама. — Как же это вы прожили здесь всю свою жизнь? — мамин бидонный голос выражал удивление страшной силы.

Белая старушка дотронулась до броши на кружевной блузке и улыбнулась.

— В этом нет ничего странного, — сказала она. — Мои родители бежали и оказались в конце концов в Касабланке. В «белом городе», в котором уже очень много лет назад родилась я.

— А от чего, от чего бежали ваши родители? — не унималась мама.

— Как же? — удивилась княгиня Трегубова. — Конечно, от большевистского мятежа. От диких красных орд.

«Вот так номер», — подумали мы разом и уставились на папу, который молчал и пламенел, как стяг. Удар был силен: называть мятежом диких орд любимое, можно сказать, святое для папы предприятие! Я подумал было, что папа сейчас задушит нашу спасительницу, что будет не очень вежливо. С другой стороны, я порядочно растерялся. Пусть я и не такой, как папа, певец коммунизма, но если самая родная душа прославляет именно такое дело, значит, и я за него.

Папа поднялся, навис над княгиней, как утес, и сказал:

— Буду очень рад, если вы составите нам компанию в путешествии. Конечно, если у вас есть свободное время.

— С удовольствием, — ответила княгиня. — К несчастью, свободного времени у меня хоть отбавляй.

Вот так Зинаида Андреевна стала не только нашей знакомой, но через некоторое время почти членом семьи.

Она проехала вместе с нами по марокканской земле и столько всего интересного показывала и рассказывала, что рот у нас четверых почти никогда не закрывался. Разве что иногда во время еды или во сне — хотя последнее точно не известно, ведь никто себя во сне не видит.

«А как же папа?» — спросите вы. Ну или я сам спрошу, потому что, не скрою, его предложение княгине присоединиться к нашей компании поразило меня до глубины души. А папа молчал, несмотря на то что все ему задавали разные вопросы, — и я тоже задавал. Все мы немного волновались, ожидая какой-нибудь неожиданности или даже взрыва.

В общем, он промолчал целый день и заговорил, только когда мы оказались в Легзире — это такой курортный поселок на берегу Атлантического океана.

Мы с папой гуляли по пляжу, прошли под знаменитой каменной аркой — в общем, было красиво и удивительно. И тогда папа сказал:

— Я молчал целый день, потому что хотел разобраться.

— Ну и как? — поинтересовался я. — Как твои успехи?

— Хорошие, — папа рубанул ладонью. — Подходящие успехи. Не могу же я воевать со старушкой, пусть и дворянского происхождения. Потому что я готов бороться с эксплуататорами и белогвардейскими бандитами, но не со старой женщиной. Красные — люди хотя и простые, но благородные.

— Понятно, — протянул я, хотя мне не все еще было ясно. Радуясь, конечно, что взрываться папа не будет. — Так ведь она чуждый элемент, — вовремя вспомнил я одно из любимых папиных выражений.

И вот тут он меня совсем огорошил.

— Понимаешь, — сказал он, — эта белогвардейская старушка никогда не была на родине и не видела, например, мой красный завод. Как же у нее могут глаза открыться? Как же она может узнать, что коммунизм — это счастье для всех людей в мире?

— Конечно, — согласился я. — Конечно, не может.

— Но мы это поправим, — папа снова энергично махнул рукой, словно давая кому-то по шее. — Мы ее увезем с собой в Москву, я ей покажу завод, и глаза у нее обязательно откроются.

А тут как раз подошли мама, княгиня и Клара, которая под влиянием Зинаиды Андреевны стала поживее и перестала без конца пялиться в телефон. Папа орлиным взглядом окинул атлантический закат и сделал свое предложение.

— Я всю жизнь мечтала побывать на родине, — сказала княгиня. — Но, к сожалению, у меня недостаточно для этого средств.

— Средства?! — захохотал папа. — Мы, коммунисты, всегда готовы прийти на помощь своим товарищам!

— Боюсь, — сказала княгиня, — слово «товарищ» ко мне не очень применимо.

— Папа щедрый, — пискнула Клара. — Он и господам помочь может. — Щеки и лицо стали у нее цвета заката, потому что фраза получилась довольно глупой.

В общем, так или иначе, а княгиню мы уговорили, и я оттого, что она согласилась, преисполнился такого энтузиазма, что никак не мог заснуть, вылез в конце концов в окно и долго бродил по пляжу. Слушал шуршание прибоя и смотрел на яркие белые пятнышки в воде: то ли это звезды отражались, то ли какие-то фосфоресцирующие существа вели свою ночную жизнь.

— Я должна кое-что объявить, — сказала Зинаида Андреевна на следующее утро за завтраком, когда в окно лился свежий океанский бриз, сияла белизной крахмальная скатерть, а тосты с апельсиновым джемом упоительно хрустели. — Дав согласие поехать, — продолжила княгиня, — я поддалась чувствам, не в последней степени связанным с тем, что я привязалась к вам и полюбила вашу семью. Однако щепетильность подсказывает мне, что все-таки я не могу принять такое щедрое предложение без условий.

— Какие условия? — удивилась мама.

— Самые простые, — княгиня обвела нас всех взглядом. — Я поеду с вами, только если смогу отплатить чем-либо. Поэтому я предлагаю, — обратилась она к родителям, которые сидели рядом, словно собрались фотографироваться, — свои услуги в качестве бонны. Так это называлось прежде. На современном языке — если вы примете меня няней для ваших детей. Я могла бы кое-чему научить их. От манер, — я шмыгнул носом и моментально убрал локти со стола, — до французского, немецкого или арабского языка, которыми я владею свободно.

— Ах, — пролепетала Клара, а я с неуместным хрустом откусил еще кусок тоста, после чего замер. Я давно знаю: если начать слишком веселиться, то даже совсем близкая радость может улететь, как бабочка.

— В целом, — бидон маминого голоса зазвучал таинственно, и все поняли, что дальше она еще не придумала, что сказать. — В целом, — повторила мама и строго посмотрела на папу.

— А я не против, — произнес папа залихватски, словно собирался следом запеть или бросить шапку на пол. После чего подмигнул как-то всем сразу. — Мы, коммунисты, за знание и обучение. Это нам завещал великий Ленин. Кстати, — снова подмигнул папа, — и арабский пригодится.

— Да, — гулко подтвердила мама, поняв, куда ветер дует. — Чтобы общаться с угнетенными. Правильно?

— Правильно! — сказал папа. — А теперь купаться. Закаляйся смолоду! — В этот раз он подмигнул мне индивидуально. И мы пошли к океану.

Мы плавали и брыкались в волнах, которые тоже брыкались, как сильные рыбы, а на берегу в кресле, принесенном из отеля, сидела княгиня. Вся в белом. Я не описал ее толком, но если вы в состоянии представить себе стопроцентную княгиню — то да, вот именно так она и выглядела.