Пережив себя

Мария Полянская, 2021

Это роман-исповедь о неправильной любви, которая выпала на долю героини, полностью изменив ее жизнь, и ради которой ей пришлось отказаться от прежней себя.

Письмо 8. Тогда и теперь

Я очень часто сравниваю то, как было тогда и то, как стало теперь. Вся моя сегодняшняя жизнь — это цепь удивительных открытий, как будто я только что вышла из монастыря, где провела много долгих, счастливых, мучительных лет, и теперь заново знакомлюсь с миром, который необычайным образом изменился за то время, которое я провела в своей келье. Все здесь ново для меня, и мне приходится привыкать к запахам, вкусам, ощущениям, отношениям, образу жизни, для того чтобы чувствовать себя здесь как дома.

Это тем более странно, скажешь ты, ведь ты никуда не уходила — ни из семьи, ни из своего близкого окружения, ни из той среды, к которой принадлежишь по рождению. Ничего не изменилось, пока мы были вместе, я просто завела себе вторую реальность, в которой мне было легко и приятно существовать с тобой, ускользая время от времени обратно. Это путешествие между мирами составляло, по твоему мнению, основное развлечение моей жизни, и, поскольку миры эти не пересекались, я ничем не рисковала, кроме тех случаев, разумеется, когда их орбиты слишком близко подходили друг другу — случайное пересечение на улице, требование немедленно спуститься под угрозой обнародования всей правды, разоблачающий телефонный звонок, явные угрозы и тому подобные меры шантажа с обеих сторон.

Что ж, так выглядели мои путешествия во времени и в пространстве со стороны, и даже я, некоторое время назад, тогда, думала, что это действительно возможно. Возможно существовать в двух разных мирах, проходя их тонкие сущности насквозь, не принадлежа ни к одному из них до конца. Возможно жить разными жизнями в каждом из этих миров — в одном из них быть матерью, женой, принадлежать кругу друзей и родственников, заниматься бизнесом, бытом и собой, в другом — быть тебе любовью, быть тебе больше, чем женой, быть тебе подругой в делах, родить тебе ребенка ради нас двоих, но только так, чтобы эти миры не соприкасались, и я была бы их единственным связующим звеном. Дело тут было вовсе не в адреналиновой лихорадке и не в позднем женском сластолюбии, отнюдь нет. Я просто заблудилась, я покинула свой мир на минутку, а потерялась на много лет. Словно в Хрониках Нарнии, я проникла в жизнь с тобой через платяной шкаф, но когда вернулась обратно, то поняла, что в моем мире за это время прошли годы.

Тогда у меня не было выбора — как только сердце сказало мне, что оно любит, я поняла, как дорог мне мой новый мир — тяжелый, скрытный, незнакомый, словно угрюмый еловый лес, стоял он передо мной, но в нем был ты, и я шагнула вперед. Так начались мои блуждания по твоему миру, в котором я, увы, никак не могла остаться. С какой горечью, стыдом и виной в душе я возвращалась в свою реальность, где все было родное от запаха стен до плача ребенка — родное и уже такое чужое. Отпирая дверь ключом, я словно входила в шлюзовую камеру, оставляя позади любовь, боль, гнев, горечь, сожаление, вину, стыд, смывая с себя в душе не только сперму другого мужчины, но и себя иную — страстную, неукротимую, неудержимую, нерациональную, превращаясь в себя ту, которой меня знают в этом мире. Садясь у телевизора, я с удивлением вспоминала то страшное, не знакомое мне существо, которое еще недавно блуждало по полям твоего мира. Это странное ощущение я бы сравнила с чувством героя нового фильма Камерона, который бродил по планете в ипостаси ее коренного обитателя. В конце фильма новая реальность заслонила для него прежнее тусклое существование, а физическая травма сделала прежнюю жизнь принципиально невозможной, поэтому он выбирает один из миров, окончательно прощаясь с земной аватарой.

Не скрою, вначале я полагала, что это возможно, вначале я считала, что такое вынужденное раздвоение моей жизни — пускай нелепый, пускай неправедный, но единственно возможный выбор, тем более, что он уже был сделан. Вначале я думала, что эти миры даже в принципе не могут совместиться и пересечься, как будто они расположены в разных галактиках или разделены прозрачной, но прочной стеной. Мне и в голову не приходило, что я поддаюсь величайшему из заблуждений, что можно жить здесь и там, оставаясь в обоих мирах самой собой, не меняя своей истинной сути, не приспосабливая ее под изгибы того или иного мира.

Когда же я начала осознавать, что рано или поздно мне тоже придется сделать выбор между моими мирами — к тому моменту они оба казались мне одинаково обжитыми и дорогими? Когда, наконец, заметила, что они не так уж далеки друга от друга — на расстоянии вытянутой руки, телефонного звонка, стука в дверь, столика в ресторане, электронной страницы, почтового сообщения, встречи глаз? Когда поняла, что я уже давно не та — ни в одном из миров я больше не являюсь самой собой, я изменилась, я волоку за собой, словно сбитый парашютист, шлейф обоих миров?

Уже не важно, когда, но это произошло, и скорее всего, постепенно, исподволь. Не сразу, но я почувствовала, что уже не могу, подобно капле воды, просачиваться сквозь ткань мироздания беспрепятственно. Каждое движение в ту или иную сторону вызывало возмущение в мои мирах. Пока твой мир рвал и метал, дома меня ждало ледяное молчание, пока твой мир ставил наши отношения на разрыв, мой мир занимал выжидательную позицию, пока я умирала от боли, непонимания в твоем мире, в моем меня ждало то же самое. Я постепенно становилась изгоем в обоих мирах, одинаково плохо приживаясь и там, и здесь. Ты гнал меня, а он меня не ждал, ты не понимал меня, а он не слушал меня, ты упрекал меня, а он меня избегал, и так до бесконечности. Я оказалась нигде — зависла в пустоте между пространством и временем, заблудилась в звездном странствии, оторвалась от силы притяжения обеих своих планет и стала вращаться на одной мне понятной орбите.

Более того, я стала замечать, как мои разные аватары проникли друг в друга, и я уже больше не была только собой в каждом из миров. Как будто на спину мне прилипали семена с чужой планеты, которые потом давали всходы, прорастали внутри и изменяли мою сущность. И в своем, до боли знакомом мирке я замечала за собой черты безумия, присущего мне раньше лишь в твоем мире, но и, будучи с тобой, я все громче и громче слышала голос разума, оставшийся, как мне казалось, в другой жизни. Я окончательно запуталась в том, где же я настоящая, чтобы потом задать себе главный вопрос — а существую ли я настоящая вообще?

И это вопрос о сравнении тогда и теперь. Теперь, когда моя жизнь плоская, словно панцирь мировой черепахи, когда она одномерна и прямолинейна, словно европейский автобан, я могу с уверенностью сказать — я знаю, кто я такая, я представляю, какая я на самом деле, я понимаю, на что я способна, я уверена, что я существую и я — настоящая. Не важно, что теперь мне — не простой, не одномерной, не плоскостной — приходится быть повернутой к миру одной гранью, это уже не имеет значения, главное, я знаю, что иные грани меня — тоже существуют, причем, здесь и сейчас.

Но это я знаю теперь, а тогда я лишь чувствовала, что происходит что-то неладное — мои миры сближаются и вот-вот столкнутся, и тогда наступит катастрофа. Выражаясь банальным языком — кто-то из нас не выдержит такого существования и разобьет стекло, а с ним — нашу жизнь. Ты ли сокрушишь все вокруг истиной правдой, я ли — беременностью от тебя в браке с мужем, или это будет чистая случайность, которая — как ты уже знаешь, никак не случайна, не важно, но я понимала, что такое развитие событий неизбежно.

Видел ли ты это тогда, понимаешь ли ты это сейчас — увы, история об этом умалчивает, я не отправлю тебе эти письма, не поговорю с тобой по телефону, не отвечу на твои сообщения, не увижу тебя. Так уже решено, и так будет. Мне, собственно, совсем не обязательно видеть тебя, чтобы представить себе ход твоих мыслей — за столько лет непонимания я научилась отвечать за тебя. Так вот, я думаю, ты видишь ситуацию с моими мирами совсем иначе, тебе мое двоемирие кажется сознательным выбором, желанием жить необычной жизнью, стремлением постоянно испытывать исключительные по силе эмоции, своего рода адреналиновым голодом, который я всю свою жизнь не могу удовлетворить. Ты подыскиваешь доказательства тому в моей жизни, и они с легкостью находятся — ведь меня немало помотало по миру в поисках любви, работы, семьи, гармонии. Ты вглядываешься в мое прошлое и видишь ненасытное существо, блуждающее по миру в погоне за все более жестокими и сильными ощущениями, подсевшее на необыкновенные эмоции, рискованные приключения, странные отношения. И это не может не отвращать тебя, теперь я это хорошо понимаю, тогда же — просто пыталась разубедить тебя в том, что на твой взгляд, было абсолютно очевидно. Я не понимала тогда, как ты мог подобным образом ошибаться во мне, зато хорошо чувствую теперь, что ты и не мог думать тогда иначе.

Тогда я не понимала, почему ты не видел, что есть разница между женщиной в дороге и женщиной на дороге. Женщина в дороге просто не может ждать, пока судьба ее настигнет, и она бежит, зачастую не зная, куда, лишь бы двигаться, лишь бы совершать ошибки, лишь бы идти к цели. Женщина на дороге ничего не ждет, она берет то, что есть, и использует его в своих целях, а там видно будет. Женщина в дороге не отдается первому встречному, но иногда она не успевает понять, что встреченный ей человек — не тот, кто ей нужен. Женщина на дороге отдается и первому, и второму, потому что неизвестно, а придет ли за ними кто-нибудь еще… Я была женщиной в дороге, а ты видел во мне дорожную проститутку.

Теперь, когда я больше не дрожу, словно маятник, из стороны в сторону, мне приходится привыкать к тому, что мир неподвижен, словно жаркий летний воздух. Мне странно жить на таких медленных скоростях, я не умею нюхать цветы вдоль дороги, пролетая мимо них на автомобиле, я не приучена находить радости в простом и малом — утре без боли, дне без ссоры, вечере без любви. Иногда мне кажется, что я живу в скафандре, а в шлеме вместо стекла — экран телевизора, показывающий мне то, что было тогда, потому что я не желаю видеть то, что теперь. Я отчетливо понимаю, что мне надо заново учиться ходить — испытывать счастье просто от того, что я еще живу, от того, что живы мои близкие, даже от того, что где-то там жив ты, и я об этом знаю.

Ты врос в меня, как дерево,

И корни во мне пустил.

Я шуму листьев поверила,

А не верить не было сил.

И ствол был гладок,

И в кроне множество гнезд.

И сон был сладок,

И чист, словно влага слез.

Но я слишком поздно сказала: довольно,

Мне не видно высоких небес.

Я не знала, что это так больно,

Когда вырастает лес.