Сказание о Дне и Ночи

Мария Михайлова (2025)

Что происходит когда встречаются два абсолютно противоположных характера? Один, как день, а другой, как ночь? А если они заклинатели, и им нужно вместе преодолеть трудности, разгадать тайны и открыть "Чертог девяти божеств", книгохранилище величайшего мистика? Останутся ли они прежними после столь сложного пути, пройденного вместе? Яды, убийства, интриги, коварство, и очень тонкие чувства главных героев унесут читателя в далекие времена, где заклинатели обладали тайными знаниями и искусствами, а князья феодальной дохристианской Руси боролись за власть и престол. Это первая повесть цикла "Сказание о Дне и Ночи"

И яд может быть тихим

Следующим же утром двор ошарашила новость. Сразу две смерти! Корова-тёлка и молодая служанка, в обязанности которой входило мести полы на женской половине княжьих хором. Двор гудел, новости передавались из уст в уста, обрастая новыми подробностями, слухами и догадками. Воздух был пропитан страхом так сильно, что казалось, одна искра и мощный взрыв превратит всё княжье хозяйство в щепки.

Приставленный слуга повел учителя и ученика осматривать мертвецов. Начали с младшей служанки. Её крохотная комнатушка располагалась под лестницей в левом крыле женского терема. Убогий закуток с соломенным тюфяком и небольшим сундуком бабского тряпья.

Мертвая, лежала на спине, вытаращив глаза с множеством кровавых прожилок, отчего они казались красными как у кролика-альбиноса. Из приоткрытого рта вываливался огромный темный язык. Кожа на лице и шее была с багровыми пятнами, а под подбородком была темная полоса шириной с палец. Сама девица была молода и недурна собой, но посмертная маска отвратительно уродовала, когда-то милую девушку. Учитель приказал Ингвару выйти из комнатушки, разрезал рубаху мёртвой и осмотрел. Хорошо сложенное девичье тело, с плотными грудями и стройными бедрами было сплошь покрыто багровыми пятнами, как на лице. Старец Всеволод прикрыл срам девицы и снова позвал ученика.

— Что думаешь? — спросил учитель, впуская Ингвара в крошечное помещение, в котором они едва умещались вдвоём.

— На теле тоже багровые пятна? Удушение?

— Да. Кто мог это сделать?

— Из всей нечистой силы, душит только Мара, и то редко. Она питается ночными страхами людей, садится на грудь и наслаждается ночными кошмарами. Иногда она так сильно вовлекается в процесс, что случайно душит источник своего удовольствия, слишком сильно сдавливая грудную клетку жертвы. Но это не Мара, здесь явный след от удавки на шее. Это человек! — заключил Ингвар одновременно ощупывая багровый след.

— Готов с тобой согласиться, — ответил учитель, мысленно довольный своим учеником.

Пошли опрашивать всех, кто жил рядом или общался с покойницей. Оказалось, что в своей убогой клетушке под лестницей она жила одна практически круглый год, и лишь в самые морозы, когда становилось невмоготу, приходила в общую ложницу.

На княжьем дворе челядь жила далеко не вольготно. Спали по двадцать — тридцать человек на соломенных тюфяках в больших комнатах, кто на лавках, кто на сундуках, а кто и вовсе на полу. Стало еще интересней, ведь предыдущие жертвы душегуба, по рассказам очевидцев, тоже жили поодиночке.

— Нужны были жертвы без свидетелей? — спросил Ингвар учителя, когда они возвращались обратно, проходя по деревянной галереи, между женским и мужским теремами.

— Вероятно, да, — ответил старец задумчиво.

— То есть убийца охотился не за определенными людьми, а душил тех, вокруг кого нет никого ночью? — удивленным голосом спросил молодой заклинатель.

— Возможно, — ответил учитель, поглаживая роскошную бороду цвета свежей золы, и направляясь с учеником осмотреть мёртвую корову-тёлку.

Скотный двор был огромным. Длинные деревянные коровники и свинарники, сколоченные из досок, тянулись на 100 саженей, источая характерный аромат. Аромат этот сначала впивается острой вонью в нос, а потом доходит прямиком до мозга, отчего начинает кружиться голова, к горлу подкатывает тошнотворный комок, а глаза начинают слезиться. Старцу всё было нипочём, а Ингвар невольно сморщился и предпринял попытку дышать не слишком глубоко. Прошлись по коровнику, животных не было, все были с пастухами на выпасе, лишь в одном из загонов, упав на бок и вытянув копыта, лежала молодая мёртвая тёлка. Огромный и очень красивый, с пушистыми черными ресницами, на них смотрел остекленевший глаз. Старец внимательно изучил говяжью тушу, местами потрогал пальцем.

— Князь сказал, вы хороните мертвых животных? Где? — своим как всегда спокойным голосом спросил учитель скотника.

— Хороним старче Всеволод Глебович, в лесу неподалёку, по приказу князя, — ответил последний, со страхом и любопытством поглядывая на диковинного кудесника.

— Добро! — молвил седовласый заклинатель и позвал ученика удалиться.

— Ты сможешь проследить тайком за скотником? — спросил он у Ингвара, — Надень холопскую одежду, спрячь волосы, и понаблюдай до захода солнца за местом, куда закопают тушу. Будет что-то необычное, извести меня.

Переодетый в старый кафтан грубого льна, облезлые, но удобные сапоги мягкой телячьей кожи, и скрыв роскошные волосы под мятой, выгоревшей на солнце, суконной шапкой, Ингвар сидел за кучей свежих, еще пахнущих сосновой смолой бревен, и наблюдал за скотниками. Он немного привык к местному запаху и тошнотворная вонь, от которой кружилась голова, была уже не так сильна. Помогал и аромат свежих сосен, слегка скрывая зловоние скотного двора.

Послышался звук копыт и скрип колес телеги на железных ободах. Ингвар повернулся в сторону звука. Упряжь тащил за собой огромный черный бык, медленно покачиваясь и низко наклонив рогатую голову. Четверо крупных мужиков погрузили мертвую тушу и лопаты в повозку, сели рядом, и медленно покатили к огромным дубовым воротам, ведущим прочь с княжьего двора. А переодетый холоп, мелкими перебежками следовал за телегой. Миновали ворота, спустились в город. Повозка проехала пристань и товарные склады, амбары и купеческие конторы, а бык тянувший упряжь сочно постукивал копытами о деревянную мостовую. Потом повернули на запад, оставляя позади боярские и купеческие дома с высокими воротами и бревенчатыми заборами-частоколами. После потянулись избы помельче и попроще, а потом и вовсе пропали. Телега покачивалась и скрипела на ухабах, мужики в дневном полудрёме о чем-то разговаривали, а молодой заклинатель, дикой кошкой, которую не должны заметить, ступая быстро и мягко, следовал за ними, как за мышкой, своей желанной добычей. В лесу он перешел на легкий бег. Ингвар любил бег. Это глубокое дыхание, напряжение и легкость своего молодого тела, послушного и свободного в слаженной работе крепких мышц.

Вдруг, телега остановилась на небольшой светлой поляне. Спрятавшись за большой сосной, он стал наблюдать и подслушивать разговоры:

— Эй, девка-красавица, дай сиськи потрогать!

— Пошел прочь смерд!

— Гривенник дам!

— Ну хорошо, один раз только!

Зазвал её на сеновал, юбку задрал и давай свое дело делать. Девка вырывается, а он наяривает. Кончил, отпустил.

— Давай гривенник! — говорит девка в слезах!

— Да я честный человек, денег нет так сиськи и не трогал!

Хохот мужиков, которым явно понравилась шутка грянул в тишине леса.

Щёки и уши Ингвара порозовели, словно цветки дикой яблони ранней весной. Выросший среди книг и духовных практик, в уединении, при полном отсутствии женщин вокруг, он смущался таких разговоров, а бранные слова резали его неокрепший юношеский слух словно нож. Теперь он старался не прислушиваться, а только смотрел, но ничего примечательного не было. Скоро выкопали яму, скинули туда мертвяка, и закопали, бранясь и хохоча одновременно. Побросали лопаты в телегу и уехали той же дорогой.

— Почему учитель просил проследить за мертвой коровой? — думал нежный холоп, опершись спиной на большую сосну, и поднимая взгляд вверх. Небо было прекрасно, сочно-голубое, с белым пушистыми облаками, мягкими и нежными как чувства и душа молодого влюбленного. Проплыла огромная белая бабочка с перистыми крыльями. Рядом на ветру шелестела осина своими дрожащими листьями, загадочно шепча неведомые слова летнему легкому ветерку. Зеленые и мохнатые ветки сосны закрывали солнце, давая приятную послеполуденную тень. Воздух был полон запахами трав, сосновой хвои и земли. Природа источала восхитительный аромат леса, согретого теплыми летними лучами.

Достав еду, припасенную в бедняцкой холщовой сумке, Ингвар стал вкушать хлеб, сыр, и молодую репу, которые прихватил перед уходом у старой кухарки. Свежий ржаной хлеб, испеченный ранним утром, был мягким внутри, и хрустящим снаружи. А маленькие черные угольки и следы золы на нижней корочке, оставшиеся от запекания в печи, придавали скромному яству особую прелесть. Молодой сыр, нежный и сливочный, таял во рту, а репа, еще свежая и хрустящая давала языку сладость и остроту, объединяя в себе два таких разных вкуса. Запивая свою трапезу водой из кожаной фляги, Ингвар думал, как все-таки прекрасна его жизнь!

Снова послышался стук копыт, молодой заклинатель притаился и навострил глаза и уши. С совсем другой телеги, запряженной уже лошадью, спрыгнул один из давешних мужиков, взял лопату и начал снова раскапывать коровий могильник. Удивлению наблюдавшего не было предела.

— Что он делает?

Откинув землю, скотник взял топор и взялся рубить мертвую тушу, выбрасывая разделанные куски наружу, на заранее расстеленную ткань. Потом разложил все по мешкам из холстины, погрузил на телегу и уехал прочь.

— Он собирается съесть или продать мясо? — размышлял тайный наблюдатель. Князь запретил есть падаль, животных умерших своей смертью хоронили, боялись болезней. Только специально забитая скотина использовалась в пищу Князя, его семьи и дружины. Челядь же и вовсе не ела мясного, довольствуясь хлебом, овощами и молоком от коров, которого было в достатке.

— Он так хочет мясо что готов отравиться?

Вечер опускался на лесную дорогу, Ингвар быстро шел, обдумывая увиденное. Воздух уже не согреваемый лучами августовского солнца стал студеным. Влажная прохлада окутывала тело, забиралась под одежду, щекоча холодными струйками, и вызывая легкую дрожь. Нужно было торопиться, молодому заклинателю не терпелось рассказать старцу обо всем, что увидел, и получить от него объяснения.

Учитель был в своей горнице, и ученик, рассказал наставнику о произошедшем в лесу. Его большие и красивые глаза, ярко голубого цвета, казалось, занимали добрую половину удивленного молодого лица.

— Значит, я правильно предполагал, — сказал Всеволод, глядя на встревоженного ученика.

— Что учитель?

— Ты думал, от чего могла помереть корова?

— Думал старче, — ответил Ингвар, и начал рассуждать, как его учил старший заклинатель, — Сначала, из-за остекленевшего взгляда коровы, я подумал на упыря, но он оставил бы следы зубов на шее, когда сосал кровь. Дворовый хлевник? Вряд ли! Он мучает скотину долго, пока та не помрет, а за ночь может убить лишь молодняк, новорожденного теленка или козленка. Зараза какая? Так ее видно, а мы всех осматривали каждый день. Наелась ядовитых растений? Не похоже! От красавки, дурмана, белладонны, расширены зрачки, скотина сама не своя, мечется, бьётся головой о стену, здесь же все тихо. Яды? Мышиный? Яд персиков? Стрельные яды? От них не помирают тихо. Тушу выкопали, её хотят съесть, но можно ли?

— Можно съесть, — ответил Всеволод.

— Как, учитель?

— Ты верно рассуждаешь, но есть яды, о которых ты не слышал. Бывает тихий стрельный яд. Я увидел несколько уколов большой иглы на правой лопатке мертвой тёлки. Яд обездвиживает животное, оно не может двигаться и издавать звуки, поэтому умирает тихо, просто задыхаясь. Я просил проследить за могильником, потому что такое мясо пригодно в пищу. На базаре его не продашь, оно не обескровлено, а вот для колбасы самое то. Думаю, что кто-то уже с радостью набивает говяжьи кишки мертвой коровой. За такую тушу можно выручить пол золотника, не меньше.

Ингвар был поражен, он знал стрельный яд аконита и волчьего лыка, но такое мясо нельзя было есть, отравление было неминуемо.

— Что за яд учитель? Он из растения?

— Я не знаю, — ответил Всеволод, разводя руками, — Это заморский яд. На Днепре идет бойкая торговля, приезжает много купцов. Между амфорами с вином и оливковым маслом теснятся и пузырьки с ядом. Вряд ли скотник его купил, яд очень дорогой. Скорее всего, он его просто украл.

— Как ты потупишь учитель?

— Расскажу Станиславу, но попрошу не торопиться. Нам нужно завладеть этим ядом, он очень ценный. Как бы скотник, в испуге, не избавился от него, да так что уже не соберешь.

Князь был очень удивлен, как быстро старец с учеником распутали дело. Он поручал расследование далеко не глупому главному приказчику, сам ходил осматривать трупы, но за четыре месяца померло восемь свиней, шесть коров и две лошади, а никто ничего не узнал.

— Смерть людей не связана с животными? — спросил он.

— Нет, — ответил Всеволод уверенно. Скотник продает туши на колбасу, а людей душат удавкой во сне! Это разные люди и цель у них разная.

— Душегуба пока не сыскали? Это точно человек?

— Ищем княже, человек. Я не знаю ни одного призрака, который так душит свою жертву.

— Если перестанет хоть скотина дохнуть, слухи о проклятье слегка притихнут, а то уже мочи нет, эти россказни терпеть, — с усталостью в голосе сказал Станислав.

— Князь Станислав Игоревич, нам очень нужен яд скотника. Будете забирать да допрашивать, пусть служивые проследят, чтобы он его не вылил. А если яд, в какой утайке, пусть выведают где!

— Добро! Прикажу! — сказал Станислав, и на следующий же день старцу Всеволоду принесли круглый пузырёк венецианского стекла, наполненный густой коричневой жидкостью.

Ингвар лежал на кровати, его тело приятно утопало в мягкой и теплой перине. Полог из легкой ткани слегка покачивался от зябкого ветерка, струящегося из открытого окна, и приятно гладил лицо.

— Как же хорошо, когда тебе внутри тепло, а снаружи, в горнице, прохладно, — думал он, втягивая носом студеный воздух.

За дверью послышалась суета, топот, смешки, разговоры громким шёпотом. Ингвар навострил слух, скинул одеяло, чтобы выглянуть, как вдруг, дверь отворили снаружи, втолкнули кого-то внутрь, и снова закрыли.

Женская фигура в красном сарафане двинулась к нему. Молодой заклинатель увидел яркие стрелки бровей, намалеванные черной сурьмой, набеленное лицо и ярко алые рот и щеки. Сомнений не осталось, это была девка-срамуха. Ингвар видел таких недалеко от рыночной площади, где они предлагали свои услуги заезжим торговцам, колчужным конникам княжей дружины и всему прочему интересующемуся подобными утехами люду. Срамуха направилась прямо к нему, улыбаясь, приподнимая юбку и оголяя белые бесстыжие ноги. Хозяин комнаты вжался в кровать, не понимая, что происходит.

— Она перепутала дверь? Что ей нужно?

— Какой молоденький, да какой сладенький, совсем еще нежный, соколик мой ясный, — повторяла девица, приближаясь. Она ещё выше задрала подол сарафана, сделала непристойный жест, и уселась на молодого заклинателя сверху, протягивая руку к его щеке. Резко остановив её руку, Ингвар высвободился, встал с кровати, схватил срамуху за плечи и потащил к выходу.

— Ну что ты касатик такой недотрога, я ведь многое умею! Тебе понравится золотой мой!

Отворив дверь и вытолкнув срамуху, он увидел уже знакомую компанию во главе с молодым княжичем. Хохот разрывал их на части, некоторые держались за стены, чтобы не упасть.

— Говорил я вам, девка! — кричал Улеб, держась за живот, и пронзительно хохоча.

— Вишь, не по вкусу ему срамуха, как всем мужикам!

— А может ему мужика срамного привести? — гром хохота разразился вновь.

Ингвар оглядел толпу злобным взглядом, запер дверь на засов, и сел у стены опрокинув голову на руки.

— Что им нужно? Почему я их раздражаю? — думал он, и с тех пор всегда запирал дверь на засов, а уходя, проворачивал старый ключ в замочной скважине.