Старинный дом

Маргарита Шилтова (2024)

Яна неожиданно теряет отца, с которым не складывались отношения, винит себя. В этот же день узнает об измене любимого человека, без которого не представляет себе жизни. Она чувствует, что ее мир рухнул, впадает в глубокую депрессию и решает сменить обстановку, чтобы попытаться прийти в себя. В номере курортного отеля находит старинный дневник мужчины, жившего здесь 150 лет назад. Ей начинает являться во сне какой-то парень, а потом Яна встречает его наяву. Их невольно тянет друг к другу, но оба считают это неестественным в такой короткий срок после их потерь. Однако пережитые вместе приключения и мистическое действие старинного дома заставляют выплеснуться наружу взаимные чувства. В это время появляется бывший парень Яны Грегор. Он твердо решил вернуть свою любовницу. Но и Роман не собирается сдаваться. Кого выберет Яна?

Глава 2

Сколько часов Яна бесцельно бродила по улицам — она не знала. Время остановилось. И жизнь остановилась. И мысли остановились. Она действительно ни о чём не думала — ни о прошлом, ни о том, что случилось сейчас, ни о том, что делать дальше. Ничего не было. Пустота.

Вдруг зазвонил телефон. Яна вздрогнула и стала искать его в сумочке. В руки постоянно попадались другие вещи, а порой она забывала, что там ищет. Но кто-то настойчивый не терял надежды услышать янин голос, и телефон не успокаивался. Наконец она извлекла аппарат и снова вздрогнула — на экране было имя, которое она меньше всего ожидала увидеть. Яна поднесла трубку к уху.

— Слышь, Янусь, — быстро проговорила Юла, — ты это… Грег сказал, ты вроде ушла от него?

Яна молчала.

— Ты это, — продолжала тараторить, перебивая саму себя, соблазнительница, — ты что — реально обиделась? И на меня? Слушай, Януся, я тут ни при чем. Я всё тебе расскажу, как на духу. Он сам меня позвал, сказал, мол, посоветоваться о чём-то, а тебя не будет. Ну, я и пришла. Мало ли, человеку может там… А он… Коньяк свой подтянул… Я говорю ему: я не буду, а он… Потом потащил в спальню… я растерялась… Янусь, не говори Алексу моему, окей? Ну кому от этого будет легче? Тебе? Мне? Алексу? Янусенька, заечка, не говори. Ну прости меня, хотя я тут ни сном, ни духом. Это Грег. Я что, виновата, что он такой? Думаешь, я одна? Да он со всеми нашими девками перетрахался, и не по одному разу. А, может, и не только с нашими. Они же на нём гроздьями… кроме меня, конечно… А у меня случайно вышло… растерялась… и в мыслях не было… я Алекса люблю…

Телефон выпал из рук Яны, звонок сорвался. Присев, она руками пыталась нащупать его на тротуаре, так как перед глазами плыли какие-то круги, кружилась голова. Подняв телефон, Яна с трудом встала, чувствуя, как к горлу поднимается тошнота. Она побежала к скамейке, упала на угол, и её вырвало на газон.

Вытерла лицо салфеткой, бросила её в урну. Перед глазами расплывались лица девчонок из «их тусовки», сменяясь лицом Грегора. Какие-то сплетённые тела…

— Девушка, вам плохо? — Вдруг услышала она мужской голос.

Обернувшись, Яна увидела сидящего рядом парня, который обеспокоено смотрел на неё.

— Спасибо, всё нормально, — торопливо ответила она.

— На вас лица нет, вы бледная, как смерть и вся дрожите. Может, «скорую» вызвать?

— Нет-нет, спасибо вам большое, это из-за жары, — сказала Яна, быстро встала и пошла прочь от скамейки. Куда же ей девать себя? Она достала телефон — экран покрыт сетью мелких трещин. Нажала на кнопку — работает.

— Верунь, привет! — тихо обратилась Яна к подруге — своей сменщице в парфюмерном бутике, — удобно сейчас говорить?

— А, приветик, Янка! Похоронили? Как прошло? — раздался жизнерадостный голос.

— Всё нормально. Я не поэтому звоню. Ты знаешь… хотела попросить тебя. Неудобно, но мне некуда деваться. Можно у тебя переночую сегодня?

— А что случалось? — оживленно спросила собеседница, — неужели с Гришкой что-то не поделили?

— Да… то есть, нет. Я ушла от него, — дрогнувшим голосом призналась Яна.

— Что? Ты? Ушла? От Гришки? Да не бзди! — Рассмеялась Вера, — разыграть меня решила? Ох, актриииса! И голосок правдоподобно так дрожит! Молодец!

— Вер, я серьёзно, мне не до смеха. Пустишь или нет?

— Божечки ты мой! Да ну на фиг! Не верю. А чего ты к своим тусовщицам не попросишься? У них-то места поболе, чем у твоей скромненькой, нищенькой Верочки!

— Не могу я к ним… я объясню.

— Ну, коли не побрезгуете моими двенадцатью квадратами, милости просим, госпожа Львова! У меня-то всех хором — одна комнатушка.

— Ой, Верунь, спасибо тебе! Я на одну только ночь. К родителям… то есть к маме не хочу. Они папу поминают, а тут я со своими проблемами. И вообще, ты знаешь их отношение… сейчас начнётся — «а мы говорили, а мы предупреждали». А я сейчас не могу… не могу ничего слышать.

— Да брось ты оправдываться, мне что, жалко? Мне ж веселей будет, не одной просиживать вечер. И признаться, очень уж интересно, что там такого Гришка сумел вытворить, чтоб ты ушла от него? Он же постоянно тебя, как кошку, чуть не ногами пинает, а ты всё, как кошка, ластишься к нему. И вдруг! Так что давай, сейчас скачи к нам в магаз, все быстренько расскажешь. А потом ко мне — винишко пить. Не кисни — всё в жизни можно изменить, кроме смерти. Сейчас решим, что делать с твоим пришампуренным Григорием.

Вечером подруги сидели за маленьким столиком, где стояли два полных бокала вина и закуска. Яна ещё в магазине до его закрытия посвятила подругу в обстоятельства и теперь ждала совета.

— Как мне теперь жить? Я не могу без него, — плакала она, — но и вернуться туда не могу. Боже мой, такая грязь! А я не замечала, как слепая! Ещё и наговорил, когда я уходила. «На улице меня подобрал»… Как будто я проститутка какая-то. Из-за него же из дома ушла! Едой попрекал. Разве такое можно сказать, если любишь? У меня чувство, как будто меня помоями облили. И ты знаешь — он даже не извинился. Плёл глупые оправдания. Откупиться хотел ювелиркой, как при обычной ссоре. Если бы попытался извиниться, по-человечески поговорить! С ювелиркой своей полез — не понимает, что ещё гаже сделал! Как будто покупает мою любовь. Юла извинилась. А он нет. И все, наверное, знают, смеются надо мной. Уж эти девочки точно!

— Хорош реветь, все слёзы не выплачешь! Слушай — ты знаешь, я твоего Гришку не люблю, дурака безбашенного, выгораживать не собираюсь алкаша этого, да ещё и блядуна, как выяснилось. Тоже мне, нашла от кого извинений ждать, самовлюбленный хрен! Сама стелишься всё под него, а потом уважения ждёшь! Сделай так, чтобы он тебя слушался! Тогда и уважать будет.

— Как я это сделаю?

— Да очень просто — скажи: ещё раз нажрёшься, ко мне в этот день не подходи!

— Ты что! Я так не смогу сказать! Да и оттолкнуть его не смогу. И вообще — в большинстве случаях я сама и начинаю. И как раз в этих самых, — покраснела она, — ну не могу я без него!

— Хм… Ну вот и результаты твоего «не могу». Ладно, не защищаю его, но все же — может быть, шалава преувеличивает, а? Чтоб её вина меньше? Ты глянь-ка — позвали её, напоили, чуть не силком трахнули! Ну, Красная Шапочка и Серый Волк, как есть! Скажи Алексу этому. Пусть знает, кого на груди пригрел.

— Да ну что ты, Вер, зачем я буду говорить! Он же друг Грегора. Поссорятся. И Юла права — кому от этого станет легче?

— Как кому? Тебе — отомстишь падлюке, и за себя, и за Гришку — за каким хреном она его сдала с головой? То есть не с головой, а… ну не в этом дело. Зачем она девок приплела? Её же вопрос: кому от этого легче стало? Отвечала бы за себя, а не впутывала других. Алексу станет легче, когда ты скажешь — может, нормальную бабу себе найдет. И Гришке урок — выпишет Алекс ему люлей, будет в следующий раз думать головой, а не… ну ты поняла. Надо сказать, вот как хочешь — надо.

Они выпили, и Вера долила вина.

— Нет, Верунь, не буду я ему говорить. Ну их. Я не знаю, как мне дальше быть. Ну хорошо, жить буду с мамой, работа есть, но… Верунь, я не хочу жить, — слёзы снова закапали из её глаз, — вообще не хочу, и не могу. Как же так: день пройдет, неделя, месяц — а я его не буду видеть, слышать, обнимать, целовать…

— Хватит, остановись, суть проблемы я поняла, не углубляйся слишком, а то я покраснею, — перебила ее подруга, — что я на это могу сказать? Может, там больше наговоров от этой суки. Ну случается пацану свернуть налево когда-никогда, тем более, что постоянно бухой. А мне ещё дед говорил: где пьянство — там и блядство. Но живет-то с тобой? И уже сколько. В конце концов, не сотрется же. Хватало ведь и на твою долю до сих пор? Закрой глаза, если уж так любишь.

— Да как я их закрою? Думать каждую минуту — может быть, именно сейчас он… А Юла вряд ли врала. Он сам сказал: «у меня очередь из королев стоит… только свистну». Сначала я не обратила внимание, думала — это он так, образно… а теперь. Он же такой красивый! Сексуальный. Я всё это время думала: почему он выбрал меня? Он — бог, а я кто? Ты глянь на его глаза — когда он смотрит в мои, у меня аж в животе все сводит, я дышать не могу! А губы — когда целует, ноги подкашиваются, и голова кругом идет! Я раньше думала, это для красоты в романах пишут, но убедилась, что всё так и происходит! Я готова ему всю себя… А тело… плечи… живот… его кожа… запах… — задыхалась Яна.

Вера рассмеялась.

— Кончила? Можем продолжать разговор? — Спросила она у покрасневшей подруги, — да, тяжелый случай! Черт, мне даже самой захотелось! Как тебя развозит! С виду и не подумаешь! Да видела я Гришку, чего мне на него смотреть. И глаза его в кучу, как накидается до поросячьего визга, и губы, которыми слова внятно сказать не может, мычит только, и спотыкающееся тело — вот именно, что тело, которое висит на тебе, иначе падает, само не в силах себя удержать, — она снова захохотала.

— Зря ты так, — обиделась Яна, — не всегда же он такой. И мне не смешно. У человека проблемы с алкоголем, это болезнь, а ты ржешь.

— Ага, проблемы с алкоголем, с бабами, с наглостью, с работой — некогда туда ходить, успеть бы потусоваться, наклюкаться и натрахаться. Это в двадцать семь лет! Красавец! И ты права, такой он не всегда, примерно в большинстве случаев. Но он красивый, тут ничего не скажешь. Да о чём тут говорить? Ты ведь знаешь, что всё равно вернешься! Ты вон бутылку всего выпила, а уже сидишь, как на иголках, ёрзаешь на стуле — так тебе неймется к нему в постель прыгнуть! Зачем мучить себя? Правильно он тебе сказал: забудь.

— Как ты себе это представляешь, после того, что я увидела и услышала? И вообще, он сказал — назад пути нет. Вернусь к маме, схожу к врачу — пусть выпишет мне какие-нибудь таблетки.

— Во дура! Какие ещё таблетки?! Как зомби будешь от них. От этого нет таблеток. Слушай, Янка, я придумала: тебе надо куда-нибудь поехать, а? К морю, а? Как тебе идейка? Сменишь обстановку, выдохнешь, расслабишься, и на досуге, в спокойной атмосфере подумаешь, чего тебе делать дальше.

— Ага, а деньги где я возьму? У меня ведь богатого папы нет. Не у Грегора же.

— Я тебе займу. Из тех, что на ипотеку коплю. Все равно лежать им ещё долго, успеешь отдать.

— Ой, Верунь, ты серьезно? Мне бы хотелось. Да, побыть одной, прийти в себя. Мама дома же не даст покоя. А так… постараюсь осмыслить все.

— Конечно! Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Лучше покататься по берегу моря, чем сидеть на жопе и глушить свой основной инстинкт таблетками и бухлом — я заметила, у тебя тоже появляются эти проблемы… ну болезнь твоего бога. Полторы бутылки вина вот всадила, как за себя закинула, и ничего, сидишь еще. А всего-то в тебе от силы килограмм пятьдесят будет.

— Пятьдесят два. Я просто привыкла, Грегор не любит один пить, редко когда делает это.

— Дак я об этом и говорю. Скоро в одной дурке лечиться будете. Итак, мозговой штурм закончен, вино закончилось, решение найдено. Завтра организовывай, а уж я свою Янку-пьянчужку в беде не брошу, помогу, чем смогу.

Они легли спать, но Яна так и не заснула до утра. Когда она думала о Грегоре, а думала она о нём всю ночь, ей хотелось выть.