Дом, стоящий там. Роман

Сергей Курган

Мистический триллер. Веселая молодежная компания собралась в загородном коттедже, чтобы отметить новоселье. Они рассчитывают хорошо провести время. Но уикенд оборачивается кошмаром. Тень ужаса, пришедшего из давних времен, нависает над домом у озера…

Death was in that poisonous wave,

And in its gulf a fitting grave.

Е. А. Рое¹

Фотограф И. С. Ковальчук

© Сергей Курган, 2017

© И. С. Ковальчук, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4485-7687-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1: «ЧЕРВОТОЧИНА»

…Я медленно, но упорно спускался все ниже и ниже по крутой, мрачной лестнице. Темнота постепенно все более сгущалась вокруг меня, и фонарик, который я нес в руке и которым я пытался подсвечивать себе путь, становился все более и более бесполезным. По мере того, как я спускался, воздух делался холодней, и какая-то промозглая, всепроникающая сырость пропитывала затхлую, душную атмосферу подвала. Лестница уходила все ниже, и постепенно я начал смутно, казалось, на пределе чувствительности, ощущать какой-то трудно уловимый запах. Между тем спуск продолжался. Я неясно, почти подсознательно чувствовал, что нахожусь на большой глубине под землей, но где именно, и почему я должен спускаться все ниже, я не знал. Все же призрак какой-то догадки теплился в моем невыносимо утомленном мозгу, но мне все никак не удавалось поймать эту постоянно ускользающую мысль. Мне почему-то казалось, что в тот момент, когда я вспомню всё и пойму причину моего пребывания здесь, безмерный, леденящий ужас навалится на меня, мерзкий липкий страх задушит мое и без того с трудом работающее сознание; и я защищался, отбивался от страшной мысли, как только мог.

Между тем я продолжал спуск. Как долго я уже спускаюсь, и что это за сила или что это за необходимость, которая так упорно и повелительно гонит меня дальше, несмотря на нарастающий ужас? Оглянувшись вокруг себя, я заметил в тусклом, неверном свете фонарика, что стены теперь покрыты слизью и плесенью. Сырость и холод становились все более пронизывающими, а запах, такой неясный вначале, усиливался и как будто сгущался. И вот уже отвратительный, тошнотворный смрад ударил мне в ноздри, а холод пронизал меня насквозь, до самых костей. Вместе с тем, какой-то едкий желтоватый туман заклубился перед моими глазами. Где я? Что я здесь делаю? Как я тут очутился, и самое главное, что это за запах и почему здесь так холодно, так дьявольски холодно и сыро, как… ну да, конечно! Как в могиле!

В могиле?! Все закружилось у меня перед глазами, ключ, так долго замыкавший мое сознание, повернулся в замке, и я вспомнил! Воспоминания вихрем пронеслись в голове, и ужас, подлинный, великий, абсолютный ужас охватил все мое существо. Зловещий желтый туман заклубился со все нарастающей стремительностью и стал принимать видимые формы…

О Боже! Я почувствовал, что задыхаюсь; словно огромная, тяжелая каменная плита всем своим чудовищным весом навалилась на мою грудь, и не дает сделать ни вдоха. Я хочу кричать, о! как я хочу кричать, дико, пронзительно! Но вместо этого я издаю лишь жалкий хрип — хрип предсмертной агонии. И тогда, как бы подтверждая худшие мои опасения, победно и мощно раздается погребальный звон… дзоннн… дзоннн… дзоннн…

* * *

Дзинннь! Дзинннь!

Телефон надрывается на столике. Как долго? О, черт! Это был сон! Последние темные ошметки ночного кошмара спадают с меня. Сбросив оцепенение, я вскакиваю с дивана и хватаю трубку. Сердце колотится, как бешеное. С трудом, чужим, непослушным голосом я выдавливаю из себя:

— Алло…, — выдох.

— Хэлло, Серж, — бодренький, взвинченно-веселый голос.

Я окончательно возвращаюсь к действительности. Однако, ну и контраст!… Это Билл, то есть, конечно, Игореша. Почему только к нему прилипло это идиотское…

— А-м-м — это ты. Привет акулам пера.

— Что это с тобой? Так тяжко дышишь. Может, ты с женщиной спал? И я тебя снял горяченького, на самом интересном…

— Не болтай глупости.

— А, значит…

— Ты разбудил меня. Я видел какую-то гадость. Еле продрал глаза, думал, что задохнусь.

— О! Кошмары мучают! Сколько раз я тебе говорил — не следует на ночь накачиваться «Курвуазье».

— Окстись! Какой на фиг «Курвуазье»? Ты еще скажи «Хеннесси» или «Реми Мартен».

Мне стало смешно.

— У меня нет таких бабок, чтоб упиваться французскими коньяками. Да и когда?

— Wow! Это у тебя-то нет бабок? А у кого тогда они вообще есть? Ты ж вроде бизнюк!

Я почувствовал прилив раздражения. Опять он за свое…

— Послушай, представитель свободной прессы. Сколько раз тебе можно объяснять, что бизнесмен — это тот, кто пашет, как папа Карло 12 часов в сутки, а если надо, то и 24, а не сидит в офисе в окружении факсов, сейфов и длинноногих секретарш и не шляется по презентациям, выжирая там «Мартини» и «Джонни Уокер».

— Эка как тебя проняло! Ты еще скажи, что ты пролетарий.

— Ага. Умственного труда.

Билл хихикнул.

— Но ассортимент-то ты, как я погляжу, знаешь неплохо, — съязвил он. — И он какой-то не пролетарский. Или как?

— Это так, общая эрудиция.

— А, ну-ну. Аскет ты наш! И что ж ты видел во сне? Женщину с фосфорическими глазами, которая превращается в змею? Кажется, у тебя когда-то было что-то такое.

— У тебя везде бабы.

— Вай, как нехорошо! Я и забыл, что говорю со святым отшельником, пустынником. Что ж ты, божий человек, о женщинах совсем не думаешь? Поди, одни могилы с крестами на уме?

Я почувствовал, как меня пробирает холод. Сон, оказывается, еще меня не отпустил.

— Что звонишь? Обычное утреннее недержание или дело какое?

Тишина в трубке.

— Что молчишь?

— Да вот думаю, обижаться на тебя или нет? За «недержание»?

— Не обижаться. Это научный факт.

Билл расхохотался.

— Ладно, проехали. Дело-то есть. Оччень даже неплохое. Думаю, тебе понравится. Отвлечешься от дум тяжких. И, кстати, насчет женщин…

— Не тяни. Что там у тебя?

— Предлагается небольшая туса на лоне природы, так сказать. Птички поют, ну, в общем… И все такое прочее.

— Пикник в лесу? Извини, но погода…

— Не бойся, — Билл засмеялся. — Знаю я тебя! Ты у нас любишь комфорт. Ну, так этого добра будет достаточно.

— Не понял. О чем речь?

— Тут один кекс, Славик, — да ты ж его знаешь! — короче, отгрохал себе коттедж, так приглашает на новоселье; ну, жрачка, девочки, все такое, несколько дней, может, четыре или даже пять. Халява, в общем, — санаторно-курортное лечение.

Я вспомнил этого Славика. Не могу сказать, чтобы я знал его хорошо, но такие-сякие контакты у нас были. Бизнесмен, представитель французской фирмы. Деньги, и, судя по всему, не малые, у него водились. Как-то раз он окликнул меня на улице — когда я обернулся, то увидел его вылезающим из вишневого BMW. Я сразу обратил внимание, что машина совсем новая.

— Где это?

— Километров 30 от города. Всего ничего. У лесочка, даже пруд выкопали. Бабки у него нехилые.

— Пруд? С лебедями, или, может, с фламинго? Павлины в парке и ручная пума?

— Ну-ну, зависть гложет. Тебе как-то не к лицу, ты ж у нас отшельник, святой человек. А зависть же смертный грех. Смотри, не попадешь ты в святые. Там конкуренция ой-ей-ей!

Пока Билл трепался, я быстро все обдумал. Лето, у меня передышка, никаких особо срочных дел как будто не намечалось. Выпивка — бог с ней, но пожрать, как следует, да еще на лоне природы… Правда, погода не ахти, но, в конце концов… Потом, девочки… а почему бы и нет? Четыре-пять дней на полном пансионе. А там видно будет — где пять, там и неделя. Такое дело…

— Хорошо, я еду. Святые тоже люди. Не все коту пост, нужна и масленица.

— Опаньки! Я так и думал. И правильно, не пожалеешь. Вижу, барометр пошел на подъем. И все моими трудами. А ты, неблагодарная бяка, еще и обзываешься!

— Я — благодарная бяка. Поэтому спешу сообщить: молодец, хороший мальчик. На том свете тебе зачтется.

— Ну, с этим я не тороплюсь.

— Да-да, само собой. Когда едем?

— А едем мы, mon ami², послезавтра. Так по-утряне и попилим, да не на своих двоих, а с ветерком, на би-би.

— Как, уже послезавтра?

— А что? Какие проблемы? Надо срочно ликвидировать дела, написать завещание, прощальный привет родным?

Меня покоробило. Терпеть не могу подобных разговоров. Может, это суеверие, но мне всегда в таких случаях делается как-то не по себе.

— Не мели чепухи.

— Что-то я сегодня у тебя одну чепуху мелю. Или как? Или куда?

Я почувствовал укол стыда.

— Не обижайся, дружище, — сказал я как можно сердечнее, — Не люблю я таких разговоров.

— Ну-ну, ладно, ладно. Я не в обиде. Черт с тобой. Но уж больно ты суеверный, перекреститься не забудь и скажи «Свят! Свят!» Ладно, короче, я тебе звякну завтра вечерком, лады?

— Лады. Позвони часов в десять, о'кей?

— О'кей! Готовься, студент. Только слишком много вещей не набирай. Пировать едем. Так что банки с тушенкой из НЗ отменяются. Извини, тороплюсь, надо бежать. Так что, пока, до завтра.

— До завтра. Мерси за приглашение.

— Не за что. Бывай!

— Бывай!

Я повесил трубку. Странно, но меня это приглашение как будто не сильно и обрадовало. В другой раз я был бы еще как доволен, ведь это, в сущности, то, чего я бы и хотел, но… Странно. Какая-то пустота внутри и, как бы это сказать, словно червоточина.

Впрочем, это все, наверное, тот сон. Медленно спускаюсь все ниже и ниже по крутой, мрачной лестнице… Тьфу, чертовщина какая-то!

Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение, поднялся с кресла и пошел варить кофе.

Примечания

1

Таилась смерть в глухой волне, Ждала могила в глубине. Эдгар А. По. / пер. Г. Бена/ (англ.).

2

Друг мой (фр.)