По следам Атани Дюбарри

Маргарита Мартынова

Графиня Атани де Лакойе забыла о прошлом капитана пиратов и мирно живет на уединенном острове посреди Тихого океана. Много воды утекло с тех пор, и у Атани и ее супруга Армана, ставшего пиратом, выросла дочь – юная Эжени, которая знает о Европе лишь по рассказам родителей. Размеренная жизнь маленькой колонии прерывается, когда на острове появляются французские военные и арестовывают Атани. Арман отправляется на поиски супруги, но внезапный шторм нарушает его планы.

* * * *

Графиня Атани де Лакойе лежала на подвесной койке, чувствуя, как с каждой минутой все сильнее нарастает шум в голове. Дыхание ее было тяжелым и прерывистым, сил не было уже даже на то, чтобы шевелиться лишний раз. Перед глазами мелькали какие-то мушки, странным образом кололо в животе.

— Это недостойная казнь со стороны солдат французской армии, — промелькнуло в сознании женщины, и она снова провалилась в туман.

Уже больше суток лейтенант Маршаль не появлялся у своей арестантки, а, следовательно, у той не оставалось при себе ни еды, ни воды. Но если поначалу Атани мучило чувство справедливого голода, вызывая приступы агрессии, то по мере того, как были истрачены запасы воды, на горизонте стала маячить мучительная смерть от жажды. И в унылые будни арестованной вмешался страх. Сначала она терпеливо ждала характерного звука ключа в замке, вслушиваясь в любой внешний шорох, потом с поразительной регулярностью стала бить ногами и кулаками в дверь, пытаясь дозваться хоть кого-нибудь. Затем, осознав, что лишь впустую тратит оставшиеся силы, Атани предпочла лечь на свою подвесную койку и ждать. Корабль шел ровно, тихий плеск воды снаружи вызывал новые иллюзии, связанные с желанием утолить жажду, но ничто не сообщало пленнице о каких-либо проблемах наверху в виду непогоды или военных действий. Что же случилось?

Атани не факта смерти боялась. Было давно ясно, что именно ожидает ее в Париже, но все же она предпочла бы умереть от ружейных залпов или хотя бы на виселице, чем больше суток корчиться в судорогах обезвоживания. Она пыталась облизывать сухие губы, но слюны во рту не было и легче не становилось. Чтобы отогнать наваливающееся головокружение, женщина закрыла глаза и погрузилась в раздумья, решив, что пока разум при ней, она еще жива.

Теперь у ее семьи нет дома. Ее юной дочери придется привыкать к тому, что ей всегда было чужим. И в этом вина ее матери.

Атани не сомневалась, что Арман решит оставить Эжени где-нибудь в Капской колонии или в Вест-Индии в обществе тех, кому может доверять. Кто сейчас рядом с Арманом из его людей? Сколько человек успело покинуть остров до того, как по нему принялись палить из пушек? А что, если Эжени попросту некому вверить? Значит ли это, что Арман и её везет в Европу? Если это так, он просто обязан отказаться от нелепой попытки вызволить жену из лап наполеоновских солдат. Ведь самое главное — это Эжени. Арман — изумительный отец. Гораздо лучший, чем его жена — мать. Он сумеет принять нужное решение в сложный момент.

Графиня на секунду открыла глаза, поморщилась от боли в них и снова зажмурилась. Когда ей не было и двадцати, она была на удивление бесстрашной и жесткой. У нее были приоритеты, в которых на первых местах стояло нежелание признавать свои ошибки и поражения. Как это все сейчас смотрелось глупо и смешно! Только такой мудрый и сильный духом человек, как граф де Лакойе сумел в свое время победить тогдашнюю Атани, выдать ее за себя и изменить ее модель поведения. Ей не понадобилось много времени, чтобы понять, что она устала. Устала от кораблей, риска, бурь и опасностей. Устала от желания быть первой и лучшей.

Неожиданно ход ее мыслей принял иное направление. Перед глазами возникла улыбающаяся маленькая девочка, бегающая по берегу. Эжени. В отличие от своей матери она не привыкла быть бойцом, она не знает, что такое пытаться быть главной и не умеет управлять кораблем. Эжени — обычная девушка, и Арман придерживался этой позиции с первых дней ее рождения, стараясь держать любознательное создание подальше от всего, что касалось деятельности его самого. Их дочь росла вдали от европейского общества с его стандартами, коварством и соблазнами. Она уже ряд ли увидит свою мать, но пусть на ее пути будут попадаться только хорошие люди. И неважно, что они могут нарушать закон, который, как известно, далеко не всегда действует во благо обычных людей.

Неожиданно Атани вздрогнула, ощутив на своем лице что-то холодное, и открыла глаза. Чья-то рука держала над ней фонарь. Расплывчатые тени создавали иллюзию присутствия рядом множества людей, пахло чем-то подгоревшим. Женщина хотела что-то сказать, но, почувствовав на губах капли воды, молча и жадно облизала их.

— Графиня, — позвал ее незнакомый голос. — Можете сесть? Я принес вам воды!

При слове «вода», Атани собрала волю в кулак и, дрожа, словно в ознобе, неловко села. Ее пальцы судорожно вцепились в тепловатую фляжку. Пить!

Живительная влага попала в нос, потекла по подбородку, устремилась вниз по шее. Женщина закашлялась, пытаясь отдышаться, затем сделала еще пару глотков и при свете фонаря рассмотрела визитера.

Судя по всему, это был юнга. Худенький паренек лет шестнадцати с заживающим шрамом на подбородке с хитрым прищуром смотрел на арестантку, но в его глазах и позе читалось, скорее, равнодушие, чем интерес. В одной руке он держал фонарь, в другой — сверток с едой.

— Меня зовут Жан-Пьер, — сказал юноша. — Воду я вам оставлю. Завтра вечером приду снова…

— Я подумала, меня таким образом хотят убить, — пробормотала Атани, думая о другом, и вдруг спросила. — А лейтенант Маршаль?

— Он не здоров и пока не может вас навещать, — сдержанно ответил юнга. — Когда лейтенант оказался в состоянии вспомнить о вас, то отдал мне приказ. Пока к вам буду приходить я…

— Генрих отравился собственным ядом? — не удержалась Атани, но ответа не прозвучало. Жан-Пьер вручил ей еду, сухо пожелал доброй ночи и удалился. В замке прозвучал ставший привычным скрежет ключа.

Лишь на третий день после этого визита у графини появился сам Генрих: кое-как одетый, с перевязанной грудью и в измятом кителе, висевшем поперек плеча. Он убедился, что его подопечная в полном порядке, и вышел, проигнорировав все ее вопросы и замечания.