Память. Часть 2

Людмила Евгеньевна Кулагина, 2021

Личная драма людей, попавших под пресс истории. Любовь, разлука, ожидание. Возможно ли счастье, когда человек не может решать, как жить, когда его судьбой руководят обстоятельства? Двадцатые годы в России глазами нескольких, абсолютно разных юношей и девушек. Разных по национальности, социальному статусу, характеру. Насыщенная событиями, приключениями и переживаниями жизнь. Переплетение коллизий личной судьбы и истории страны.

6.Аделя

Семён в изнеможении опустился на скамью в маленьком парке рядом с университетом. Он впервые чувствовал усталость от умственного труда. От физической работы он так не уставал. Сегодня он просто сидел, или даже лежал на некоторых лекциях, более того, большую часть из них проспал, а сейчас чувствовал себя смертельно уставшим, хотя ещё даже не вечер.

— Привет. — услышал он чей-то голос, обернулся. Это была та девушка, которая подпевала ему на лекции по истории партии.

— Привет, — силы внезапно вернулись к Семёну.

— Меня зовут Аделя, — первой представилась девушка.

— Семён.

— Очень приятно.

— Взаимно. — Семён не мог понять, как разговаривать с этой городской красавицей. Она выглядела неприступной и высокомерной.

— Сильно тебя ругал Порфирий Порфирьевич?

— Нет, не особо.

— Как же быстро у нас информация распространяется в университете. Ещё лекция не закончилась, а парторг уже всё знает.

— Что знает? — напрягся Семён.

— О твоих шалостях знает. — улыбнулась Аделя.

— Да что все из этого событие делают. — рассердился Семён, — подумаешь, спел! Что тут такого! Разве здесь никто не поёт?

— На истории партии? Нет! Я думала, что Константин Витальевич тебя сразу выгонит, как только ты начал сочинять про съезд.

— Ничего я не сочинял!

— Может и не сочинял, но вопрос был совсем о другом! Говорили о роли партии в гражданской войне, а ты о коммуне стал рассказывать.

— Так о роли партии ещё проще рассказать. Кабы я знал!

— Спать не надо на лекциях, будешь всё знать, — засмеялась Адель.

Белые зубы выделялись на смуглом лице, ямочки на пухленьких щёчках выглядели обворожительно. Но Семён видел всё это как бы издалека. Не возникло обычного для него ощущения охоты, азарта при виде привлекательной цели. Он снисходительно улыбнулся в ответ.

— Как тут не спать? Шесть часов подряд сидел на одном месте. Поневоле уснешь! — оправдывался Семён.

— Обычно Константин таких промахов не прощает. Мог бы обвинить в неуважении к партии.

— Он почувствовал, что я партию уважаю, даже люблю! — отшутился Семён.

— Если ты не можешь сидеть, и учёба тебе не интересна, зачем пошёл в университет? — поинтересовалась Аделя.

— Партия так решила, — пафосно ответил Семён, нащупав подходящий стиль разговора.

— Если ты настолько доверяешь решениям партии, значит это можно считать проявлением твоей свободной воли.

— Что это значит? — искренне заинтересовался любопытный Семён.

— Свобода — осознанная необходимость. Так писал Фридрих Энгельс.

— Значит он не только о революции писал?

— Ты не читал Энгельса? — поразилась Аделя. — Что же ты будешь делать на философии?

— Честно говоря, я и без философии уже совсем запутался. — сознался Семён. — Даже на первом занятии по немецкому я не успевал всё записывать. А на последних лекциях мозг совсем отключался. Не представляю, как я буду учиться дальше. Похоже, это для меня слишком сложно.

— Не стоит отчаиваться, привыкнешь. Хочешь, я тебе помогу сделать домашнее задание по немецкому. Я хорошо знаю этот язык.

— Откуда? — Семён провёл параллель с Хельмутом, его судьбой и невольно напрягся.

— У меня бабушка хорошо знает немецкий. — ответила Адель и осеклась, перевела разговор на другую тему. — давай погуляем, я тебе город покажу, а потом займёмся немецким.

— Согласен. — ответил Семён.

Ему понравилась девушка и предложение о помощи было своевременным. Он не знал, как подступиться к домашнему заданию, а тут подмога сама подоспела. Он был рад, что не придётся заниматься в одному. Хотя, одиночество в коммуне вряд ли возможно.

— Расскажи, пожалуйста, о книге Энгельса. Она о свободе? — попросил Семён.

— Книга называется «Анти-Дюринг». Но первично теория о свободе, как осознанной необходимости, принадлежала не Энгельсу. Он использует в книге чужую идею.

— А чья она была изначально? — начал погружение в тему Семён.

— Это теория Бенедикта Спинозы.

— И что он говорил о свободе?

— Он называл свободной такую вещь, которая существует только из необходимости своей природы.

— Я не понял.

— Это непросто. Чтобы понять суть, нужно знать исходный момент.

— Что за исходный момент?

— Учение Спинозы о субстанции.

— О чём?

— Субстанция — это философская категория, обозначающая основу мира. Для своего существования она не нуждается ни в чём другом.

— Всё в мире в чём-то нуждается, одно не существует без другого! — сразу начал спорить Семён.

— Ты прав, под это определение подпадает только бог.

— Бог — это субстанция?

— Да, он творит из самого себя, не нуждаясь ни в чём. Он служит объединяющей основой для всего сущего. Присутствует во всём. Это выражается в том, что задаётся необходимость в природе. Она действует, как непреложный закон.

— То есть всё происходит в природе по каким-то законам. — уточнил Семён.

— Да. И это необходимость.

— А при чём тут свобода? — не понял Семён.

— Люди всё время противоречат необходимости в силу своего незнания. — продолжила объяснение Аделя.

— Значит люди тоже подчиняются законам природы? — прервал её Шлинчак.

— Да, каким бы свободным не мнил себя человек, это иллюзия.

— Потому что он подчиняется законам? Значит человек не может быть свободным?

— Свобода человека в том, чтобы осознать эту необходимость. — Аделя с радостью объясняла, видя неподдельный интерес собеседника.

Как можно осознать необходимость? — удивился Семён.

— Проще говоря — понимать смысл своих действий.

— То есть свободным человека делает понимание? А тот, кто не понимает, не свободен?

— Тот, кто слепо подчиняется обстоятельствам — не свободен. — улыбнулась Аделя.

— А тот, кто понимает обстоятельства — свободен? — Семён обрадовался, что начал понимать тему.

— Тот, кто понимает к чему обстоятельства ведут и может менять своё поведение, исходя из этого знания — свободен.

— Интересно придумано! Логично! — воскликнул восхищённый Семён.

— Ты похвалил Спинозу? — засмеялась Аделя.

— И тебя тоже! Ты такая умница! Тебе нужно учительницей быть. Так здорово объясняешь!

— Ты угадал мои мечты. — с интересом посмотрела на парня Аделя.

— Это всё вы на философии проходите?

— Спинозу мы не проходили, только Маркса и Энгельса. Спинозу я сама дополнительно прочитала.

Долго они гуляли по городу, но города Семён не увидел, так был поглощён беседой. Уже вечером подошли они к солидному дому.

— Вот мы и пришли. — сказала Аделя. — Здесь я живу.

— Какой огромный дом. Здесь, наверное, общежитие для семейных? — спросил Шлинчак.

— Нет, — смутилась Аделя. — Здесь живёт только моя семья. Проходи.

Дверь им открыла женщина, похожая на учительницу. Волосы, стянутые на затылке, блузка с высоким кружевным воротничком, длинная строгая юбка. Семён подумал, что это мама Адели. Но девушка сказала:

— Добрый вечер, бабуля.

— Добрый вечер, — бабуля пристально смотрела на Семёна. Парень смущённо поздоровался.

— Бабушка, знакомься, это мой однокурсник — Семён. Это моя бабушка Багида Вакиловна. Бабушка, — Аделя не дала ничего сказать женщине, — Семёну нужна помощь. Он не понял тему по-немецкому. Мы позанимаемся? Ты разрешаешь? — Аделя потащила Семёна в комнату.

— Помогать товарищам — это очень хорошо, Аделя. — бабушка шла следом за Семёном.

Аделя втолкнула Семёну в комнату и хотела закрыть дверь. Но бабушка остановила её.

— Бабушка, что? Мы будем заниматься! Ты же сама сказала, что нужно помогать товарищам?!

— Товарищам помогать — это хорошо, а молодой барышне оставаться наедине с мужчиной — это плохо. — бабушка вошла в комнату и села в кресло. — Занимайтесь, а я здесь посижу.

— Что ты, бабушка, какой Семён мужчина! Что ты такое говоришь! — засмеялась Аделя.

Тут пришла пора возмущаться Семёну. Он покраснел, как рак, вскочил, но не знал, что сказать.

— Вы присядьте, молодой человек, — сказала бабушка, — и занимайтесь. В ногах правды нет.

— Спасибо, — прошептал Семён, вдруг потеряв голос. Чуть не сел мимо стула, так смущал его пристальный взгляд Багиды Вакиловны. Её глаза сквозь стёкла очков, которые она надела, сев в кресло, казалось, собирались просверлить его насквозь. Семён ощущал себя как на допросе, хотя женщина ни о чём не спрашивала.

— Семён, показывай, что ты успел записать? — решила приступить к делу Аделя. — Сейчас сверю со своими записями, и затем продиктую тебе то, что ты написать не успел. Ой! Сколько же у тебя ошибок! Ты в какой школе учил немецкий? Или у тебя был гувернёр?

— Да, что-то вроде того. — Семён начал заикаться. В бабушкином присутствие речевой аппарат Семёна давал сбои. — У нас немец работал наёмным рабочим пару лет. Вот он меня и учил. Только я тогда был слишком маленьким. Это до школы было. Плохо помню.

— Этот немец учителем немецкого работал?

— Нет, конюхом.

— Тогда понятно! — засмеялась Аделя. — Бабушка, представляешь, конюх немецкий преподавал! — Аделя не могла остановиться, хохотала от души.

Но ни бабушку, ни Семёна её заразительный смех не развеселил. Семён искоса погладывал на Багиду Вакиловну, а та вообще не сводила глаз с парня ни на секунду. Аделя отсмеявшись начала объяснять Семёну его ошибки, но то ли он не мог сосредоточиться, то ли она делала это слишком неумело, дело у них не двигалось. Промучившись час, молодые люди приуныли. Статуя бабушки, наконец, ожила.

— Давай, я сама ему всё объясню, — вдруг сказала Багида Вакиловна, а ты иди самовар поставь.

— Ой, как здорово ты придумала, бабуля! А то я совсем из сил выбилась. Ничего у нас не получается! Моя бабушка преподавала немецкий в университете! Она лучший педагог во всей Казани! — сказала Аделя и побежала ставить самовар. В дверях она оглянулась, видимо почувствовав взгляд Семёна. Он перепугался до смерти. Никого он так не боялся, как эту сухую старушку. Аделя засмеялась. Шлинчак, надеявшийся, что Аделя спасёт его от этого монстра, был сильно разочарован.

Как бабушке удалось приручить Семёна, или, наоборот, Семёну втереться в доверие к Багиде Вакиловне, неизвестно. Но когда Аделя вернулась звать к чаю, Семён и бабушка беседовали так, как будто знали друг друга вечность. Все слова были записаны. Грамматика разъяснена. Оба были чрезвычайно довольны друг другом. Страх одного и подозрительность другой исчезли без следа. Даже Аделя удивилась.

— Ого! Как вы быстро поладили. И успели сделать так много! — воскликнула девушка, взглянув в тетрадь Семёна. — Бабушка, ты гений!

— Нет, это Сёмушка — гений. У мальчика способности несомненные. И неподдельный интерес, поразительная тяга к знаниям. Многое, конечно, упущено. Грамматику он не знает совсем. Но словарный запас неплохой, хотя, набор слов очень своеобразный.

— Конечно, его же конюх учил, что ты хочешь.

— Удивительно, что мальчик до сих пор помнит всё.

— Ну вот, видишь, ты зовёшь его мальчиком. Рассмотрела, видимо. А то мужчина, мужчина!

И комплименты бабушки и слова внучки окончательно ввели Семёна в краску.

— Пойдёмте пить чай. — пригласила Аделя. — Вот ты, бабушка, говоришь, что у него интерес к наукам. Ничего подобного! Он проспал половину лекций!

— К сожалению, физиология, порой, сильнее нашей воли. Мальчик совершенно не привык учиться, это видно. Но он же не виноват в том, что родился в таких условиях, в такой семье.

— А что вы имеете против моих родственников? — высказывание бабушки не понравилось ему. — У меня прекрасная семья! Или вы думаете, что, если они не учились в университете, так вам в подмётки не годятся?

— Что здесь за идеологические споры? — раздался голос из прихожей.

— Папочка! — Аделя побежала к отцу, — Папочка, они прекрасно поладили! Они только сейчас начали спорить.

— Кто — они?

— Мой однокурсник Семён и бабушка.

— Давай, знакомь меня со своим однокурсником.

В дверях показался огромный мужчина с торсом силача, с красивым крупным лицом. «С него можно было бы писать портрет национального героя», — подумал Шлинчак. Аделя представила Семёна. Затем отца:

— Габит Данисович.

Мужчины пожали друг другу руки. Затем сели за стол. Габит Данисович без труда разговорил Семёна. Тот, впрочем, не сопротивлялся и выложил всё сразу. Своё отношение к партии, к коллективизации, к науке, к интеллигенции, рассказал о своём селе, о своей семье. Но о том, что он женат, Порфирий Порфирьевич просил не говорить.

Чаепитие прошло прекрасно. Все разошлись вполне довольные друг другом.

Когда Семён ушёл, Аделя спросила бабушку:

— Бабушка, понравился тебе мой однокурсник?

— Вопрос не в том, понравился ли он мне, значительно важнее то, что он понравился тебе!

— Почему твоё отношение к нему так быстро переменилось? Ты ведь негативно была к нему настроена изначально.

— Ничего у меня не изменилось, — нахмурилась Багида Вакиловна. — Нахал он и неуч!

— Нахал? — поразилась Аделя.

— Он поправлять меня вздумал! Меня немецкому учить решил!

— Как так получилось?

— Мы обсуждали названия сельскохозяйственной техники по-немецки.

— Он нашёл у тебя слабое место, бабушка, оттого ты и злишься, — Аделя захохотала.

— Теперь и ты ещё будешь смеяться надо мной!

— Но ты же не изучала того, что учил Семён! Ты же не знаешь, как будет по-немецки плуг или соха! Ну, признайся!

— Теперь уже запомнила, — бабушка не знала сердиться или смеяться, вспоминая сцену, где Семён обучал её. — Деревенский пастух, глупый и безграмотный, вздумал учить меня! Профессора университета! Где это видано!

— Бабушка, не злись, тебе же понравилось! Я же вижу. Ты же всегда говорила, что получать новые знание — это самое большое удовольствие!

— Знаешь, у бабушек, тоже иногда падает самооценка!

— Ого, кто это уронил твою самооценку, мама? — спросил, входя на кухню, где Аделя мыла посуду, Габит Данисович. — Уж не этот ли пострелёнок?

— Его зовут Семён, папа. — обиженным голосом произнесла дочка.

— Понял, запомнил, его зовут Семён. — опасаясь раздражать девочку, согласился Габит, зная, какая Аделя в гневе. Никому спуска не даст, даже папе. — Шустрый пацан. Но открытый и простой. Очень откровенный, ничего не скрывает. Вон как спорить со мной взялся! Не побоялся!

— А почему он с Украины сюда приехал учиться? В Киеве университетов не хватило? — спросила Багида Вакиловна.

— Такова политика партии, направленная на укрепление дружбы народов. Двадцать процентов учащихся, как минимум, должно быть из других областей. Вот области и обмениваются студентами. Чаще всего это происходит в случайном порядке. Одна область даёт заявку, другая посылает кого-либо туда и в ответ принимает студента другого университета. Так и Семёна на кого-то обменяли, наверное. — объяснил Габит.

— Ты проверь, на всякий случай! И будь осторожен с ним! Мало ли что! — посоветовала Багида Вакиловна.

— О чём ты говоришь, бабушка? — поинтересовалась озадаченная Аделя.

— С незнакомым человеком, дорогая, всегда следует быть осторожными. А ты сразу тащишь в дом! — посоветовала бабушка.

— Не пугай её, — встал на защиту Габит. — Семён — отличный парень. Очень хорошо, что наша дочь общается с крестьянскими детьми.

— О, начинается! Эти партийные промывания мозгов, папа, практикуй на ком-нибудь другом. Мне плевать кто он! Для меня важно какой он! — Аделя ушла в свою комнату.

— Похоже, наша девочка влюбилась. — задумчиво проговорила бабушка.

— Перестань, она с ним первый день знакома! Она его совсем не знает. — остановил её сын.

— Любовь не пользуется мозгами, знания, к сожалению, не та категория, которую используют чувства.

— Ох, напророчишь ещё! — засмеялся Габит, обнимая мать и целуя её в макушку.

— Хорошо, молчу. — смиренно сказала бабушка, но в душе она чувствовала, что ей нужно защищать этого большого сильного мужчину. Она казалась крошечной по сравнению с этим гигантом, но для матери он всегда оставался ребёнком.

Габит вышел на крыльцо. Достал австрийскую зажигалку, привычным жестом крутнул зазубренное стальное колёсико, высек искру из ферроцериевого кресала. Загорелся пропитанный бензином фитиль. Габит потушил огонь и повторил всё снова. Из-за деревьев вышел человек. Подошёл к Габиту. Свет старого газового уличного фонаря с трудом пробивался через листву деревьев. Лиц не было видно.

— Почему подпустили мальчишку к ней? — не скрывая злости, сказал Габит.

— Она сама к нему подошла. Инструкций по этому поводу не было. Такое случилось впервые. Мы не знали, как реагировать.

— Инструктирую. Не давать общаться с незнакомцами. Любые средства хороши, на ваше усмотрение. Из знакомых пусть общается только с теми, кто есть в списке «А»! Понятно?!

— Новичка в какой список включить? — смущённо спросил собеседник.

— Теперь поздно его куда-то вносить! Они уже общаются! Просто следите. И предоставьте мне всю информацию об этом украинце.

— Уже установили наблюдение.

— Организуйте круглосуточную слежку! Докладывать о всех мелочах, даже о бытовых привычках!

— Есть!

— Свободен!

Мужчина исчез в тени деревьев. Но видимо, от дома не отошёл. Шаги прервались через несколько секунд.

Габит докурил сигарету, стряхнул с себя суровый вид, как маску переодел, и улыбаясь вошёл в дом.

Из спальни выпорхнула Аделя в халатике.

— Папочка, я так рада, что вы подружились с Семёном. Он славный, правда?

— Да, милая, действительно славный. Правильное слово ты подобрала для характеристики. Как можно было с ним не подружиться. Такой приятный, дружелюбный, открытый мальчик. Он тебе очень понравился? — осторожно спросил отец.

— Мне с ним так легко и весело! Будто лето вернулось. Он сам — лето!

— Но он получил какое-то странное образование. Явно не классическое.

— Папа, какое образование? Он пять классов в своей деревне закончил и всё. Но ты бы видел, какой у него красивый почерк!

— А немецкий откуда знает? — с улыбкой спросил Габит, поправляя прядку волос, упавшую дочери на лицо.

— Немецкому его конюх учил, когда Семён был совсем маленьким, даже в школу ещё не ходил.

— И он с тех пор ещё что-то помнит? — усомнился отец.

— Представь себе! У него великолепная память! — дочь хвалилась успехами Семёна, как своими собственными.

Габит напряжённо приподнял бровь, вглядываясь в лицо дочери. Но тут же заулыбался, приобнял её.

— Спокойной ночи, папа, — Аделя взяла огромную отцовскую руку, прижалась к ней лицом.

У Габита от этого жеста затуманился взгляд. Мать Адели делала так же.

— Приятных снов, дорогая, — Габит поцеловал девочку в лоб.

Дочка упорхнула в свою комнату, а Габит долго стоял у окна задумавшись. Приятных снов он, видимо, не ждал.

«Работнички! Всегда ждут распоряжений. Сами думать совсем не умеют. Нужно поменять охранников. Таким дочку доверить я не могу».