Это офис, детка!

Лилия Куликова, 2020

Карьера или семья? Гармония или деньги? Полет души или вечная усталость? Миллионы женщин задают себе этот вопрос ежедневно. Ради чего жизнь посвящается туманному определению «успешности»? Чем они жертвуют и чего им уже никогда не вернуть? Героини книги – молодые амбициозные женщины, искренне верящие в постулат «каждому по заслугам». Но годы идут, заслуги копятся, а вознаграждение по-прежнему где-то там, в далеком будущем. И однажды осознание этого пронзает мозг так остро, что жить, как прежде, уже невозможно… Все имена, названия компаний, события – плод здорового воображения автора. Не ищите совпадений. Просто читайте и сопереживайте. Героиням этого будет вполне достаточно.

Мышонок

Странно, я совсем не боюсь умирать. Просто пустота какая-то внутри, усталость. Но страха нет. Мне скорее жалко моих близких, сыночка, подруг, которые носятся со мной, стараясь придумать хоть что-нибудь, что могло бы вытащить меня из этой ситуации. Да, ситуация…

Год назад, когда я неожиданно узнала диагноз, то не поверила своим ушам. Невозможно, какой рак?! У меня, ведущей здоровый образ жизни, правильно питающейся, положительной во всех отношениях… Это, наверное, ошибка… Даже лежа на каталке перед дверями операционной, я все еще не могла поверить, что это не страшный сон, а банальная реальность. Холодная, безучастная, безликая реальность — как статистка в бюро архивов. «Фамилия, имя, возраст? У вас рак, четвертая стадия. Следующий!» Операция, реанимация, послеоперационный период, реабилитация, работа с психологом, молитвы, очищение… все как во сне. Впрочем, не совсем так. Наверное, именно в этот период я как раз и начала просыпаться. По кусочкам, по маленьким обрывкам что-то начало проявляться из густого, тягучего тумана моей сорокашестилетней жизни.

В этот период мы снова сблизились с мужем, и это была совершенно другая связь. Нет, не отчаянная попытка уцепиться за его здоровье и поддержку. Для меня стало настоящим откровением, что рядом все эти годы был человек, который отчаянно пробивался ко мне со своей бескорыстной любовью, и мне просто нужно было повернуться к нему сердцем и рукой, чтобы принять эту любовь. Ничего большего. Не требовалось даже что-то делать в ответ, нужно было просто «держать проход свободным». И когда я наконец отомкнула заросшие мхом засовы и толкнула ворота наружу, навстречу мне хлынул такой свет, что в первые минуты я просто зажмурилась от неожиданности. А потом почувствовала тепло, мягкое, деликатное тепло, которое постепенно, клеточка за клеточкой, проникало в меня, согревая, расслабляя, успокаивая, убаюкивая, обнимая… Это было такое невыносимое чувство блаженства и счастья! Да, наверное, именно тогда я и поняла, что такое счастье. И это удивило меня и озадачило: так просто? Это и есть счастье? А для чего тогда была нужна вся моя прошлая жизнь?

Пребывая в блаженном состоянии, я долго прокручивала этот вопрос в голове, пытаясь понять, что же значило для меня все, чем я жила до того рокового дня. Странно: мне казалось, что я уже проживала моменты счастья. А как же тогда назвать мою радость, когда я увидела себя в списках зачисленных на самый престижный факультет МГУ? Для меня, семнадцатилетней девчонки, приехавшей из другой республики — ныне отдельного государства, поступить в главный вуз страны без всякого блата было почти фантастикой. А брак с сыном дипломата, коренным москвичом, самым красивым парнем на нашем потоке? Все девчонки меня враз возненавидели, когда узнали, что Ванечка Добровольский женился на мне, жалкой провинциалке, серой мышке.

Помню наше первое путешествие во Францию. Сказка… Я ведь действительно была самой обыкновенной провинциальной девчонкой — мечтала увидеть Париж и умереть. Как миллионы таких же девчонок со всех уголков бывшего Советского Союза. Умирать мне не пришлось, хотя молодой муж постарался удивить меня по полной. Жили мы напротив Триумфальной арки, в старинном отеле, в прекрасном двухкомнатном номере с милым балкончиком, с великолепным видом на Елисейские Поля и Эйфелеву башню. Спускаться в ресторан ленились, завтракали у себя. Выносили столик на балкон и часа полтора пили кофе с хрустящими круассанами и малиновым джемом. Муж все время удивлялся:

— Мышонок, как в тебя влезает столько круассанов? Остановись, тебя же разорвет!

— Не могу, я такой вкуснятины никогда раньше не ела! Все, хочу каждое утро завтракать круассанами. Даже в Москве! Я разузнаю рецепт и буду тебе делать — каждый день с разными начинками. С шоколадом, с джемом, с карамелью. М-м-м…

А потом друзья родителей мужа, знакомые еще со времен дипломатической службы, возили нас по всему Лазурному побережью. Семь дней на колесах! Мы переезжали с места на место, останавливаясь в маленьких отельчиках, больше похожих на старинные виллы богатых французских аристократов, гуляли по узким улочкам Антиба и Грасса, купались ночью в потаенных бухточках Сен-Жан-Кап-Ферра.

— А когда мы поедем в Канны и Ниццу?

— Деточка, там же одни туристы! Шумно и грязно. Хочешь, завтра в Монако отправимся, пообедаем у наших друзей на яхте?

Да, в тот момент у меня даже сомнений не было — вот оно, счастье!

Правда, продлилось оно недолго, муж-дипломат оказался жутким ревнивцем и домостроевцем. Милостиво разрешив мне закончить аспирантуру, он настоял, чтобы я отказалась от мысли о работе и сидела дома, как его мама. Мужу нужен надежный тыл! Наверное, если бы у этой семьи был фамильный герб, на нем значилась бы именно эта надпись…

Увы, тыл из меня вышел никудышный. Промучившись еще несколько лет, я попросту сбежала, покидав в сумку самое необходимое.

Когда я встретила Андрея, мне казалось — вот же оно, счастье! Классика: счастье — это когда тебя понимают! Впервые за много-много лет я поняла, что меня действительно кто-то понимает — понимает, что я люблю, о чем я думаю, что нравится, кого не переношу. Я так осмелела, что рискнула вернуться к Ванечке — только для того, чтобы забрать половину денег, которые родители дали нам на кооперативную квартиру. Он общаться со мной отказался, передав все права на решение финансовых вопросов отцу. Тот после оформления необходимых юридических формальностей молча сунул мне в руки пухлый конверт и ушел, не попрощавшись.

С Андреем было просто и легко. Мы работали вместе, отдыхали вместе, а через какое-то время просто решили жить вместе. Как-то все само собой получилось, быстро и без затей. Это было счастливое время… впрочем, когда мы через три года разъехались, нам обоим так уже не казалось. Мне хотелось абсолютной свободы, Андрею — настоящей семьи, детей, уюта. Он целыми днями пропадал в агентстве по продаже недвижимости, пытаясь набрать хорошую клиентскую базу. У него была безумная затея: открыть собственную компанию по продаже элитных особняков на Новой Риге. Я была в шоке, все вкладывались в Рублевку, именно там был центр понтов и бешеного бабла. Но Андрей упорно доказывал мне, что через десять лет все поменяется и цены на землю подскочат так, что зазевавшийся будет в проигрыше. Мы постоянно спорили, я не поддерживала его идеи, он злился, не разговаривал со мной по нескольку дней.

Наконец он зарегистрировал свою компанию, ушел из агентства и позвал меня к себе. Я отказалась. Для него это было предательством, для меня — разумным и оправданным шагом. Я не хотела рисковать хорошим и проверенным местом, где была на особом счету и имела ясные перспективы карьерного роста. А расти мне очень хотелось. Побыв несколько лет под началом Андрея, ведущего специалиста по продаже недвижимости, мне захотелось самостоятельности.

После его ухода такой шанс наконец представился. Мне предложили возглавить отдел по работе с иностранцами, которые валом повалили в Москву после перестройки. Они, как правило, приезжали на 2–3 года, с семьями, детьми. Напуганные антироссийской пропагандой, стремились держаться в центре, поближе к цивилизации, или наоборот, селились в закрытых поселках для экспатов, тщательно охраняемых нашей доблестной милицией. Работы хватало, МГУ-шный диплом и свободный английский оказались очень кстати. Начальство было довольно, иностранцы тоже. Передавали мои контакты по цепочке, так что через пару лет у меня образовалось столько клиентов, что пришлось расширять отдел.

Когда на полученный годовой бонус смогла купить двушку на Речном вокзале, думала: все, вот это точно настоящее счастье.

Я долго ходила по комнатам, разглядывала каждый сантиметр новой, моей личной московской квартиры. Я вдыхала запахи свежей краски и отшлифованного паркета, я гладила белоснежные подоконники и заботливо стирала капельки воды с блестящего хромированного крана в ванной. Несколько месяцев я не решалась обставить свой новый дом, чтобы не спугнуть это необъятное чувство собственного пространства, свободного от всего чужого, лишнего, стесняющего. Купила только диван, и то самый маленький, складной, чтобы не занимал много места.

Моим самым любимым уголком стала кухня. Вот здесь я развернулась на полную катушку! Чего только я не накупила — и комбайн, и миксер, и кофеварку, и гриль, и хлебопечку. Первое время готовила себе обеды из трех блюд, каждый день — новый, благо кулинарить меня бывшая свекровь научила на славу.

На целый год моим основным развлечением стали поездки по хозяйственным рынкам и мебельным магазинам. Я ходила, выбирала, присматривалась… и ничего не покупала. Мне хотелось сделать из своей квартиры конфетку — такую, какой я представляла ее в детстве, когда рисовала домики для любимых кукол. К сожалению, ничего похожего на мои художества в московских торговых центрах не встречалось.

Помучившись еще какое-то время, плюнула и решила, что следующую квартиру уж точно сделаю, как хочу. А тут сделаю как-нибудь, а то перед друзьями стыдно — в доме один стул и маленький диванчик. Вещи до сих пор в коробках неразобранные лежат.

Взяла на работе неделю отпуска и обставила все разом, махнув оставшиеся от премии деньги. Получилось вполне мило, во всяком случае, даже сейчас время от времени я остаюсь там ночевать, когда зависаю в городе. Оставалась…

Когда Алексей пригласил меня отпраздновать его день рождения в недостроенном доме, я посмеялась. Да, по разному за мной ухаживали, но на стройку еще ни разу не приглашали. Но чем-то он меня зацепил, этот молчаливый, но решительный «разведчик». При первой встрече, когда мы обменивались дежурными вопросами о роде занятий, он, рассмеявшись, сказал: «Считай, что я разведчик». И все, больше мы к этому вопросу никогда не возвращались. Была, конечно, какая-то официальная контора, в которой он числился менеджером по связям с общественностью, но я понимала, что все это для отвода глаз. Секретность есть секретность, и с вопросами я не приставала.

Дом был большой, но совершенно бестолковый. Фундамент и коробка уже стояли, часть внутренних стен тоже была возведена, но с первого же взгляда становилось понятно, что архитектор намудрил с размерами. Было много окон, много открытого пространства, что для нашего климата явно не подходило. Территория, напротив, оказалось небольшой, окруженной со всех сторон старыми деревьями и густым кустарником. Странное место… Лелька, моя подруга, всегда фыркала, когда приезжала в нам в гости: «Как можно было построить дом в таком месте — больница, кладбище, тупик! Ты, разведчик, едрена мать, не мог получше место подыскать? Или в своем секретном ведомстве чином не вышел, только на кирпичную коробку на выселках и заработал?!»

Лелька на Алексея обижалась, считала, что именно из-за знакомства с ним я к ней в роддом не приехала вовремя. Мне оставалось полпути, когда лопнула шина, и я раскорячилась посреди МКАД. Полчаса простояла, как тополь на Плющихе, пока рядом не притормозил черный мерс. Пока колесо меняли, пока обедали, пока кофе пили… В общем, домой я попала только через два дня. Когда примчалась к Лельке в больницу, она встретила меня с поджатыми губами:

— Неужели ради такого случая не могла все отложить? Не каждый день подруга рожает! Тем более, в таком возрасте! Где моральная поддержка, где поздравления, подарки, цветы? Вот будешь сама рожать, узнаешь, каково это — мучиться в полном одиночестве.

«Мучилась» Лелька в отдельной палате частного роддома, с персональной сиделкой и личным врачом. Да и муж ее был всегда на связи. Но подруга была права — я загуляла по-крупному.

Через неделю мы улетели в Италию, а через полгода поженились. Любила ли я его? В тот момент старалась об этом не думать. Время бежало, все предыдущие браки и короткие связи закончились, причем как-то несуразно; дело шло к сороковнику, нужно было о детях думать. Алексей — надежный и основательный. Наверное, впервые я почувствовала, что можно расслабиться, прекратить пахать, как лошадь, убегая от провинциального страха оказаться на обочине жизни. Да и куда мне было бежать — карьеру сделала, денег заработала, выглядела, благодаря природной конституции и тщательно подобранному гардеробу, на десять лет моложе паспортного возраста. Рядом был молодой, красивый, надежный и обеспеченный мужчина. Наверное, это и было то самое женское счастье, о котором мечтают все девчонки?

Когда родился сын, муж просил остаться дома подольше, не рваться на работу. Но побыв пару месяцев примерной мамочкой, посюсюкав и полялькавшись, я рванула на передовую. Компания выиграла тендер на застройку элитного направления на северо-западе столицы, нужно было впрягаться. А потом были Геленджик, Сочи, Байкал… Дома я не появлялась неделями.

Как-то мы отмечали Новый год в нашем загородном доме. Пригласили Лельку с мужем, еще одну пару. Я была никакая, только накануне вернулась с очередного объекта. Подружки изо всех сил пытались меня расшевелить, но все было бесполезно. «Оставьте ее, — сказал мой муж, — у Мышонка теперь два состояния: либо она готовится к командировке, либо она отдыхает после нее…»

К сожалению, это было правдой. В последнее время работы стало больше и командировок тоже. Алексей, который сначала радовался моим успехам, постепенно стал раздражаться от постоянного «отсутствия присутствия» — даже, когда физически мы были рядом. Но я упорно шла к своей цели — войти в совет директоров объединенного холдинга застройщиков, и убедить меня сбавить темп было невозможно. И тем не менее все в семье меня поддерживали, старались помогать кто чем может, бескорыстно дарили свою любовь и нежность. Даже тогда, когда самим была нужна помощь и поддержка… Не жаловались, просто любили…

Алексей умер во сне через полгода после моей операции. И это было непостижимо! Последние месяцы были самыми нежными и самыми проникновенными в наших отношениях. Мы говорили, говорили — часами, просто не могли остановиться. Хотелось рассказать друг другу все, на что не нашлось времени за последние девять лет. В памяти до сих пор стоит картинка нашего последнего путешествия в Грецию, на Санторин. Игрушечные домики, синее море, огромные белоснежные лайнеры, на которых на остров прибывали туристы с единственной целью — посмотреть знаменитый санторинский закат. Мы колесили по острову, останавливаясь, где захочется, целовались, часами валялись на песке, купались голышом в море. Вечерами, сидя в уютных тавернах, пили холодное белое вино и снова говорили, говорили… А из всех динамиков разливались волшебные мелодии «АББЫ»:

I can still recall our last summer

I still see it all

Walks along the Seine

Laughing in the rain

Our last summer

Memories that remain…

Да, это было счастье — тот самый момент истины, когда чувства настолько переполняют твое маленькое тело, что ты уже не можешь держать их внутри. Ты распахиваешься наружу и кричишь, не думая ни о чем: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»

…Мне совсем не страшно, ни капельки. Есть лишь дикая, раздавливающая усталость последних месяцев — подруги таскали меня по разным врачам, знахарям, гипнотерапевтам, травникам и прочим волшебникам. Несмотря на все усилия, с каждым днем я все больше слабела, пока в один прекрасный день не сдалась, перешла на постельный режим. Лелька все время меня тормошила: «Только не лежать, не лежать, если останешься в постели — все, значит, ты сдалась! Вставай, ходи, ползай, но только не лежи!» Я слабо улыбалась в ответ и просила принести мне почитать что-нибудь эротическое. Лелька довольно хихикала: «Правильно, мысли о сексе тебя взбодрят. Главное — побольше воображения! Пока тренируйся мысленно, осваивай новые позиции. Окрепнешь — приступишь к практическим занятиям».

Конец ознакомительного фрагмента.