Измена. После нее

Лила Каттен, 2023

– Не мучай меня, – игриво просит незнакомка, обращаясь к моему мужу. – Да, детка, – отвечает он и комнату заполняет ее громкий стон, а мое сердце, превратившись в кусок стекла, подобно тому зеркалу, в котором я вижу отражение их сплетенных на широкой кровати тел, падает на пол и разбивается.***12 лет брака казались большим сроком. Но наш превратился в руины.Один неверный шаг и словно не было любви нас связывающей.Теперь я стою на пороге, не зная, что делать. Простить или прошептать последнее «Прощай!»

Глава 8

— Давай пересядем? — держась за руки, опускаемся на ее кровать и я, подбирая слова, начинаю:

— Лиля, ты права, ты не ребенок и все равно на этой неделе все узнала бы, как и твой брат, — она силится не плакать, но слезы все равно стекают по щекам моей девочки. — Мы с твоим отцом разведемся. Пока что не было разговора, он даже не в курсе, что я знаю о другой женщине, но в четверг я хотела с ним все обсудить.

— Мам…

— Тише, солнышко, тише, — стираю с ее щек слезы, не замечая своих. — Да наша жизнь изменится и нам нужно будет решить многие бытовые моменты, но я и папа будем в вашей жизни, как и прежде. Это только наши с Тимуром отношения. Любовь к вам не изменится.

— Я знаю, но… это же не одно и то же.

— Милая, мы взрослые люди и такое происходит порой.

— А как же я?

— А что ты?

— Ну я же тебе неродная…

— Так, стоп, Лилия, — ее слова меня почти уничтожили вдобавок ко всему происходящему. — Ты моя дочь. Законная дочь по всем правилам конституции и прочих там законов. А твой отец — порядочный и хороший человек, он не станет требовать от тебя или твоего брата выбора. Об этом не думай и не говори, что ты не родная, — улыбаюсь ей, тяжко вздыхающей. — Ты моя самая родная дочка. Да, Соня не забыта, но ты моя.

— Поверить не могу, что папа так поступил с тобой. Почему он так сделал?

Ее слова опаляют сердце.

— Думаю, твой папа просто полюбил другую женщину.

— А я думала, что если любишь, то это навсегда.

«Я тоже так думала, Лилечка», — отвечаю мысленно на ее слова.

— Быть может, он понял, что она дама его сердца, а не я. Думаю, что папа сам ответит на твои вопросы. А пока, нам стоит немного сплотиться, но верить, что все в итоге образуется.

Она встает с кровати, поправляет волосы стоя перед зеркалом и задумчиво произносит:

— Что бы ни было, ты моя мама. А по-прежнему уже никогда не будет.

Не знаю, как мне удалось все минимизировать. Быть может, находка в машине Тима позволила ей все обдумать заранее и в какой-то степени смириться с будущим что коснется нас всех. Надеюсь, что она не оставила внутри себя массу разочарования. Но вот с Мишей как поговорить?

Отвожу Лилю в школу. Разговариваю с учителем, что опоздание вышло по моей вине и попрощавшись уезжаю на работу.

В дороге мне звонит Тимур и я от злости только и поднимаю трубку.

— Слушаю.

— Что произошло?

— С кем? С тобой? Мной? Дочерью? С кем Тимур произошло?

— Ты знаешь, о чем я говорю.

Его голос не такой бойкий и радостный. Он будто притаился.

— О нет, дорогой. Я ни черта не знаю. Не знаю и не понимаю. Может, ты скажешь? — поднимаю голос даже не сразу заметив этого.

— Кира, почему моя дочь не ездит со мной в школу третий день подряд? И почему она плакала?

— Будь я рядом, ударила бы тебя по щеке, клянусь. Ты настолько зациклен на своей «работе», что дома слепнешь. Ты правда не видишь, что происходит?

— Я вижу, что моя жена отдалилась, зовет на серьезный разговор, дети поступают так же. Что это значит?

— Святой Тимур, все против тебя. Чем же ты не угодил своей семье?

— Вижу разговор у нас не ладится по телефону. Где ты?

— Еду на работу. И не вздумай туда явиться. У меня куча дел.

— Которые мешают нам поужинать сегодня?

— Которые я буду решать до самой ночи. А ходить с тобой по ресторанам уже есть кому. На четверг оставь для меня времечко.

— Ты опять за свое?

— За твое скорее. Все ждешь, когда я тебе облегчу жизнь своими претензиями? Надеешься улизнуть, сочинив какую-то ерунду, в которую Кира так легко поверит, да «детка»? — коверкаю его слова последние нарочно.

Молчит. Так «громко» молчит, что прям в ухо звон его офигевшего мозга слышен.

— Что, больше не желаешь задавать вопросы? Знаешь, ты прав, мы поговорим сегодня.

Сбрасываю вызов, уже находясь на парковке возле офиса. Прошу Кристину забрать детей со школы и усердно работаю весь день, а вечером все на том же адреналине подъезжаю к дому, где на подъездной дорожке стоит и его автомобиль, с хозяином внутри.

Смотрим, друг на друга повернув головы. И оба, видимо, знаем, что сейчас будет начало нашего конца.

Вылезаю, растеряв боевой дух. Вхожу в дом через дверь гаража, не оборачиваясь назад, стараясь не слышать, что он где-то там, позади. Спускаюсь вниз, переодевшись и застаю Тима в гостиной.

Стоит, сложив руки на груди перед линией фотографий нашей семьи в разные периоды общего необъятного счастья. Казалось, бесконечного на тот момент…

«Ты сам все разрушил!», — убеждаю себя в этом, чтобы рвать эти нити безвозвратно, но так больно это… как же больно.

— Ты поверишь, я помню дату каждой фотографии что тут стоят?

— Поверю, потому что и сама их наизусть знаю.

Тимур повернулся своей массивной фигурой и встал напротив. Между нами был только журнальный столик, но если исчислять его в величине измерения, то он мог быть километровым. Таким казалось расстояние, между нами, не меньше.

— Ты хотела поговорить?

И по классике жанра все слова исчезли вдруг. Я же понимаю, что сейчас должна поставить точку, но как же это тяжело. Почему у него вышло это сделать так легко со своей Мирой, а я стою и жмусь?

«Потому что ты все еще его любишь, Кира!».

— Хотела Тимур. Хотя ждала, что ты первым придешь, но это уже неважно. Теперь вот смотрю на тебя такого спокойного и все мои мысли о том, «как» сказать и «что» ушли. Остались лишь факты.

— Какие? — сует руки в карманы своих брюк рабочих.

«Я буду любить тебя вечно… мой неродной», — признаюсь в любви своей потерянной недавно душе и отвечаю.

— Я подаю на развод.

— Ты что… Ты подаешь на развод, Кира?

Ошеломлен. Потерян. Растерян.

— Да. Завтра этим займусь в обеденный перерыв.

— Погоди, — пытается обойти столик, но я выставляю руки.

— Не надо. Сохраняй дистанцию, пожалуйста.

***

Не подходи. Не трогай грязными руками.

Твои права на мое тело недействительны.

Внутри меня теперь измены камень.

И твои выпады, слишком унизительны.

(с)Лила Каттен

***

— Да какого, черта? Какой развод?

— А ты считаешь у меня мало оснований для него?

— Ты все про тот ужин? Кира, я же объяснил…

— Тим, а как давно я стала ненормальной и закатываю истерики по поводу твоих ужинов? Я настолько глупа и не понимаю, что это часть твоей работы? Неужели ты думаешь, что я увидела тебя с той девушкой и меня вдруг перемкнуло? Неужели ты ни разу не подумал о том, что я могла видеть гораздо больше?

— Послушай. Черт, — трет переносицу, встав ко мне боком и запрокинув голову, а я жду, когда начнет оправдываться. — Это не то… Кира… Дорогая…

Он пытается придумать себе алиби, ищет слова, а меня в этот момент будто в грязь снова толкают и толкают.

— Неужели я не заслуживаю правды, Тимур? — голос срывается и лицо, которое было смирным, тает, намокая под моими слезами.

Потому что это до того обидно и горько, что я больше не могу стоять и делать вид, что мне все равно.

— Только не плачь, Кира.

— Я плачу с пятницы. Мои слезы заметили все в нашей семье, кроме тебя. Поэтому давай ты сейчас не будешь делать вид, что тебя это как-то беспокоит.

— Но меня беспокоит… все, что связано с тобой и нашими детьми и нами… Меня все это беспокоит.

— Когда ты совал свой язык в рот той девке, тебя мало беспокоило, что я или же твоя дочь, общие знакомые могли тебя видеть, Доронин.

Он застывает точно скульптура гипсовая. А мне хочется толкнуть, чтобы разбился, подобно мне в тот день…

— Кира… Я ошибся, и я знаю это. Я готов просить прощения у тебя и соответствующее наказание. Но развод…

— Хочешь сказать, что между вами были только слюнявые поцелуи?

— Кира… — отворачивается, мечась по комнате.

— Хоть раз в жизни, можешь быть честным до конца?

— Я был с тобой честен всегда.

— Тогда оставайся таким и сейчас. Я хочу знать правду. То ты мне говорил, что я себя накрутила по поводу девицы, сейчас согласен с моими словами о поцелуях, потому что я их видела лично, а что дальше?

— Ничего. Я отвел ее в отель.

Вот так просто? Отвел в отель, на просьбу сказать правду? Сделать для меня поблажку в знак уважения за столько лет честной и преданной любви?

Смотрит в мои глаза, бегая своими по лицу, не останавливаясь в одной точке. Я вижу смятение, вижу все, что он чувствует, а он, кажется, не видит ничего… Ведь я не прячу свою боль, показываю ее открыто. Видно зря.

Я стою на пороге испытаний и новой главы. Снова моя жизнь разделится на «до» и «после», как до встречи с Тимуром. Тогда я вступала в мир счастья и любви, обретая его, а сегодня я его потеряю. В том, что это конец я не сомневаюсь. Мужчина, решивший прикоснуться к другой, и испытать чувства автоматически перестает быть моим и нужным мне.

— Отвел в отель и поехал домой ко мне? Так? — не отвечает, и теперь больше не смотрит в глаза. — Стал прикасаться ко мне грязными губами, руками… Вот только я все видела сама.

— Что видела?

— Ваш красивый выход из ресторана. Ваши обжимания, поцелуи. Траекторию движения к отелю. А что дальше?

— Кира прошу…

— Просишь? Как просила тебя она?

— Что? — оторопев смотрит, пытаясь понять, то я имею в виду или нет.

— Молодец, что не мучил долго свою детку, Тим, — произношу леденящим тоном.

Холод сквозит отовсюду. Из каждого взмаха ресниц, из каждого вдоха и выдоха…

— Ты…

— Была там. И все видела своими глазами. Потому что, скажи мне кто-то, что мой верный и… — ломаюсь морально и сил нет, — любимый муж… Мой Тимур мне изменил и пошел в номер с какой-то девицей, я бы рассмеялась, еще бы и в лицо плюнула. Так сильно я верила тебе… любила… А ты… ты…

Голос срывается, и камень в горле давит на голосовые связки, что даже перекрывает кислород. Глаза режет от сухости и заполняющих их капелек соленых, обжигающих слез, а он стоит с поникшим видом и опустошенными глазами смотрит на меня. Смотрит, как рушится его Кира.

Как на колени падает подкошенная унижением, по-прежнему верная жена и мать его детей.

— Ты привел ее в место, которое мы называли нашим. Нашим, Тимур… Как ты мог так поступить со мной? Как ты мог… Это была наша постель, наш вид из окна, наш мир.

— Кира… — на его щеках блестят слезы, которые катятся к кисти, обхватившей челюсть.

— Посмотри, что ты сделал? Ты же… Ты же все разрушил. Ты втоптал в грязь годы нашей жизни. Нашу любовь и любовь детей, их веру в семью. Ты все это сломал, уничтожил. Как ты мог так поступить с нами всеми? Ты ходил с ней в наш ресторан, в наш отель, номер, который мы снимали все эти годы с момента открытия гостиницы, чтобы сбежать от суеты и побыть наедине. Боже, ты все это перечеркнул. Ты меня унизил так, что я смотрю на себя в зеркало и вижу клеймо на лбу. Ты совершенно не думал обо мне, ты ни секунды обо мне не думал в объятиях чужой женщины, пока я сидела и ждала тебя на ужины. Ты променял нас на нее. Осознанно. Ты потерял меня Тим… — дрожащими губами говорю ему. — Ты меня потерял навсегда.

Размашисто стираю проклятую влагу, от которой щиплет кожу вокруг глаз. Стараюсь восстановить дыхание.

— Я тебя не прощу… Я никогда не забуду того, что ты сделал. То, как ты лгал, как был с ней там в кровати на белых простынях… Ты настолько противен мне, что я готова содрать с себя кожу от мысли, сколько раз ты приходил домой после нее и трогал меня этими руками, губами…

— Нет… нет… Кира, — подходит ближе и, взяв за плечи, начинает нести какой-то бред мне непонятный. — Клянусь все не так… точнее… Да, я это сделал, но не совсем… Я…

— Отпусти меня, — отталкиваю и сама отхожу в сторону. — Даже близко ко мне не подходи. Меня тошнит от тебя… — выплевываю ему в глаза всю мерзость, испытываемую мной. — Я видела то, что видела и не смей говорить, что «все было не так». Может дурой я и была эти три недели, или сколько ты там кадрил эту Мирославу, но с той пятницы моя вера в твои слова и тебя самого равна нулю.

— Милая, прошу, выслушай меня. Я виноват, я знаю. Не снимаю вину и не ищу оправданий. Просто выслушай…

Но я не хочу слушать сейчас. Я хочу быть услышанной им!

— Ты бессердечный циник. Записал ее как мужчину. Врал с самого начала. Как она вообще посмела звонить тебе домой? Как ты это допустил? «Малыш», «Тимур». ты правда поверил, что она позвонила и молчала? Связь оборвалась? А если бы она позвонила на городской и стонала твои позывные в трубку? Твой сын видел, что я не ночую в нашей комнате и решил, что мама с папой разводятся. Твоя дочь нашла помаду этой девки в твоей машине. Твоя рубашка была перепачкана алым цветом ваших забав ночных. Она носила все это в себе и не знала, как поступить, видя меня с красными глазами. Она плакала и просила прощения у меня боясь, что я ее оставлю. Она не верит, что ее отец мог так поступить со мной. Если за свои слезы я тебя не простила бы, то за ее сердце, которое ты разбил, я тебя вдвойне презираю.

— Твою мать… — внезапно кричит и хватает себя за волосы сев в кресло. — Прости, умоляю тебя, прости-и-и…

— Прощу… — произношу изломанным голосом. Тимур поднимает голову и смотрит с надеждой, ожидая следующих моих слов. — Когда-нибудь я это сделаю. Ведь ставить эту боль на пьедестал не вижу смысла. Но произойдет это в тот момент, когда я пойму окончательно, что готова идти вперед и не оглядываться больше назад, ища там тебя. Но запомни, я никогда не вернусь к тебе.

— Кира… — надтреснутым голосом произносит мое имя.

— Я свое слово сказала.