Ночные страхи

Лесли Поулс Хартли, 2001

У большинства читателей имя Лесли Поулза Хартли ассоциируется с замечательным романом «Посредник», но мало кто знает, что начинал он свою карьеру именно как автор макабрических рассказов, некоторые из которых можно с уверенностью назвать шедеврами британской мистики XX века. Мстительный призрак, поглощающий своих жертв изнутри, ужин с покойником, чудовище, обитающее на уединенном острове… Рассказы, включенные в этот сборник, относятся к разным направлениям мистики и ужасов – традиционным и сюрреалистическим, серьезным и ироническим, включающим в себя мотивы фэнтези и фольклорных «историй о привидениях». Однако секрет притягательности произведений Хартли достаточно прост: он извлекает на свет самые сокровенные страхи, изучает их, показывает читателю, а затем возвращает обратно во тьму.

Трое-четверо на ужин^[9]

Это было в Венеции, в последние дни июля, когда держалась удушающая жара. Открытые окна бара отеля «Сан-Джорджо» выходили на Большой канал. Но это не приносило свежести. К шести часам поднялся легкий бриз, слабый отголосок полуденного сирокко, но и он выдохся в течение часа.

Один из молодых людей встал с высокого табурета и на нетвердых ногах подошел к окну.

— Будет тихо, порядок, — сказал он. — Думаю, поплывем в гондоле. Я вижу, она на месте, пришвартована, где обычно.

— Как пожелаешь, Дики, — отозвался его друг с другого табурета.

Их голоса не оставляли сомнений в том, что они англичане, как и в том, что они ценные клиенты данного заведения.

— Джузеппе! — позвал человек у окна, переводя взгляд от Санта-Мария-делла-Салюте с ее широкими ступенями, мощным порталом и парящим в небе куполом обратно к барной стойке, за которой выстроились разноцветные бутылки. — За сколько мы догребем до Лидо?

— Сэр?

— Разве ты не говорил, что жил в Англии, Джузеппе?

— Да, сэр, восемь лет в отеле «Метрополь».

— Тогда почему…

Вмешался его друг-миротворец, пояснив на итальянском:

— Он хочет знать, долго ли плыть до Лидо?

Бармен ответил с облегчением в голосе:

— Это смотря одно у вас весло или два.

— Два.

— Если хотите знать мое мнение, — сказал Дики, возвращаясь на свой табурет, — я не думаю, что этот Анджелино, или как его чертово имя, сильно помогает. Это парень на носу делает всю работу.

— Да, сэр, — услужливо поддакнул бармен. — Но человек сзади направляй лодка, он давать направление.

— Что ж, — согласился Дики, — если он знает, как добраться до Лидо… Нам надо быть в «Сплендиде» к восьми. Это реально?

— Легко, сэр, у вас целый час.

— При отсутствии несчастных случаев.

— У нас, в Венеции, не бывает несчастный случай, — заявил бармен с истинно итальянским оптимизмом.

— Еще по одной, Фил?

— Мне уже хватит, Дики.

— Да ладно, будь мужчиной.

Они выпили.

— Ты, похоже, много знаешь, — сказал Дики бармену, уже более дружелюбно. — Можешь нам что-нибудь рассказать о парне, который ужинает с нами, — Джо О'Келли или как там его?

Бармен задумался. Ему не хотелось получить второй нагоняй.

— Это будет английское имя, сэр?

— Английское! Боже правый! — взорвался Дики. — Оно похоже на английское?

— Ну, сейчас, когда ты его произносишь, похоже, — вмешался его спутник. — Или, скорее, на ирландское. Но погоди. Вот его визитка. Это о чем-то тебе говорит, Джузеппе?

Бармен покрутил в пальцах визитку.

— А, теперь вижу, сэр. Джакомелли — il Conte Giacomelli^[10].

— Так ты его знаешь?

— О да, сэр. Я знаю его очень хорошо.

— Какой он?

— Он приятный джентльмен, сэр, очень богатый…

— Тогда он должен сильно отличаться от остальной вашей аристократии, — заявил Дики довольно грубо. — Я слышал, у них и лишнего пенни нету.

— Возможно, сейчас он не так уж богат, — печально признал бармен. — Как и любой из нас. Бизнес плохой. Он grand azionista… как это по-вашему? — Он замялся, смутившись.

— Акционер? — предположил Филип.

— Боже правый! — воскликнул Дики. — Я и не знал, что ты так поднаторел в этом инфернальном языке. Ты настоящий макаронник!

Бармен оставил его замечание без внимания.

— Да, акционер, верно, — радостно сказал он. — Большой акционер fabbrica di zucchero…

— Сахарная фабрика, — объяснил Филип не без гордости.

— Но я слышал, они… — тихо произнес бармен и таинственно покрутил головой.

— Не особо процветают? — подсказал Филип.

Бармен пожал плечами.

— Так говорят.

— Значит, про сахар вспоминать не будем, — сказал Дики и зевнул. — Давай, Фил, ты всегда такой чертовски воздержанный. Выпей еще.

— Ну нет, мне правда хватит.

— А я выпью.

Филип и даже бармен с оторопью наблюдали, как он пьет.

— Но, — сказал Филип, когда Дики опустил стакан, — граф Джакомелли живет в Венеции, верно?

— О да, сэр. Обычно он приходит сюда каждый вечер. Но уже дней пять я его не видел.

— Жаль, — сказал Филип, — мы могли бы подбросить его. Может, у него есть катер?

— Не думаю, что он теперь использует катер, сэр.

— Ну что ж, как-нибудь доберется, можешь быть уверен, — заявил Дики. — Как мы его узнаем, Джузеппе?

— Я полагаю, для тебя он будет двоиться, мой бедный Дики, — заметил его друг.

Бармен начал, со своей обычной учтивостью, отвечать на вопрос:

— Ну, он на вид обычный джентльмен, как вы сами, сэр…

— Я обычный?

— Нет, — произнес бармен, смутившись. — Я хочу сказать grande come lei — такой же высокий, как вы.

— Тоже мне примета. Есть у него борода, или баки, или усы?

— Нет, он гладко выбрит.

— Идем, идем, — поторопил Филип. — А то опоздаем, а он, наверное, не будет нас ждать.

Но его друг находился в боевом настроении.

— Черт подери! Как мы будем ужинать с этим парнем, если мы его не узнаем? Ну-ка, Джузеппе, живее: подумай о дуче и включи свой великий итальянский ум. У него нет совсем никаких примет? Может, он косит?

— Нет, сэр.

— А очки носит?

— О, нет, сэр.

— Может быть, у него нет руки?

— Nossignore, — выкрикнул бармен, все сильнее распаляясь.

— Ты ничего не можешь о нем сказать, кроме того, что на вид он обычный, как я?

Бармен беспомощно оглядел помещение. Внезапно его лицо просияло.

— А, ecco!^[11] Он слегка хромает.

— Так-то лучше, — сказал Дики. — Идем, Филип, ленивый пес, вечно я тебя жду. — Он слез с табуретки. — Еще увидимся, — бросил он бармену через плечо. — И раздобудь виски pronto^[12]. Мне оно понадобится после этой поездки.

Бармен, постепенно приходя в себя, пристально и подобострастно смотрел вслед Дики, удалявшемуся, чуть сутулясь.

Гондола плавно скользила по воде к острову Сан-Джорджо-Маджоре с его стройной кампанилой, оранжевой в лучах заходящего солнца. Слева лежала пьяцетта, две колонны, богатая отделка Сан-Марко, необъятный фасад палаццо Дукале, все еще безупречно четкий, при всей жемчужной бледности воздуха. Но, когда Сан-Джорджо начал удаляться от них по правому борту, внимание Филипа захватил вид позади гондолы. Там, у входа в Большой канал, воздух окрасился сиреневым, а небо вокруг купола церкви Салюте было того чистого густо-синего цвета, на котором — так подсказывает интуиция — в любую секунду может зажечься первая звезда. Филип, сидевший слева от своего спутника, все время вертелся, любуясь видами, а гондольер, частично их заслонявший, каждый раз улыбался и говорил: «Bello, non è vero?»^[13] — словно по привычке. Однако Дики был не так снисходителен к эстетическим пристрастиям своего друга.

— Не мог бы ты, бога ради, не вертеться? — пробурчал он, вяло раскинувшись на мягком, самом удобном месте. — У меня от тебя голова кругом.

— Ладно, старичок, — ласково произнес Филип. — Можешь спать.

Дики подтянулся, взявшись за шелковый шнур, закрепленный с одной стороны медным профилем лошади, а с другой — маленьким, но массивным медным львом.

— Я не хочу спать, — заявил он задиристо. — Я хочу знать, что мы скажем этому твоему сахарному другу? Предположим, он не говорит по-английски? Мы что, весь ужин будем сидеть молча?

— Ну, я думаю, для иностранцев это в порядке вещей, — благодушно проговорил Филип. Это был его ответ на первый вопрос Дики — ко второму он явно не подходил. — Джексон мне ничего не говорил, только дал это письмо и сказал, что он приятный малый и сможет показать нам дворцы и всякое такое, чего не увидят обычные люди.

— Обычные люди и так слишком много всего повидали, если хочешь знать мое мнение, — простонал Дики. — Бога ради, не давай ему ничего нам показывать. Я больше не выдержу никаких достопримечательностей.

— Он, похоже, известная личность, — сказал Филип. — Что-то вроде живой достопримечательности.

— Если ты считаешь достопримечательностью хромого итальяшку, я, пожалуй, соглашусь с тобой. — Дики гневно воззрился на него.

Но Филип был невозмутим.

— Прости, Дики, но что мне было делать? Я не мог оставить письмо без внимания, ты же знаешь. Как-нибудь скоротаем вечер. Ну-ка, подтянись и взгляни на этот чудесный вид. Cosa è questa isola?^[14] — спросил он гондольера, указывая на остров справа, чем-то напоминавший монастырь.

— Il manicomio^[15], — с усмешкой произнес гондольер. Но, увидев, что Филип его не понимает, постучал себя по лбу и растянул улыбку еще шире.

— А, — сказал Филип, — это сумасшедший дом.

— Хотел бы я, — жалобно проговорил Дики, — чтобы ты, если уж показываешь мне виды, привлекал мое внимание к чему-то повеселее.

— Ну, тогда взгляни на эти развеселые старые лодки. Они более в твоем вкусе.

Слева от них стояла пара грузовых пароходов, пришвартованных корма к корме, и даже в сумеречном свете было видно, что их давно не ремонтировали: по бокам у них тянулись гангренозные разводы ржавчины. В тени их высоких бортов вода казалась маслянистой и почти черной.

Дики неожиданно оживился.

— Напоминает мне Халл^[16], — воскликнул он. — Старый добрый Халл! Наконец-то цивилизация! Никакой живописности Старого Света. Два старых уродских практичных судна, славная масляная вода и масса инородных тел, плавающих вокруг. Хотя бы так, — пробормотал он, неуклюже поднимаясь на ноги. — Берусь утверждать, вон там инородное тело.

— Signore, signore! — предостерегающе воскликнул первый гондольер.

Гондола опасно накренилась, вероятно, из-за какой-нибудь моторной лодки в отдалении. Дики, к счастью, опустился на свое место, но продолжал тянуть руку, указывая на что-то в воде, и когда волна вдруг отхлынула, все увидели показавшийся на секунду темный предмет.

— Похоже на старый башмак, — сказал Филип. — Cosa è, Angelino?^[17]

Гондольер пожал плечами.

— Io non so. Forsè qualche gatto^[18], — ответил он с тем типичным для итальянцев легкомыслием, с каким они воспринимают смерть животных.

— Боже святый, этот малый думает, я не знаю, как выглядит кошка? — выкрикнул Дики, прицепившись к словам гондольера. — Только если эта кошка пробыла в воде чертовски долго. Нет, это… это же…

Гондольеры переглянулись и, словно по взаимному согласию, налегли на весла.

— E meglio andare, signori, — твердо сказал Анджелино.

— Что он говорит?

— Говорит, что нам надо двигаться.

— Не раньше, чем я выясню, что там, — упрямо проговорил Дики. — Скажи ему грести туда, Фил.

Филип отдал приказ, но Анджелино его как будто не понял.

— Non è niente interessante, niente interessante^[19], — настойчиво повторял он.

— А мне интересно, — заявил Дики, который, как и многие люди, понимал иностранный язык, когда ему это было удобно. — Давай туда! Туда! — скомандовал он.

Гребцы неохотно подчинились. Когда лодка приблизилась, черное пятно ушло под воду, и на его месте возникла блестящая белизна, на которой обозначились лоб, нос и рот… Человеческое лицо, хотя и совершенно неузнаваемое.

— Ah, povero annegato^[20], — пробормотал Анджелино и перекрестился.

Два друга беспомощно переглянулись.

— Ну вот, пожалуйста, — наконец произнес Дики. — Что теперь будем делать?

Гондольеры не задавались таким вопросом и молча гребли.

— Стойте! Стойте! — выкрикнул Филип. — Мы не можем его так оставить, — он обратился к итальянцам: — Non si puo lasciarlo cosi^[21].

Анджелино развел руками, явно возражая. Утопленника найдут те, чья работа патрулировать воды. Как знать, отчего он умер? Может, от какой-то ужасной болезни, которую подхватят синьоры. Будут проблемы с полицией, придется давать показания. Наконец, видя, что англичан это не убеждает, он добавил:

— Anche fa sporca la gondola. Questo tappeto, signori, m'ha costato più che mille duecento lire^[22].

Филип с угрюмым видом перевел Дики этот последний, неоспоримый довод не брать на борт утопленника.

— Он испачкает гондолу и испортит ковер, который стоит двенадцать сотен лир.

— Черт бы побрал ковер! — воскликнул Дики. — Я всегда тебе говорил, на итальяшек нельзя полагаться. Ну-ка, хватай его.

Совместными усилиями они втащили утопленника в гондолу, но Анджелино предусмотрительно скатал свой драгоценный ковер. А когда мертвеца положили на дно и аккуратно накрыли бурой непромокаемой парусиной, Анджелино тщательно вытер губкой и тряпкой планшир и медную арматуру.

У них ушло десять минут, чтобы добраться до Лидо. Маленькая passeggiata^[23], начавшаяся так приятно, превратилась в траурную процессию. Друзья почти не разговаривали. Наконец они подплыли к пристани уродливого белого отеля, мозолившего глаза через всю лагуну, и здание нависло над ними, слепя огнями и угнетая строгой симметричностью.

— Святые угодники, — пробормотал Дики, — мы точно опоздаем.

— Он поймет, — сказал Филип, — будет тема для разговора. — Но он тут же пожалел об этих словах: такими черствыми они показались.

Пристань была почти безлюдна, когда к ней причалила гондола, но пожилой rampino^[24], грязный и дерганый, который пришвартовал ее и протянул костлявую руку за soldi^[25], быстро разнес новость. Пока Филип обсуждал с гондольерами, какие действия следует предпринять, собралась небольшая толпа, глазевшая равнодушно, но неотвязно на бесформенное тело в гондоле. Rampino вызвался нести вахту; гондольеры заявили, что они не найдут vigile^[26], если не отправятся вдвоем, и намекнули, что на это уйдет время. Филип и Дики остались предоставлены сами себе. Они прошли по аллее под акациями, ярко освещенными дуговыми лампами, в сторону моря и отеля «Сплендид». Оглянувшись, увидели, что группка зевак начала рассасываться.

Но они напрасно спешили: граф Джакомелли еще не прибыл. Метрдотель сказал им с улыбкой, что волноваться не стоит: signore conte^[27] часто запаздывает. А пока не желают ли джентльмены коктейль?

Дики охотно согласился.

— Мы это заслужили, — сказал он. — Подумай только: если бы не мы, этот бедняга плавал бы в лагуне до Судного дня, и никто из его смуглых отпрысков не знал бы, что с ним.

— Думаешь, теперь узнают? — спросил Филип.

— То есть?… Ну, я думаю, его опознает любой, кто его знал.

Они сидели за столиком под деревьями. Воздух был свеж и приятен, отсутствие комаров казалось чудом. Дики воспрянул духом.

— А все же, — сказал он, — чертовски скучно ждать. Опаздывает на двадцать минут. Где тот мальчишка?

Когда им подали по второму коктейлю, Дики велел официанту не уходить. Филип взглянул на него с удивлением.

— Слушай, — Дики заговорщически понизил голос. — Хорошая выйдет забава, если мы пошлем этого молодчика к гондоле и велим позвать парня, который там отдыхает, поужинать с нами?

— Замечательная идея, Дики, но я сомневаюсь, что в этой стране понимают подобные шутки.

— Да ну, Фил, такую шутку поймет любой. Ну-ка, включай свою думалку и найди нужные слова. Мне это не по силам, так что давай.

Филип улыбнулся.

— Мы ведь не хотим, чтобы нас было четверо за ужином, а? Уверен, графу не понравится сидеть рядом… рядом с падалью.

— Да ерунда, он может быть из приличной семьи: самоубийцы в основном богатые люди.

— Мы не знаем, так ли это.

— Нет, не знаем. Но это к делу не относится. А теперь скажи мальчишке бежать на причал, или как это называется, передать наше послание и принести ответ. Это займет не больше десяти минут. Я дам ему пять лир, чтобы поправить его расстроенные нервы.

Филип как будто задумался.

— Дик, я правда не думаю… Чужая страна и все такое, ну, знаешь…

Мальчик тем временем недоуменно переводил взгляд с одного на другого.

— Идея хорошая, — повторил Филип, — и я не хочу портить тебе веселье. Но, право, Дики, я бы не стал. Мальчик очень испугается, может быть, скажет родителям, и тогда нас могут отделать и бросить в канал. Это подмочит нашу репутацию за границей, — заключил он довольно спесиво.

Дики поднялся на нетвердые ноги.

— К черту репутацию! — сказал он. — Кому какое дело, как мы развлекаемся в этой паршивой дыре? Если не скажешь мальчишке, тогда я скажу портье. Он понимает английский.

— Ну, хорошо, — согласился Филип, пасуя перед боевым задором Дики. — На самом деле, не вижу в этом большого вреда. Senta piccolo!^[28] — И он принялся излагать поручение.

— Не забудь, — наставлял его Дики, — мы ожидаем джентльмена subito. Ему не нужно наряжаться, или мыться, или причесываться — ничего такого.

Филип против желания улыбнулся.

— Dica al signore, — сказал он, — di non vestirsi пеrо^[29].

— Не надо смокинг? — бойко спросил мальчик, радуясь возможности блеснуть своим английским.

— Нет, смокинг не надо.

Мальчика как ветром сдуло.

Должно быть, скучно ждать, пока рванет бомба, — почти так же скучно, как ждать эффекта от розыгрыша. Дики и Филипу казалось, что минуты тянутся бесконечно, и разговор не клеился.

— Он уже должен быть там, — наконец сказал Дики, вынимая из кармана часы.

— Сколько времени?

— Полвосьмого. Его нет уже семь минут.

— Как темно, — сказал Филип. — Отчасти из-за деревьев, пожалуй. Но в Англии сейчас было бы еще светло.

— Я же говорил, лучше держаться старушки Англии. Больше света, меньше трупов, гости вовремя приходят на ужин…

— Джакомелли определенно припозднился. Уже больше получаса.

— Интересно, он вообще получил твое приглашение?

— О да, и ответил.

— Ты мне не говорил. Как давно это было?

— В прошлую среду. Я хотел дать ему побольше времени.

— Он ответил письменно?

— Нет, по телефону. Я не очень разобрал слова. Слуга сказал, граф был в отъезде, но будет рад отужинать с нами. Он сожалел, что не смог написать, его отозвали по делам.

— Сахарная фабрика, надо полагать?

— Очень возможно.

— Чертовски тихо, как сказал могильщик, — сострил Дики.

— Да, все ужинают в той стеклянной коробке. Видно сквозь листву.

— Полагаю, они знают, что его надо направить к нам.

— О да.

Они замолчали, и чуть погодя Филип воскликнул:

— А вот и мальчик!

С немалым возбуждением они смотрели, как к ним приближается маленькая фигурка — по дорожке из серой гальки, служащей венецианцам вместо гравия. Они сразу отметили, что он держался с важностью. Если он и пережил шок, по нему это было незаметно. Мальчик остановился перед ними, улыбаясь и тяжело дыша.

— Ho fatto un corso, — сказал он, раздуваясь от гордости.

— Что это значит?

— Говорит, что бежал.

— Надо думать.

Друзья обменялись недоуменными взглядами.

— Надо отдать ему должное, он держит марку, — заметил Дики с мрачным восхищением, понимая, что их розыгрыш провалился. — Но я так думаю, итальянские детишки что ни день видят трупы. Все равно, спроси его, что сказал джентльмен.

— Che cosa ha detto il signore?^[30] — спросил Филип.

Мальчик ответил, все еще тяжело дыша:

— Accetta con molto piacere. Fra pochi minuti sard qui^[31].

Филип смотрел на него в изумлении.

— Si, si, signore, — повторил мальчик. — Cosi ha detto, «vengo con molto piacere»^[32].

— Что он сказал? — нервно спросил Дики.

— Сказал, что джентльмен принял наше приглашение с большим удовольствием и будет здесь через несколько минут.

— Ну, конечно, — фыркнул Дики, когда мальчик, насвистывая, ушел, получив свои mancia^[33], — пудрит нам мозги. Но он молоток. Ему ведь не больше двенадцати.

Филип огляделся, сжимая и разжимая пальцы.

— Не верю, что он это выдумал.

— Тогда как же?

Филип промолчал.

— Как это место похоже на кладбище, — неожиданно заметил он, — со всеми этими кипарисами и жуткими инструментами дорожных рабочих на каждом шагу.

— Здесь бы не помешали китайские фонарики, — подхватил тему Дики. — Но твое больное воображение не помогает нам решить загадку нашего друга в лодке. Этот пострел нас что, одурачил или как?

— Скоро увидим, — ответил Филип. — Он сказал, через несколько минут.

Они сидели, прислушиваясь.

— У меня мандраж от этого ожидания, — заявил Дики. — Давай позовем этого сорванца и заставим рассказать, что там на самом деле случилось.

— Нет-нет, Дики, это было бы слишком грубо. Давай попробуем разгадать сами. Будем двигаться от известного к неизвестному, как в детективных историях. Мальчик уходит. Приходит на пристань. Видит там каких-нибудь смурных лоботрясов…

— Это вряд ли, — возразил Дики. — Когда мы уходили, там оставалось только два-три ротозея.

— В любом случае, он наткнулся на rampino, который пригрозил позвать стражу.

— Он мог смотаться за выпивкой, — предположил Дики. — Ты снабдил его средствами, а жизнь его наверняка не балует.

— Ну, в таком случае мальчик увидел бы… что?

— Просто кусок парусины, под которым вроде бы кто-то лежит.

— И что бы он тогда сделал? Поставь себя на его место, Дики.

Дики чуть скривился.

— Полагаю, он решил бы, что человек отдыхает под брезентом, и сказал: «Эй, вы там!» — этим своим пронзительным итальянским голоском, от которого любой…

— Да-да, а дальше?

— Дальше, пожалуй, раз уж он такой предприимчивый малый, он бы спустился в гондолу и тронул парусину и… ну, пожалуй, перестал бы шуметь, — неуверенно заключил Дики. — Он бы понял, что дело плохо. Ты должен признать, — добавил он, — проще было бы заключить, что на полпути он встретил приятеля, который ему сказал, что его обдурили: тогда бы он где-нибудь послонялся, выкурил бы сигаретку и вернулся, тяжело дыша, со своей сказочкой — просто чтобы утереть нам нос.

— Это наиболее рациональное объяснение, — согласился Филип. — Но просто забавы ради давай предположим, что, когда он позвал, парусина зашевелилась и поднялась, из-под края показалась рука и…

Послышался звук шагов по камням, и друзья услышали, как кто-то говорит с придыханием:

— Per qui, signor Conte^[34].

Сперва они увидели только коренастую фигуру портье в белой жилетке, приближавшегося с важным видом и пыхтевшего, как паровоз; потом позади него рассмотрели другую фигуру — высокого человека в темной одежде, который заметно прихрамывал. Рядом с расфуфыренным портье он казался почти невидимкой.

— Il Conte Giacomelli, — торжественно объявил портье.

Двое англичан поднялись из-за стола, протягивая ладони для рукопожатия, но их гость отступил на полшага и вскинул руку в римском приветствии.

— Как поживаете? — произнес он на превосходном английском. — Боюсь, я немного задержался?

— Всего на минуту-другую, пожалуй, — отозвался Филип. — Не о чем говорить.

Он украдкой рассмотрел графа. Ветвь падуба, нависавшая сверху, почти касалась его шляпы. В темноте он стоял так прямо и неподвижно, что можно было подумать, будто он подвешен к дереву.

— Сказать по правде, — резко сказал Дики, — мы почти поставили на вас крест.

— Поставили крест? — граф, похоже, был озадачен. — Как это поставили крест?

— Не тревожьтесь, — успокоил его Филип. — Он не собирался вас хоронить. Поставить крест может означать, ну знаете, много чего. В этом сложность нашего языка.

— Можно поставить крест на надежде, не так ли? — спросил граф.

— Да, — радостно согласился Филип. — На надежде, определенно. Это как раз и имел в виду мой друг: мы почти поставили крест на надежде увидеть вас. Мы не могли поставить крест на вас — это просто такое выражение, — мы ведь вас даже не знали.

— Понимаю, — сказал граф. — Вы меня не узнали. — Он надолго задумался.

Тишину нарушил Дики:

— Может, ты хороший филолог, Фил, но хозяин чертовски плохой. Граф, наверное, умирает от голода. Давайте выпьем по коктейлю, а потом пойдем в здание ужинать.

— Ну хорошо, заказывай ты. Надеюсь, вы не возражаете, — обратился Фил к графу, когда Дики ушел делать заказ, — но нас за ужином может быть четверо.

— Четверо? — отозвался граф.

— То есть, — сказал Филип, затрудняясь объяснить эту абсурдную ситуацию, — мы пригласили еще кое-кого. Я… я думаю, он придет.

— Это будет восхитительно, — отозвался граф, чуть приподняв брови. — С чего мне возражать? Возможно, я с ним тоже знаком, с вашим… вашим гостем?

— Вряд ли вы с ним знакомы, — пробормотал Филип, совершенно растерявшись. — Он… он…

— Пожалуй, он не de notre monde?^[35] — снисходительно предположил граф.

Филип знал, что иностранцы говорят о сословных различиях более открыто, чем англичане, но все равно никак не мог подобрать нужных слов.

— Я не знаю, из какого он мира, — начал он и умолк, осознав курьезный смысл этих слов. — Послушайте, я не представляю, почему мой друг так долго не идет. Может быть, уже сядем? Осторожнее! — воскликнул он, когда граф подошел к стулу. — У него сломана ножка — он вас не выдержит.

Но граф как ни в чем не бывало уселся на стул.

— Вот видите, — произнес он с улыбкой, — он меня выдержал.

Филип смотрел на него в изумлении.

— Вы, наверное, волшебник.

Граф покачал головой.

— Нет, не волшебник, я… я… — он подыскивал слово. — Не могу объяснить по-английски. Ваш друг, который придет… он говорит по-итальянски?

Филип мысленно застонал.

— Я… я, право, не знаю.

Граф качнулся на стуле.

— Не хочу быть любопытным, но он англичанин, ваш друг?

«О боже, — подумал Филип. — Зачем я только затронул эту тему?»

— Сказать по правде, я мало что о нем знаю. Вот это я и пытался вам объяснить. Мы с ним виделись только один раз и пригласили его через третье лицо.

— Как и меня? — спросил граф, улыбаясь.

— Да-да, но обстоятельства были другими. Мы случайно на него наткнулись и подбросили.

— Подбросили? — переспросил граф. — Вы занимались спортом?

— Нет, — сказал Филип с неловким смешком. — Мы подбросили его фигурально — подвезли в гондоле. А вы как прибыли? — спросил он, радуясь возможности сменить тему.

— Меня тоже подбросили, — ответил граф.

— В гондоле?

— Да, в гондоле.

— Какое странное совпадение, — сказал Филип.

— Так что, видите, — улыбнулся граф, — у нас с вашим другом будет кое-что общее.

Они замолчали. Филип ощутил растущую неловкость, которую не мог определить или объяснить. Ему хотелось, чтобы скорее вернулся Дики: он сможет направить беседу в нужное русло. Граф снова заговорил:

— Я рад, что вы сказали мне о вашем друге. Мне всегда нравится знать что-нибудь о человеке прежде, чем я с ним познакомлюсь.

Филип почувствовал, что должен положить конец этому недоразумению.

— Ну, вряд ли вы с ним познакомитесь, — воскликнул он. — Видите ли, я не думаю, что он существует. Это все глупая шутка.

— Шутка? — переспросил граф.

— Да, розыгрыш. У вас, в Италии, не играют в такую игру первого апреля, заставляя людей поверить в какую-нибудь глупость или сделать ее? А тех, кто купился на шутку, мы называем апрельскими дурачками.

— Да, у нас есть такой обычай, — мрачно проговорил граф, — только мы их называем pesci d'Aprile — апрельские рыбы.

— А, — сказал Филип, — это потому, что вы нация рыболовов. Апрельская рыба — это такая рыба, от которой вы не ожидаете… что-то, что вы вытаскиваете из воды, и…

— Что это? — вдруг сказал граф. — Я слышал голос.

Филип прислушался.

— Возможно, это ваш другой гость.

— Не может быть. Нет!

Звук повторился: Филипа едва слышно позвали по имени. Но почему Дики звал его так тихо?

— Вы меня извините? — спросил Филип. — Думаю, меня зовут.

Граф склонил голову.

— Ушам своим не верю, — взволнованно прошептал ему Дики. — Наверное, я все неправильно понял. Но они такое говорят… такое… Может, ты им объяснишь? Наверное, они спятили — я им так и сказал.

Он привел Филипа в холл отеля. Там были портье и два vigili. Они переговаривались шепотом.

— Ma è scritto sul fazzoletto^[36], — говорил один из них.

— Что он сказал? — спросил Дики.

— Сказал, так написано на его носовом платке, — сказал Филип.

— К тому же мы оба его знаем, — отозвался другой полисмен.

— О чем вообще разговор? — воскликнул Филип. — Кого вы знаете?

— Il Conte Giacomelli, — ответили хором vigili.

— И что, он вам нужен? — спросил Филип.

— Он был нам нужен три дня назад, — сказал один из них. — Но теперь уже поздно.

— Поздно? Но он… — Филип внезапно замолчал и посмотрел на Дики.

— Я им говорил, — вскричал портье, который, похоже, вовсе не был настроен укрывать графа Джакомелли от рук правосудия. — Много раз, много раз говорил: «Граф в саду, с английскими джентльменами». Но они мне не верят.

— Но это правда! — воскликнул Филип. — Я только что его видел. Что говорят vigili?

— Они говорят, что он мертв, — ответил портье. — Они говорят, что он мертв и его тело в вашей гондоле.

Наступила гробовая тишина. Оба vigili, очевидно утомленные спором, стояли чуть поодаль, угрюмые и равнодушные. Наконец один из них проговорил:

— Это правда, signori. Si è suicidato^[37]. Его дела пошли плохо. Он был большой мошенник и знал, что его арестуют и осудят. Cosi si è salvato^[38].

— Может, он и мошенник, — сказал Филип, — но я уверен, что он жив. Идемте в сад, и вы сами увидите.

Vigili покачали головами, пожали плечами и пошли следом за ним. Все вместе они подошли к столику под деревом. Но там никого не было.

— Вот видите, signori, — сказал один из vigili с чувством собственной правоты, — все, как мы и сказали.

— Наверное, он ушел, — продолжал настаивать Филип. — Он сидел на этом стуле… вот так…

Но его усилия подтвердить свои слова наглядным примером не оправдались. Стул рухнул под ним, и Филип довольно нелепо растянулся на каменном полу, больно ударившись. Когда он поднялся, один из полисменов взял стул и, проведя по нему рукой, заметил:

— Сидение мокрое.

— Да? — равнодушно сказал Филип.

— Не думаю, что кто-то мог сидеть на этом стуле, — настаивал полисмен.

«Он считает меня обманщиком», — подумал Филип и покраснел. Но другой vigile, желая пощадить его чувства, сказал:

— Возможно, это был самозванец. Тот, о ком вы говорите. Какой-нибудь аферист. Таких немало, даже в Италии. Надеялся вытянуть денег из signori.

Он огляделся, ища поддержки; портье кивнул.

— Да, — устало согласился Филип. — Это, несомненно, все объясняет. Мы вам еще понадобимся? — спросил он vigili. — У тебя есть визитка, Дики?

Vigili, получив нужную им информацию, попрощались и отбыли восвояси.

Дики повернулся к портье.

— А где тот юный пострел, который передал наше сообщение?

— Пострел? — переспросил портье.

— Ну, официант.

— Ах, piccolo? Он уже ушел, сэр, на ночь.

— Везет ему, — сказал Дики. — Эй, кто это? Мои бедные нервы больше не выдержат никаких фокусов.

Это был метрдотель.

— Сколько будет джентльменов за ужином, трое или четверо? — спросил он с подобострастным поклоном.

Филип с Дики переглянулись, и Дики закурил сигарету.

— Только два джентльмена, — ответил он.

Примечания

9

© Перевод. Д. Шепелев, 2020.

10

Граф Джакомелли (ит.).

11

Вот! (ит.).

12

Поскорее (ит.).

13

Красиво, не правда ли? (ит.).

14

Что это за остров? (ит.).

15

Сумасшедший дом (ит.).

16

Английский город Кингстон-апон-Халл, в 40 км от Северного моря. Из порта Кингстон-апон-Халла осуществляется паромное сообщение с континентальной Европой.

17

Что это, Анджелино? (ит.).

18

Не знаю. Может, какая кошка (ит.).

19

Там ничего интересного, ничего интересного (ит.).

20

Бедный утопленник (ит.).

21

Нельзя это так оставлять (ит.).

22

Он испачкает гондолу. Этот ковер, господа, стоил мне тысячу двести лир (ит.).

23

Прогулка (ит.).

24

Оборванец (ит.).

25

Деньги (ит.).

26

Инспектор (ит.).

27

Господин граф (ит.).

28

Слушай, малыш (ит.).

29

Скажи синьору, наряжаться не надо (ит.).

30

Что сказал синьор? (ит.).

31

Приду с большим удовольствием. Буду через несколько минут (ит.).

32

Да, да, синьоры, так и сказал: «Приду с большим удовольствием» (ит.).

33

Чаевые (ит.).

34

Сюда, господин граф (ит.).

35

Нашего круга (ит.).

36

Но это написано на платке (ит.).

37

Это самоубийство (ит.).

38

Так он спас себя (ит.).