Ночные страхи

Лесли Поулс Хартли, 2001

У большинства читателей имя Лесли Поулза Хартли ассоциируется с замечательным романом «Посредник», но мало кто знает, что начинал он свою карьеру именно как автор макабрических рассказов, некоторые из которых можно с уверенностью назвать шедеврами британской мистики XX века. Мстительный призрак, поглощающий своих жертв изнутри, ужин с покойником, чудовище, обитающее на уединенном острове… Рассказы, включенные в этот сборник, относятся к разным направлениям мистики и ужасов – традиционным и сюрреалистическим, серьезным и ироническим, включающим в себя мотивы фэнтези и фольклорных «историй о привидениях». Однако секрет притягательности произведений Хартли достаточно прост: он извлекает на свет самые сокровенные страхи, изучает их, показывает читателю, а затем возвращает обратно во тьму.

© The Estate of L.P. Hartley, 2001

© Перевод. Т. Покидаева, Д. Шепелев, 2020

© Издание на русском языке AST Publishers, 2022

Печатается с разрешения наследников автора и The Society of Authors.

Из предисловия к «Третьей книге о призраках», изданной под редакцией леди Синтии Асквит, 1955^[1]

Л. П. Хартли

…Рассказы о призраках и привидениях — жанр отнюдь не простой. Это не наивысшая форма литературного творчества, но зато самая требовательная из всех форм и, возможно, единственная, не имеющая промежуточных вех между успехом и полным провалом. Такие истории либо сразу выходят на славу, либо не удаются вообще.

Рассказы о привидениях также требуют определенного антуража и настроения. Само размышление об этих историях дается мне не без труда: здесь и сейчас, под сияющим солнцем итальянского утра. Зримый материальный мир проявляет себя слишком ярко. Автору, сочиняющему истории о незримом и нематериальном, надо вносить коррективы в свое видение мира. Великолепные пейзажи Италии, здешние люди, открытые и прямодушные, искренне восхищают пришельца с севера, бодрят его и укрепляют дух, предоставляя ему извне некий аналог духовного витамина, каковым витамином в родной стране он может себя обеспечивать лишь изнутри — при условии, что может вообще. Даже самые пылкие приверженцы мистики в литературе признают, что вкус к данному жанру отдает некоторой ненормальностью и сохраняется, вероятно, как пережиток пубертатного периода — как дефицит ярких переживаний, болезнь, которой подвержены те из нас, чье воображение не реагирует на повседневный, обыденный опыт и нуждается в дополнительных острых ощущениях.

В детективных историях эти острые ощущения создаются при помощи ресурсов возможного; даже самые невероятные сюжетные перипетии всегда должны объясняться с точки зрения логики и здравого смысла. Но в рассказах о привидениях — историях, где не действуют законы природы, — события необъяснимы с такой точки зрения. Мистическая история, поддающаяся рациональному объяснению, — это такая же аномалия, как детектив, не поддающийся рациональному объяснению. Первая восстает против материалистических представлений о мироздании, а последний проистекает как раз из таких представлений.

Задача автора мистики тяжелее в том плане, что ему надо не только создать целый мир, где не действует наш здравый смысл, но и придумать законы для этого мира. Одного хаоса мало. Даже призраки и привидения должны соблюдать некие нормы и правила. В прошлом их действия подчинялись традиционным стандартам: например, привидениям было положено завывать и греметь цепями. Как правило, каждое привидение было привязано к определенному месту, за пределы которого не выходило. С тех пор их права и свободы изрядно расширились: они вольны перемещаться куда угодно и проявлять себя самыми разными способами. Подобно женщинам и другим угнетенным слоям населения, призраки и привидения добились эмансипации, их признали дееспособными, и теперь им доступно не только многое из того, что недоступно простому смертному, но и многое из того, что раньше было доступно лишь смертным. Нематериальные сущности получили возможность пользоваться благами нашей материалистической цивилизации.

Облегчила ли эта свобода работу писателям в жанре рассказов о призраках? С одной стороны, да, потому что теперь мы имеем небывалое разнообразие тем и сюжетов. С другой стороны, нет, поскольку с традиционным, скажем так, устоявшимся привидением управляться значительно проще, чем с привидением, чьи пределы возможностей неизвестны. Если оно только воет и гремит цепями, мы знаем, чего от него ожидать и как с ним работать. Если оно проявляет себя исключительно в форме запаха или потока холодного воздуха, мы тоже знаем, как с ним работать. Даже с такими простыми эффектами, если умеючи их применить, можно добиться большой выразительности. Но если призрак настолько похож на обычного человека, что никто даже не замечает особой разницы, тогда в чем заключается разница? Где проходит граница между призраком и человеком?

Призрак Банко может явиться на пир, сесть за стол и испортить веселье живым, но Шекспир не дает ему ни есть, ни пить. Я не могу привести пример с ходу, но совершенно не удивлюсь, если мне встретится современное привидение, вполне способное и есть, и пить. Демократия установилась и в мире духов. Всем всего поровну! Почему бы призракам не вкушать пищу, как вкушаем ее мы с вами? Нельзя отнимать у них это право! Мы выступаем за справедливость! И все-таки необходимо поставить предел продвижению призрачных сущностей в мире материи, иначе призраки станут совершенно неотличимы от нас, а такого быть не должно. В какой-то момент мы должны осознать, что перед нами именно призрак — это будет момент потрясения, неожиданности и ужаса, и по спине у читателя пробежит холодок.

Собственно, это и есть кульминация рассказа о привидениях. Та самая точка, которая определяет успех или провал всей истории; и чем больше выбор сверхъестественных проявлений, тем труднее найти наиболее убедительный вариант: ведь если призраку можно и то, и другое, и третье, то почему же нельзя и четвертое? Вправе ли автор лишать его этой малой свободы? Мы скажем, что автор творит произвол, что он пристрастен и деспотичен; он оскорбляет не только читательское чувство справедливости, но и эстетическое чувство тоже. В прежние времена, когда у призраков и привидений не было никаких прав и свобод, равно как и доступа к благам материального мира, авторам было гораздо проще. Найти убедительный ответ на вопрос: «Если призрак не может ни того, ни другого, ни третьего, то с чего бы он вдруг смог четвертое?» — действительно проще, чем на вопрос, заданный выше.

Я ни в коем случае не призываю отобрать у призрачных сущностей эти права и свободы. Может, они и добавили сложностей сочинителям мистических историй, но чем тяжелее борьба, тем ценнее победа, если история хороша. Все зависит от воображения автора: как он будет выкручиваться, сможет ли убедить своего читателя, что призрак способен, к примеру, общаться с живыми по телефону, но не способен общаться по рации. Иными словами, сможет ли автор составить свод правил для призраков и привидений, причем таких правил, которые мы согласимся — и они согласятся — признать.

Примечания

1

© Перевод. Т. Покидаева, 2020.