Комикс про то, чего не было… Часть вторая

Леонид Владимирович Кузнецов

Нет в Колеснице Иезекииля никакой тайны. Не в Колеснице тайна. Да и вообще никаких тайн нет, если ты проснулся! Есть только тишина и покой. И воля. Безмерная! Когда возвращаешься… Туда, где был всегда. Где невозможно перестать быть и где время и смерть становятся просто словами.

Не знает он, идиот, о каком озере Исаия говорит!…

Мария осторожно поскреблась в дверь к Михаэлю. Долго не решалась к нему придти и до последнего ждала, что он, как настоящий мужчина, догадается… Явится к ней сам. Ну, хотя бы для того, чтобы пожелать спокойной ночи… Да мало ли зачем! Просто побыть с ней… Рассказать, понравились ли ему ее лошади. Ведь понравились же!… После того, как он так красиво вступился за нее и надавал по морде этому дураку, она больше уже не думала о том, что с ней случилось в Кесарии. Про эфиопок. И про фиалки… Теперь она вспоминала лишь свой дом, грозу в ту ночь, накануне их отъезда и его чудесную, такую сладкую клятву. А еще как он промазал и вместо того, чтобы поцеловать ее плечо… Как оба потом не знали, что в таких случаях нужно делать, и долго сидели молча. У нее дрожали коленки и в животе совсем обнаглел кто-то большой и бесстыжий…

Что красивого Мария нашла в драке — трудно сказать. Но разве это не было прекрасно?… А еще завтра они вдвоем пойдут смотреть город. И у них ведь теперь есть деньги. Много денег! Что-нибудь купят себе на базаре…

Она помылась как смогла, неприятно подивившись тому, что в таком шикарном дворце нет ни канализации, ни бассейна. Погоревала по этому поводу и надела ту самую рубашку, которая была на ней в их грозу. Тонкую, которая, как выяснилось, так удачно может “сама” сползать с плеча… И улеглась на узенькую постель ждать. Лежала и дулась… Извелась вся. Прислушивалась. А он все не шел. Мама тут еще заявила, что он вовсе не придет. Что она это точно знает. Хотя и хочет придти. Что думает он сейчас о ней. В том числе и очень неприличные вещи, которые порядочная девушка не должна мальчикам позволять. Пока она не замужем. Мария про “порядочную девушку” слушать не пожелала. Заткнула уши. Обиделась и на Михаэля, и на мать… Собралась поплакать, но сообразила, что от слез и обид на весь белый свет проку будет мало, а глаза распухнут и утром она будет некрасивая. —

— Неужели этот дурак не придет? Господи, ну кругом предатели! И жалкие трусы… А ты могла бы и погромче сегодня подсказывать, —

отчитала вдруг она свою мать. —

— Тебя там все равно никто не видел и не слышал, —

и, проглотив обиду, решительно поднялась с постели. —

— Вот только не надо мне сейчас ничего говорить!, — с угрозой зашипела она. — Уйди с дороги! И ничего я не больная! Сама ты… Просто я уже выросла. И это нормально. Сама же говорила… Господи, мама, ну вот о чем ты сейчас?! Если бы!… От него дождешься! — Он же до свадьбы будет руки за спину прятать! Дурак глупый… —

Вернулась к себе Мария где-то в полночь. Все, как матери про “руки за спиной” сказала, так оно и случилось.

— Вот наказание!…

Уснула по этому поводу несчастная.

— Ну да, поцеловались… Четыре раза. Последний раз — более менее…

Но фиалками все равно не запахло, хоть она и очень старалась…

— Господи, скорее бы свадьба! Ну невозможно уже!…

Сны ей снились те самые… Даже хуже! Их было три. Ни минутки поспать не дал…

— Совсем с ума сошел, дурак бешеный! Опять синяков везде наставил! Вообще что ли не понимает, что здесь все слышно?! — Стены тонкие, а двери… Как будто их и вовсе нет… Как хорошо было бы в том бассейне… Ну почему они все такие глупые?!…

Иосиф и Каифа долго еще сидели в пустом зале. Сидели и молча тянули вино, размышляя каждый о своем. Или об одном и том же?… Уж и слуги отправились спать. Первым очнулся Каифа.

— Ну так что скажешь?

— Ты об этих свитках? Или… Ты о чем?…, —

пряча глаза, малодушно заблеял Иосиф, и было видно, что он не готов к разговору. Не то, чтобы не хочет его, но словно чего-то боится. —

— А кто-нибудь о них знает?… Кто-нибудь еще читал?

— О-о-о, как с тобой весело! Узнаю моего храброго друга. Ну давай, потяни время. У нас же впереди вечность!… А знаешь, мне твой Сир понравился. Такой не даст Марию в обиду. И хорошо, что он не стал врать насчет того, какой он чистопородный еврей. Поди, всю дорогу учил его?

— Да я… А при чем здесь я, собственно?, —

растерялся раввин. Он понятия не имел, о чем Каифа разговаривал с Сиром, но представление о том, как ловко первосвященник умеет выведать всю подноготную, не задав ни одного прямого вопроса, имел.

— И потом, — что я понимаю в торговле?

Ну что ж, Иосиф, подслушавший лишь окончание их беседы, сделал правильных ход. Впрочем, Каифа не собирался ловить его на вранье. Вроде как не за тем сюда позвал, чтобы ставить в неловкое положение и заставлять изворачиваться. Однако, нельзя же было не поиздеваться над старым другом.

— “Собственно”…, — прицепился он к этому безобидному слову. — А в чем ты, “собственно”, разбираешься? Ну, кроме вина, конечно… И прекрасных дам…

— Да я…

— Ладно, — остановил он Иосифа и посерьезнел, — мог бы и сам догадаться: эти пергаменты читали все первосвященники, что были до меня. Все до единого!

Каифа только теперь, когда они остались наедине, получил возможность как следует разглядеть Иосифа. И отметил в нем что-то новое, чего прежде не было. Раньше, например, Иосиф не был таким пугливым. Не прятал глаза. И вообще лучше выглядел. Как-то посвежее. Налил еще вина — ему и себе.

— Знакомиться с этими свитками, — продолжил он, — наша обязанность. Там еще штук десять подобных… Читаешь их, принимаешь к сведению и прячешь под замок в надежде, что не ты, а какой-нибудь другой первосвященник наберется смелости и… Когда придет время… А я вот решился вытащить их на свет Божий и показать простому смертному. Все! Хватит юлить! Говори! Что я тут перед тобой комедию ломаю?…

— Так я теперь простой смертный?, —

все еще пытаясь уйти от разговора и понимая, что выглядит при этом глупо, решил изобразить обиду Иосиф. Расшевелить себя этим ему не удалось, но хоть голос немного окреп. Он даже приосанился и попробовал смотреть Каифе в глаза.

— А кто ж ты еще?, — не отказал себе в удовольствии поддеть Иосифа за живое Каифа. — Ты ведь теперь даже не член синедриона. Так, мелочь пузатая… Никто!

— Да уж, благодаря тебе…

— Благодари самого себя, старый дурак! Ты что же думаешь, я не знал, что ты собирался свергнуть меня и подговаривал на эту глупость других членов синедриона?!

— Да я…

— Что — ты?!

— Это был не я…

— Ну конечно… Вот только не надо мне сейчас сказки рассказывать! Тебя Ездра выдал. Я лишь посулил ему твою казначейскую должность, и он тут же тебя заложил. С легким сердцем. Как родного!

— Вот сволочь!, —

вмиг проснулся Иосиф. Каифа нашел лучшее средство разбудить друга.

— Это точно. А ты что же, действительно ему верил?

— Угу…

— Ну и напрасно, — равнодушно уронил Каифа. — Я о тебе лучше думал. Он, кстати, завтра твой героический подвиг собирается повторить. Решил по твоим стопам пойти.

— В каком смысле?

— В первосвященники метит. Господи, как же они, идиоты, любят по граблям ходить! Прямо неймется им. Уж и коалицию против меня составил. Как видишь, у нас тут все по-старому. Скучать не приходится.

— А как же?…, — удивился и, похоже, даже забеспокоился Иосиф. — Ты ведь уезжаешь утром к Ироду. Разве можно в такой ситуации?…, — он даже забыл про вино. И глаза загорелись.

— Да никуда я не еду. Не волнуйся. Мой отъезд — басня для Ездры, чтобы подтолкнуть его к решительным действиям. Надоело ждать. Уж больно он тянет. Так что завтра мы с тобой весь день проведем здесь. Взаперти. Будем по душам разговаривать и ждать новостей с поля боя. И вообще нам нужно решить, как дальше быть со всеми этими пророчествами… Ну, а уж если с Ездрой что не так пойдет, тогда, понятное дело, придется вмешаться.

— Так ты меня затем позвал, чтобы я этого гада остановил?

— Да забудь ты о нем! Считай, что он уже умер. Я его как щепку сломаю. Он сам в петлю залезет. За каждым его шагом в четыре глаза смотрят…, — и вдруг мечтательно прибавил: — А как было бы здорово, если бы он и в самом деле подох! Скажем, сгорел в огне! Или взорвался. Так, чтобы мокрого места от него не осталось!… Кстати, в Ершалаиме никто не знает о том, что ты в городе, — спохватился и переключился на другое Каифа. — Ваш градоначальник едет сейчас с моим архитектором домой. Так что никому не проболтается. А вот детей надо бы предупредить.

— О чем?

— Чтобы поаккуратнее себя вели. Я хочу, чтобы завтра они кое-куда сходили и там на них знающие люди посмотрели. Дали свое заключение, так сказать… А вот чего я не хочу, так это того, чтобы кто-нибудь из них узнал, что Михаэль — твой сын. И что ты сейчас у меня дома.

— Не понимаю, к чему такая таинственность?

— Ты свитки прочел?

— Ну да.

— Все?

— Разумеется!

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Если честно, — замялся Иосиф, — я не понимаю, зачем ты вообще мне их показал? Я ведь теперь никто. Сам же сказал.

— Ну давай, пожалуйся! Выжми из меня слезу. Давно я ни перед кем не каялся. Может все-таки по делу говорить начнем? Время позднее… Так что скажешь?

— Ну а что тут сказать? Писал…

Иосиф запнулся, не решаясь произнести вслух священное имя.

— Исаия, — наконец, с трудом выдавил он из себя и боязливо огляделся по сторонам.

— Это я и без тебя знаю, — холодно остановил его трепыханья Каифа. — Я тебя сюда не за тем вытащил, чтобы устанавливать авторство. По тексту — что?

— Ну… Это просто неслыханно!

Иосиф развернул один из пергаментов.

— К примеру, этот кусок: — “Вот, Отрок Мой, Которого Я держу за руку, избранный Мой, к которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на Него, и возвестит народам суд; не возопиет и не возвысит голоса Своего, и не даст услышать его на улицах; трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит; будет производить суд по истине; не ослабеет и не изнеможет, доколе на земле не утвердит суда, и на закон Его будут уповать другие народы.”

— А что тебя смущает?

— Так он же прямо, вот просто открыто пророчествует о Мессии.

— Не говори со мной, как с идиотом! Я и без тебя знаю, о ком там написано! Ты скажи, могу я этот пергамент показать синедриону?

— А разве ты сможешь его скрыть?

— Не валяй дурака!

— Ну да… Конечно…

— Так что?

— Я бы не стал.

— Почему?

— Потому что это — наша вера!

— Не понял…

— Он — наш Мессия.

— А у тебя Его что, кто-то отнимает?

— Но там же ясно сказано: — “На закон Его будут уповать другие народы”.

— Я помню, спасибо. Что из того?

— Как что?! А зачем нам “другие народы”?

— То есть?… Тебе жалко, что ли? Делиться не хочешь?

— Мне Мессию жалко.

— Интересно…

— Его же убьют!

— Прямо так сразу?

— А то ты не знаешь!

— И кто же Его убьет?

— Да твой синедрион и убьет!

— Это за что же?

— За то, что Он придет разрушить нашу веру.

— Каким это образом? Тем, что про любовь начнет говорить?

— Кому?

— Что кому?

— Кому Он начнет говорить про любовь, Каифа?

— Что значит — кому?

— Так ведь получается, что другим народам.

— Ну… И им тоже.

— Да не тоже! Исаия прямо говорит, что Он именно к ним придет!

— Ну, положим, придет Он сперва все-таки к нам. С нас начнет.

— Да какая разница — с кого Он начнет?! Теперь это уже неважно — к кому Он придет сначала!

— А что важно?

— То, что мы перестанем быть избранным народом!

— Ты действительно так думаешь?

— Так станет думать твой синедрион! Как будто ты не понимаешь…

— А как думаешь ты?

— Никак я не думаю.

— То есть…

— Наплевать мне!

— И давно? Что, тебе на все плевать?

— Нет, ну ты чего?… Я сейчас вообще не о себе. Я не о том… Просто мне все равно, избранные мы или нет.

— Вот это ты хватил!

— Это не я, это Исаия хватил! Если уж он такое пишет…

— Ну ладно. Предположим… А насчет второго свитка что?

— Тут я запутался.

— Больше не дам вина.

— Ты чего?, — обиделся Иосиф.

— Я могу пить с ворами. Или с убийцами. С последними даже предпочитаю. А вот с тупицами как-то противно, знаешь ли…

— Я тебя не оскорблял, Каифа!

— А я тебя пока что тоже…

— Ты говоришь обидные вещи!

— Только тупица мог не разобрать, о чем там сказано.

— Но я правда не понял, про какое озеро он говорит.

— Хватит врать!

— Что ты на меня орешь?

— А что тебе непонятно? Где там можно ошибиться? — К северу от Ершалаима не так уж много озер.

— Я не про озеро… Не могу понять, что значит “светлая отроковица в безумии своем откроет…”?

— Ну и что тебе не понятно?

— Кому она откроет?

— То есть как кому?

— Да в том-то и дело, что когда Исаия так пишет… Вспомни его пророчество об…

— Не отвлекайся!

— А я и не отвлекаюсь! Просто здесь действительно можно прочесть по-разному. Например, “она покажет”. То есть те, кто будут рядом, увидят Его? Или она им на кого-то укажет?… Кстати, он нигде не говорит, что, когда “она увидит” или “покажет” Его другим, то эти другие Его увидят. Это же — тайнопись… Или вот, например… Но это, конечно, вещь невозможная… Ну… Ведь можно и так это пророчество прочесть…

— Как?!, — не выдержал Каифа, — Говори уже, старый дурак! Не тяни!

— Или она увидит Его в себе… А что?, — испугался Иосиф, — Исаия мог ведь и это иметь в виду.

— То есть как?!…, — теперь уже опешил Каифа.

— Ну так, что она-то и окажется Мессией.

— Девчонка?!

— А где ты читал, что Мессия непременно должен быть мужчиной? Кто это сказал?

— Да какой из нее Мессия?!

— Из кого?

— Ну тебе что, в ухо дать?! Ты что, издеваешься надо мной, старый болван?!, —

непонятно с чего вдруг разволновался Каифа. Вскочил. Схватился за амфору. Даже пятнами весь пошел. Налил себе. Половину пролил на стол. Про Иосифа забыл.

— Не знает он, идиот, о каком озере Исаия говорит!…

Залпом выпил вино. Швырнул пустую чашу на стол. Медленно повернулся к Иосифу и негромко спросил:

— Так кто из них?