Комикс про то, чего не было… Часть вторая

Леонид Владимирович Кузнецов

Нет в Колеснице Иезекииля никакой тайны. Не в Колеснице тайна. Да и вообще никаких тайн нет, если ты проснулся! Есть только тишина и покой. И воля. Безмерная! Когда возвращаешься… Туда, где был всегда. Где невозможно перестать быть и где время и смерть становятся просто словами.

Чуть насмерть меня не уходил.

Как оказалось, не только Безликий провел эту ночь без сна. Многие члены синедриона тоже не сомкнули глаз. В основном те, что получили от Ездры послания. Ну, с этими все понятно — их не жалко…

Не до сна было и начальнику тайной стражи, потому как случилось много всякого. Вот только войны еще не хватало! К тому же из головы не выходил этот нелепый мальчишка с безумными глазами, прискакавший из Магдалы в Кесарию поздно вечером чтобы сознаться сразу в двух преступлениях, одного из которых он точно не совершал. Просто никак он этого сделать не мог. Одет был вполне прилично. Не оборванец. Слава Богу, хоть приехал затемно. Так что в Кесарии его никто не видел. Арестовывать мальчишку начальник тайной стражи не стал. Отправил его обратно домой, приказав держать рот на замке и сделать так, чтобы никто в Магдале не узнал, что он вообще покидал город. Хорошо еще, что отца дома нет. Где-то в отъезде.

Не удалось заснуть и молодому человеку, прибывшему накануне в Ершалаим из Копернаума. Вроде как и лег не голодный, но так странно ему показалось спать в свой последний день. Все лежал, ворочался и думал о сестре. О том, что теперь над ней, наверное, уже не посмеют издеваться. И о том, почему так несправедливо сложилась его жизнь. Вроде неплохо начиналась. И дела шли лучше некуда. Но вдруг… Прямо как у Иова, у которого Бог, поспорив с Дьяволом, в один прекрасный день отнял все. Чтобы испытать его. С Иовом все понятно, хоть и обидно, но только ему Бог вернул потом все обратно, ну, что забрал. И даже больше ему дал. Так что Дьявол остался с носом. Не удалось Дьяволу переиграть Бога. А ему? Он же не Иов! Вот за что, интересно, все это ему?! Впрочем, поздно уже… Главное, не сильно испугаться в последнюю минуту. Не начать дрожать. Может ведь и такое случиться. Нехорошо будет. Смеяться же начнут. Он, вообще-то, не очень храбрый… Глупо, конечно, умирать. И страшно. Ужасно страшно! Но ведь нет же другого выхода. А эти вроде как пообещали…

Не довелось уснуть в эту ночь и Константину. Принц, правда, и не думал ложиться. Так же, как и девчонки. Темнокожая с Певуньей всю ночь просидели у него на коленях. Жались к нему словно напуганные грозой котята и по очереди принимались плакать. Затихли только под утро. Но даже и тогда не уснули…

Приехавший в Ершалаим на рассвете и вошедший в странно безмолвный дом временного прокуратора Иудеи начальник тайной стражи был — как бы это помягче сказать — несколько озадачен представшей его взору картиной. Да, пожалуй, именно так: озадачен.

Никаких вопросов, однако, он задавать не стал, поскольку понял, что никто ему на них все равно не ответит. Вот просто не сможет этого сделать. Что, собственно, не сможет — внятно ответить? — Нет, элементарно раскрыть рот. А что здесь произошло что-то нехорошее, он и сам догадался. Причем сразу. Не дурак все-таки. Не первый день на свете живет.

— И насколько нехорошее?, —

разглядывая застывшие фигуры, попытался определить начальник тайной стражи если не масштаб, то по крайней мере характер катастрофы. И сам себе ответил:

— Ну, как если бы, к примеру, кто-нибудь умер. Внезапно и прямо здесь — у них на глазах. Да еще, не дай Бог, не своей смертью. Или даже того хуже, —

прибавил он, помня, что первые версии, в пользу которых, как правило, свидетельствует лишь их кажущаяся очевидность, обычно не бывают последними. —

— Хотя что может быть хуже?, —

Он понюхал воздух, который был пропитан даже не страхом, а какой-то липкой, раскрашенной коричневым пустотой, и вдруг поймал себя на том, что боится смотреть на сидящих в кресле призраков. —

— Ну, девчонок, положим, можно было напугать какой-нибудь ерундой, просто страшной историей, рассказанной в темноте. Тоже мне проблема, заставить малышню визжать от ужаса. Я таких историй тысячу знаю!

Начальник тайной стражи почувствовал, что сворачивает куда-то в сторону. Куда-то не туда.

— А почему, собственно, я начал вилять?, — продолжил он диалог с самим собой. — Это еще что за новости? И все из-за того, что я не могу разродиться нормальной версией? А может потому, что не хочу знать правду? Вот и придумываю. А, собственно, на что я так боюсь посмотреть?, —

и нехорошие догадки полезли в голову. Даже пить захотелось. И выйти на воздух. —

— А в самом деле, что это я распсиховался? С каких пор я стал бояться пустоты? И при чем здесь страшные сказки, рассказанные на ночь? При чем здесь вообще девчонки? Да я их первый раз в жизни вижу. Наплевать мне на них! Это, наверное, любовницы Елены… Я что-то слышал… В Александрии их себе купила… А вот на что мне не наплевать, — начальник тайной стражи потянул носом, — так это на то, почему глаза Константина превратились в стекло. Интересно, что же они тут увидели? И чем здесь так странно пахнет?

Начальник тайной стражи принюхался и понял, что за последнюю минуту он по крайней мере дважды терял сознание. Пусть на мгновение, но терял! Не раздумывая, он встал под ледяные струи водопада… Помогло. Немного приободрился. И запах перестал так уж сильно пугать. Только вот голова еще немного кружилась и снова захотелось стать маленьким.

А запах тем временем уже сделался синим и определенно приятным. Во всяком случае его уже нестрашно было вдыхать, потому что он напоминал… Нет, невозможно вспомнить, что именно…

— Да, действительно, сильная картина, —

сказал он себе, смело глянув в сторону тех троих. И решил больше не паниковать, несмотря на то, что противный холодок таки залез к нему за шиворот, свил там паутину и начал расползаться по спине клейким ядовитым ознобом.

— Чтобы довести принца до такого состояния, надо было очень постараться. Интересно, что ж тут случилось?, — снова спросил он себя, пытаясь унять дрожь. — Кто бы мог такое с ними сделать?

Ответа на этот вопрос, естественно, не последовало. Логика молчала. Интуиция работать в таких условиях тоже отказывалась.

— Да, грустная картина.

Начальник тайной стражи прошелся по салону, делая вид, что ему нестрашно.

— Итак, что мне тут непонятно?, — зашел он с другого конца. — Что вообще здесь не так?, — и сам себе ответил: — Да тут все не так! В первую очередь то, что эти трое ничего не предпринимают. А ведь, если бы они что-нибудь натворили, или им кто-то угрожал… Но они ведь даже не защищаются! И не заметают следы. Не зовут на помощь, а просто сидят и молчат. Словно и правда окаменели. Словно они чего-то ожидают. Как будто кошмар, с которым невозможно сражаться и от которого бессмысленно бежать, еще впереди. И что, этот ужас случится при мне?…

Фантазия начала рисовать что-то уже совершенно непотребное:

— Вот сейчас огромный железный хвост снесет стену. Нет, не эту. Вон ту. И Тот, с мерзкими когтями, ужаснее которого не бывает, заползет в тебя. Он даже умереть тебе не позволит. Не так быстро во всяком случае, как тебе захочется. Как же они его здесь называют? — Сатаной, кажется… Бежать? Я ведь еще могу двигаться… Я же еще не окаменел. Как эти трое… Стоп!, —

Начальник тайной стражи устыдился минутной слабости и снова забрался в далекий сицилийский водопад, из которого вся деревня брала воду. Встал под оглушительные счастливые струи. Вернулся в детство, в котором было столько неба! И мать никогда не могла дозваться его ужинать… Через минуту он уже знал, что никуда не уйдет. И не только потому, что обязан охранять прокуратора. А еще потому, что захотел увидеть сам. Что бы это ни было! Он ощупал кинжалы, спрятанные за поясом и усмехнулся своим приготовлениям.

— Как будто это может защитить. — Тут не кинжалы нужны!

Он уже понял, откуда придет неведомое. Из-за какой двери сюда войдет невозможное. Собственно, определить это было несложно. Достаточно было взглянуть на мумии. Их слепые глаза куда-то ведь смотрят. И потом — запах… Начальник тайной стражи попробовал взять себя в руки, отвлечься. И удивился тому, как легко это ему удалось. Во всяком случае руки потеть перестали.

— Так, зачем я здесь?

Он вспомнил, что явился к временному прокуратору Иудеи с обычным утренним докладом.

— Ну вот и отлично, —

прокашлялся и начал с неприятностей. Громко, как будто его здесь кому-то могло быть плохо слышно. Как будто его кто-то вообще слушал…

Первой новостью было то, что на востоке отмечены подозрительные перемещения войск слишком уж настойчиво заявляющего о своем дружелюбии соседа.

Вторая заключалась в том, что одноглазый до сих пор не пойман и неизвестно, где, сволочь, скрывается, почему принято решение усилить меры личной безопасности прокуратора, а также известной им обоим особы.

Третья новость касалась все той же особы и прискакавшего этой ночью к начальнику тайной стражи безумца, решившего повесить на себя сразу два страшных греха, первый из которых был явно не его, а второй надлежало еще аккуратно, без лишнего шума расследовать, хотя особых сомнений насчет того, что именно он вчера днем, купаясь в озере, утопил своего приятеля, не было. Уж очень правдоподобно звучали в его устах детали. Пирата, кстати сказать, утопил. Что до убийства римского офицера, — “случайно бросил из пращи камень и попал в висок”, — то здесь начальник тайной стражи, которому девчонки явно мешали говорить свободно, сказал, что мало доверяет словам малолетнего преступника, который судя по всему себя оговаривает, но, кажется, понимает его мотивы. Мальчишка ночью был отправлен обратно в Магдалу. Ему велено обо всем молчать и затаиться. Никому о поездке в Кесарию не рассказывать и вообще вести себя “как обычно”, не привлекая к себе внимания, потому как возникла одна мысль…

И вдруг начальник тайной стражи замолчал. Не потому, что его здесь никто не слушал, и говорил он словно в пустой комнате. Сам с собой. А потому, что скрипнула дверь. Мертвые лица Константина и двух уже неспособных плакать девушек перестали быть мраморными. Они сделались восковыми и, казалось, что начнут сейчас таять. Начальник тайной стражи вытащил из-за пояса кинжалы и спрятал их в рукавах. Передумал. Один быстро засунул обратно за пояс. Второй крепко зажал в руке. На виске проснулась маленькая жилка и щекотно забилась. Во рту пересохло. В коридоре послышались неровные шаркающие шаги. Они приближались. И вот тут уже отчетливо запахло фиалками… Ну точно, это же их аромат он все время слышал! Запах просачивался сюда оттуда — из-за этой самой двери. Далекий. Прекрасный. Очень тонкий. А сейчас словно кто-то разбил за дверью целый флакон духов…

Елена вошла в салон явно не ожидая здесь кого-либо застать. Да она и не сразу увидела людей. С трудом передвигая не слушающиеся ноги, она доковыляла до стола и принялась не есть, а буквально пожирать все, до чего могла дотянуться, запихивая в рот еду обеими руками. Словно несколько дней не ела. Естественно, сразу же подавилась. Еще бы, так торопиться. Схватилась за бокал Ава. Выпила одним громким глотком все вино, которое в нем оставалось, попробовала налить из кувшина еще, но даже двумя руками не смогла его поднять. Сил уже не было. Никаких.

Начальник тайной стражи словно из другого мира — из тени своего ужаса — шагнул к Елене и подхватил падающий кувшин. Только в этот момент она его и заметила. Даже вздрогнула от неожиданности. Однако уже в следующую секунду оправилась и приветливо заулыбалась. Удивилась, конечно, но, похоже, и обрадовалась тому, что оказалась не одна в этом странно опустевшем доме. Опять же, кто бы еще налил ей вина! И вдруг покраснела. Прямо пунцовая стала. Опершись о спинку кресла, она какое-то время соображала, не сесть ли ей в него, однако поняла, что, если сделает это, то уж точно из него не выберется. Прямо в нем и заснет.

— А ты давно здесь стоишь?, —

спросила она единственного во всем доме живого человека. Спросила, не глядя ему в глаза, сильно заплетающимся языком, хотя непохоже, чтобы была пьяна. Просто ее не слушались уже не только ноги.

— Пару минут, —

Начальник тайной стражи постарался ответить как можно спокойнее. Хотел сделать это даже развязно, но не получилось — голос предательски дрогнул.

— Так что самое интересное я, похоже, пропустил. Здравствуй, Елена.

Слова приветствия дались ему уже проще, однако, для того, чтобы поцеловать ее в щеку, ему пришлось совершить над собой некоторое усилие и рука, сжимавшая в рукаве кинжал, чуть не раздавила рукоятку. Удостоверившись в том, что щека у девушки теплая, другими словами, что перед ним обычный, а, главное, живой человек, он почувствовал себя увереннее и сказал себе, что умрет позже, не прямо сейчас. Даже улыбнулся.

— Давно не виделись. Валерий Грат о тебе все время спрашивает. Совсем нас забыла, бессовестная. Носу не кажешь. А, кстати, неплохо выглядишь, —

пошел он заговаривать ей зубы, одновременно лихорадочно соображая, что же такого могло случиться за этой дверью. Почему Константин и девчонки с таким ужасом смотрят в бездну, из которой Елена только что вышла, изрядно помятая, но все-таки на своих ногах? И, что любопытно, без всякого ужаса в глазах. Что там — за этой дверью? Или кто? И что такое известно этим троим, чего не знает она?

— Слушай, он у тебя там вообще живой?, —

изобразив хитрую улыбку, бросил пробный шар начальник тайной стражи и, подмигнув, кивнул на ту самую дверь.

— Да он-то живой, —

с неожиданной готовностью подхватила Елена, изумив своего собеседника даже не тем, что и с какой интонацией сказала, а тем, что в ее голосе ему послышалось что-то такое… —

— Нет, а вот этого никак не может быть, —

мотнул он головой, стряхивая наваждение. —

— Спать ложиться нужно по ночам. Хотя бы изредка, — сказал он себе, — Эдак ведь и загнуться недолго, если уже сны начинаю наяву видеть. Докатился!

— Что ему сделается?, — продолжала тем временем Елена. — Сделал свое дело, паршивец, чуть насмерть меня не уходил, и спать завалился. Ты представляешь, дрыхнет сейчас себе преспокойненько, а я тут с голоду помирай! Вот какие мужчины теперь пошли. Мог бы, между прочим, сам за едой сбегать. И мне в постель принести, —

Что-то непохоже это было на жалобу. Да она определенно хвасталась! Хоть и смущаясь… Как отчаявшаяся и ни на что уже не надеявшаяся девчонка, неожиданно получившая свое. И даже с избытком получившая.

— Ну, главное, чтобы все были целы. И довольны, —

подмигнул Елене начальник тайной стражи, по-прежнему не забывая улыбаться и не сводя с нее глаз, превратив себя в сухую губку, жадно впитывающую любой намек, все, что хоть как-то сможет пролить свет на распространяющееся вокруг безумие. И в этот момент первый лучик солнца, переползший через перекладину окна, уселся на щеку смеющейся, не перестающей жевать Елены. То ли необычное освещение так сыграло, то ли действительно сказалось хроническое недосыпание, когда глаза начинают видеть то, что им подсказывает вчерашнее, на мгновение вдруг всплывшее сновидение… Он даже не мог вспомнить, кого именно увидел…

— Не пойму, ты похудела, что ли?

— Если бы!…, — отмахнулась от комплимента Елена. — В мои годы уже не худеют.

Однако, не преминула себя оглядеть, что было удивительно и что еще более насторожило начальника тайной стражи.

— Ее снова стало волновать, как она выглядит? Любопытно…

— А и правда, — растерянно протянула Елена, перестав есть.

— И ростом как будто пониже стала, —

отметил про себя начальник тайной стражи. То есть не вслух сказал, а всего лишь подумал. Ни звука не произнес! Но она услышала…

— Просто я босиком сейчас…

И эта ее странная попытка оправдаться… Рука, сжимавшая кинжал, побелела.

— Здесь что-то не то…, —

напрягся всем телом начальник тайной стражи, стараясь не обнаруживать своего испуга. —

— Она что, меня еще и слышит? Да что с ней такое?, —

и вдруг непонятно почему ему вспомнились вчерашние катания на ипподроме. Мелькнула перед глазами бешено мчащаяся колесница. И пропала.

— Нет, она, конечно, тоже — девчонка непростая, но точно не из их компании. Здесь что-то не чисто!

— Я правда босиком!…, —

попыталась настоять на своем Елена и вконец потерялась. Вот теперь он был почти уверен в том, что и говорит она не своим голосом. То есть своим, конечно, но…

— И вообще, она ведет себя как двенадцатилетняя девочка. Что это еще за хвастовство постельными успехами — “Чуть насмерть меня не уходил”. — Это же совершенно не ее стиль. Елена — из семьи уважаемых патрициев. И потом, все знают, что мужчин она теперь к себе близко не подпускает. Константина, правда, иногда удостаивает… Но исключительно его. И только по большим праздникам. В таком случае, кем же она мне сейчас хвастается? Да еще при Константине! Он же их обоих сейчас!!… Впрочем, принц, похоже, сейчас опасности ни для кого не представляет. Ему бы самому…

— А что, я правда ниже ростом стала?

— Ну, с возрастом это со всеми случается. Так что особо не расстраивайся, —

отшутился начальник тайной стражи, стараясь подбодрить не столько ее, сколько себя. —

— В определенном возрасте все мы начинаем вниз расти. Кстати, а сколько тебе? Извини, забыл…

— Не помню, —

честно призналась Елена. Он видел, что она действительно пытается вспомнить. И не может! —

— А что ты там говорил?… Что у меня должно расти?

— Ну, это я сказал…, — мозги заработали на полную катушку. — Я сказал, что, если у тебя еще горб начнет расти, так ты и вовсе будешь под стол пешком ходить.

Блистательно выкрутился. Молодец! Даже самому понравилось.

Следующий бокал пошел как родной.

— Вот хам!, — оттаяла Елена и улыбнулась, — Еще налей. И хватит мне голову морочить! Сам иди под стол! Дурак глупый. Не видишь, что ли, в каком я состоянии? Слушай, а я что, правда громко орала?

— К сожалению не слышал. Я ж тебе говорю — только пришел.

— К сожалению!, — передразнила она его. — Вот именно!, — пошли пьяные откровения. — Ну да… А что? Даже если и кричала. Я не помню…

— Ты сама-то жалеть ни о чем не будешь?, — осторожно поинтересовался начальник тайной стражи.

— С ума сошел?! Да я…

— А знаешь, ты и правда отлично выглядишь. Прямо расцвела вся. И пахнешь как-то…, —

стал уносить ноги из этих дебрей начальник тайной стражи, обратив внимание на предостережение, написанное в просыпающихся глазах Константина и девчонок, временами уже поглядывавших на него.

— Да, пожалуй, не стоит особо зарываться, —

согласился он с ними.

— Ой, да ладно тебе, расцвела…, — еще шире заулыбалась Елена, — Скажешь тоже!, — однако не успокоилась и спросила: — А чем, кстати, я пахну? Только гадости не говори!

— Да не пойму. Как-то очень вкусно. Вы там что, на цветочной клумбе все это проделывали? А знаешь, мне раньше казалось, что у тебя серые глаза.

Конец ознакомительного фрагмента.